Между прошлым и будущим

    Чёрный внедорожник кружил по Замоскворечью, выруливая на улицу Большая Ордынка. Вёл его Иван Быков, ему чуть за сорок, он крупный сильный мужчина, сумел пережить лихие девяностые, сколотить не хилый капитал и теперь он владелец и директор небольшой, но процветающей фирмы. Жена Ивана, Кристина, сидела рядом на пассажирском сидении и смотрела в окно. Кристя не на много младше мужа, но выглядит лет на десять моложе: Иван на красоту жены денег не жалел.
    Они оба из одного маленького городка в Волгоградской области. Первым приехал Иван, освоился, обжился, потом привёз Кристину. Она догадывалась, чем занимался Иван и что это за «бригада» такая, но делала вид, что не знает. А когда Иван обзавёлся легальным бизнесом, вздохнула с облегчением. Они вместе владели фирмой и дела вели вместе.
    Любил Иван свою Кристю, любил с самого детства, она это знала и этим пользовалась. Сколько раз Иван говорил, что будет твёрд со своей женой, но она подластится и он таял.
    Второе сентября, дети в школе, Иван с Кристиной едут в офис.
    Впереди купола храма Папы Римского Климента, Кристина повернулась к Ивану.
    - Вот сколько раз проезжаем мимо этой церкви и каждый раз меня охватывает волнение, внутренняя дрожь, как будто меня с этой церковью что-то связывает. Что-то такое, переломное в моей жизни.
    Иван остановил внедорожник у храма.
    - Давай выйдем и посмотрим, что там тебя связывает. Действительно, сколько раз проезжали мимо, а внутри ни разу не были.
    Кристина кивнула, соглашаясь, накинула лёгкую косынку на голову, и они вышли из машины.
    Храм поражал внутри своим великолепием и пространством. Они прошли к центру церкви, народу было мало, только что кончилось богослужение. Кристина дрожала всем телом, Ивану тоже было не по себе.
    - На экскурсию, молодые люди?
    Иван и Кристина дружно оглянулись, перед ними стоял священнослужитель, кто он по церковному чину, они, конечно, не знали.
    - Да. Сколько раз мимо проезжали, а внутри не были, - смущаясь сказал Иван, - а что это у вас вокруг церкви как бы крепостная стена?
    - Так и есть, - ответил священник, - здесь была стрелецкая слобода, пока их Пётр I не выселил. Вокруг храма был острожек, маленькая крепость, предпоследняя перед Кремлём. Последняя была на Балчуге вокруг храма святого Георгия. Отсюда, от этого храма и началось изгнание поляков из Москвы. Он тогда, правда, был деревянным.
    - Храм был деревянным, - прошептала Кристина, - на улице полуденное солнце, а здесь полумрак, горят свечи, пахнет воском.
    - Пахнет воском, горят свечи, - повторил за женой Иван странным голосом, - и кровь на полу, и покойники…
    - Да, - удивлённо произнёс священник, - так, наверное, и было. У вас хорошее воображение, молодые люди. Сначала поляки отбили острожек у наших, потом наши отбили его у поляков, убитые, конечно, были. И к вечеру наши выгнали солдат пана Ходкевича, польского гетмана, из Москвы. А вы муж и жена?
    - Да.
    - Венчанные?
    - Нет. За этим и пришли, обвенчаться хотим в вашей церкви.
    Кристина удивлённо посмотрела на Ивана.
    - Жена, ты против?
    - Нет, - замотала головой Кристина. – И всё-таки мне здесь как-то не по себе, как будто я уже здесь была. Хотя точно я здесь впервые.
    - У меня тоже такое чувство, - согласился Иван.
    - Бывает, что Господь приоткрывает пелену, открывая будущее, - сказал священник, - а бывает, что и прошлое. Но прошлое мало кого интересует, больше будущее. Пойдёмте со мной, наметим день вашего венчания.
    Иван и Кристина вышли из храма молчаливые и задумчивые.
    - Может быть, не надо здесь венчаться? – усомнилась Кристина.
    - Уже договорились, какая разница. Венчание двадцатого октября, долго как-то.
    Внедорожник Ивана ехал по Большой Ордынке, вон показался крест Екатерининской церкви - за ней поворот, и они в офисе.
    Но тут из Малого Ордынского переулка вылетел «джип», круто повернул направо, и его вынесло на встречную полосу, Иван не успел среагировать, как «джип» врезался в его внедорожник.

    ***
    Палили пушки с Климентьевского острога, шла венгерская пехота, махали саблями казаки пана Зборовского и запорожцы атамана Ширая, а с севера, из Кремля и Китай-города могли сделали вылазку засевшие там поляки полковника Струся, но почему-то не сделали. Тяжело биться, ожидая удара в спину.
    Острог, деревянную крепостицу вокруг деревянного храма Папы Римского Климента, казакам земского ополчения не удержать. Пороховой дым от пушек и пищалей сливался с туманом Москвы-реки.

    ***
    Иван открыл глаза. Нет, это не дым, просто пелена перед глазами, но пушки в голове грохотали. «Реанимация», - догадался Иван, - «Жив. Подушки безопасности сработали». Он повернул голову налево, на соседней кровати лежала Кристина. Жива! Движения утомили Ивана, он закрыл глаза и стал погружаться в туман. Гул сражения в голове утих. Зато появился голос, он срамил, взывал к совести, Ивану стыдно слушать его, стыдно, что бежали из Климентьевского острога.
    - Не стыдно, казаки, видеть белых польских орлов на православном храме? Католики в православном храме!
    Со Вшивой горки от церкви великомученика Никиты хорошо было видно, как вдалеке за рекой на храме Папы Римского Клемента развевались красные стяги с белым польским орлом.
    Иван знал, кто взывает к совести казаков. Это Авраамий, келарь Троицко-Сергиева монастыря. Он стоял на телеге, крытой попонами и пытался уговорить казаков опять перейти в брод Москву-реку и отбить острог у поляков.
  - Где ваша слава, казаки? Померкла? Не ваши ли деды-прадеды Казань брали? А вы в карты да в зернь играете в то время, как ваши православные братья чашу смертную пьют!
    - Что зря кричать, келарь? – отвечали ему казаки. – Вот наши придут, и мы ударим.
    - Каких ещё наших вы ждёте, казаки? Наши не придут, наши все здесь. Князь Пожарский собирает воев у Ордынского брода, Кузьма Минин ведёт с Воронцова Поля дворян князя Трубецкого. Остальные из войска православного прячутся за печами, в лопухах да крапиве, и нападают на проклятых католиков-ляхов гетмана Ходкевича. И только вы в карты да в зернь играете и не хотите постоять за веру православную!
  - Мы наги и нищи, - кричали казаки, - жалованья давно не было.
  - А в зернь играть деньги есть, - упрекнул Авраамий и поднял два перста к небу. - Вот! Князь Дмитрий Михайлович сказал мне, что если веры и совести у казаков окажется недостаточно, то дать вам злато-серебро, что прислала моя братия с Троицкого монастыря.
    Аврамий соскочил с телеги, откинул попоны и отошёл в сторону. Перед глазами казаков на летнем полуденном солнце засверкало серебро. Вздох удивления вырвался у казаков.
    К телеге подошёл яицкий атаман Неждан Нечаев, стал рассматривать серебряный лом, брать в руки.
  - Так это же потир, а это кадило, а это оклад с иконы. Это что такое, келарь? Серебро монастырское?
  - Последнее решили братия мои положить на алтарь победы, ничего не жалеть.
  - Что, браты, казаки, - закричал Неждан, - у нас и вправду совести и веры не оказалась? Я серебро церковное в оплату не возьму, грех. И так у меня грехов как на собаке блох. А самый большой брать не буду, нет. В острог ляхи обоз завезли для тех бедолаг голодающих, что в Кремле засели. Добычи хватит, браты. Ляхи думают, что они нас разбили, а нас без хрена не сожрёшь. Айда на острог! Ванька Бык, что молчишь? Скажи что-нибудь.
  Ванька встрепенулся.
  - А что, пошли!
  Казаки засмеялись, сели на коней и через брод подались к храму Папы Римского Климентия.
  Венгерская пехота и немногочисленная польская шляхта, оставленная для охраны Климентьевского острога и обоза для гарнизона Кремля, не ожидала появления только что наголову разбитых русских. Венгры изумились и побежали. Казаки настигали их и с остервенением рубили, мстя за позор утреннего поражения.
    Среди возов металась девушка в польском платье, Ванька Бык чуть конём её не придавил. Она посмотрела на него испуганными глазами и бросилась прочь. Казак попытался поймать её, девушка вывернулась.
    - Гжегож! - позвала она и в голосе отчаянье.

    ***
    Иван вынырнул из небытия. Сколько он находился в нём, неясно, всё та же реанимационная палата. Иван повернул голову налево. Кристина смотрела на него испуганными глазами. Он хотел сказать ей, что с ним всё в порядке, пусть не боится, но опять провалился в никуда.

  ***
  - Гжегож!
  Ванька пустил коня за ней, он как-то душой понял, что эта девушка должна быть его и только его, а никакого не Гжегожа. Девушка бежала, оглядывалась, и страх прыгал в её голубых глазах.
  - Гжегож!
  Польский латный гусар появился откуда-то неожиданно, выстрелил из пистолета, Бык еле успел увернуться.
  - Пся крев! – выругался всадник, отбрасывая бесполезный пистолет и позвал: - Кшися!
  Девушка бросилась к нему, он посадил её боком в седло перед собой, и они поскакали прочь из острога. Ванька бросился в погоню. Они неслись через лабиринт сожжённых изб, выскочили на Ордынку и помчались в сторону Кремля. Гжегож вёл коня так, чтобы оставаться чуть левее от Быка, и тому рубить саблей его было не с руки.
Вдали показались царские сады, улица Балчуг, за ней наплавной мост через реку и Кремль, где засели поляки. А перед рекой острожек вокруг церкви Георгия на Ендове, позавчера отбитой поляками у казаков земского ополчения. Гжегожу и Кшиси осталось чуть-чуть, и они в безопасности, у своих.
    Ванька зло осклабился, вытащил из-за пояса пистолет, подсыпал свежего пороха на полку и взвёл курок. Подскакав почти вплотную он выстрелил в правый бок ляху. Гжегож прогнулся и стал заваливаться на бок и рухнул с коня. Кшися завизжала, Иван ловко подхватил её и посадил перед собой в седло, одновременно разворачивая коня. Девушка оцепенела от горя, не сопротивлялась.
    Казаки в Климентьвском остроге деловито грабили обоз Ходкевича. И поляки со стен Кремля в подзорные трубы могли наблюдать, как провизия, предназначавшаяся им, переходит в руки проклятых схизматиков-москалей.
    Ванька Бык въехал в острог. Флаги на храме с белым польским орлом успели сменить на малиновые знамёна с Христом Вседержителем в белом круге.
    - Браты! – крикнул он. – Эта ляшка моя. Моя жена. Если погибну, пусть её возьмёт, кто хочет, а пока я жив, она моя.
    - Любо, Бык, - отвечали казаки, - пусть так и будет.
    Ванька подъехал к вратам церкви, соскочил с коня, снял с седла ляшку и поднялся в храм. Кшися висла на руке Быка в полуобморочном состоянии.
    Настоятель храма Папы Римского Климента от просьбы казака оторопел. Он утром отпевал своих погибших, теперь раздумывал: надо ли отпевать католиков? А тут – венчание.
    - Чадо, - сказал он Быку, - в полдень вы обвенчаетесь, а к вечеру она вдовой может стать.
    - Всё в руках Божьих, - согласился Ванька, - Я потому и хочу с ней обвенчаться, чтобы на том свете нам вместе быть. Или так не будет?
    - Будет.
    - Тогда венчай!
    - Так она католичка.
    - У нас на Яике на татарках женятся и персиянках. Не всегда венчаются, чаще вокруг куста по солнцу обойдут и, считай, поженились, но и у невенчанных детишки рождаются.
    - В грехе, - напомнил поп.
    - Да, но по воле Божьей. Так, батюшка, будешь венчать?
    - Буду. Как звать?
    - Иван.
    - А невесту?
    - Кшися.
    - Как? – не понял поп.