На этом экзамене потери были больше. Пять человек получили двойки, и многие получили тройки. Пятерки были только у Юрия, меня и еще одного парня из Белоруссии Бештейнова Юрия. Получившим две двойки грозило отчисление. На следующий день двадцатой группе предстояло пройти медицинскую комиссию. С самого утра, еще до завтрака группу отправили сдавать анализы. Требовалось сдать кровь с пальца и мочу.
В училище медицинская комиссия была более строгой, чем в военкомате. Это было естественно, потому что им предстояло отобрать годных для летного обучения курсантов. Комиссия была общей для всех, независимо от того, кто собирался летать или работать на земле. Всех проверяли по одной программе: на пригодность к летному обучению.
На этот раз организация работы комиссии была другой. Кандидаты по очереди заходили в кабинеты врачей, где их осматривали и испытывали на различных приборах и установках.
Я, как и все остальные, проходил по очереди кабинет за кабинетом. Вот уже хирург, окулист, невропатолог были уже позади. В моей медицинской карте были одни и те же записи: “Годен к летному обучению”. Посмотрел результаты анализов - все в норме. Оставалось пройти только ЛОР. Я подошел уже к его кабинету, но мое внимание привлек у кабинета невропатолога возбужденный расказ Джана Батюшкова, парня из Москвы.
- Понимаете, она меня начала оскорблять, - возмущался весь красный от волнения юноша. Какими только словами она меня ни обзывала. И “недоносок”, и “кретин”, и “недоделанный”, “полуумок”. Я не выдержал и ответил ей, а она мне написала: “Повышенная возбудимость”.
Речь шла о невропатологе. Среди всей команды врачей она была самой молодой и привлекательной. Шел август месяц, и харьковское лето было сухим и жарким. Молодой врач надела белый халат из не очень плотной ткани и только на трусики. Он очень выгодно подчеркивал ее весьма соблазнительные женские формы.
Многим ребятам в этих условиях было не до женских прелестей, да и к тому же, женщина в белом халате не было олицетворением сексуальности. Они даже себе не могли представить, как видеть в человеке в белом халате женщину. Но Джан был другого сорта, он был из тех мужчин, о которых Шолохов бы скзал: “Злой до баб”. И, несмотря на свою молодость, молодой врач оказалась опытным специалистом, она сумела заметить его взгляд и специально спровоцировала его на этот инцендент, чтобы проверить его реакцию.
Я вспомнил, что действительно машинально отметил пышную грудь молодой женщины, выглядывающей из выреза халата, когда она наклонялась, чтобы постучать молоточком по его коленям. Но не более того.
Последним в списке врачей у меня был ЛОР. Осмотрели внешне мой нос, уши, горло, проверили слух, проверили спирометрию. Мне удалось выдуть почти 6000 кубических сантиметров, что говорило о хорошем состоянии легких. Хороша была динамика при вдохе и выдохе. Но вдруг неожиданно для меня предложили сесть на “вертушку” - кресло Барани, прибор для проверки вестибулярного аппарата. Я не готов был к этому, ведь я не собирался летать. И на качелях я чувствовал себя недостаточно хорошо, да и в машине меня иногда укачивало.
Но делать было нечего, пришлось сесть в кресло. Оборот, оборот, еще оборот, еще много-много оборотов. Весь кабинет с его обитателями, мебелью и установками слились в одну бегущую полосу. Пришлось закрыть глаза, опустить голову на колени. Но от этого легче не стало. И вот кресло, наконец, остановилось.
- Встаньте прямо! Я встал. В глазах продолжало все кружится и клониться вправо. - Пройдите по одной половице к двери!
Я шагнул. Все кружилось и валилось набок. Доска уходила из под ног. Собрав всю волю, дошагал до двери. Мне казалось, что шел я наклонившись в сторону. Но все он дошел.
- Подойдите ко мне. Врач осмотрел зрачки, взял его медицинскую карту и к моему удивлению написал: “Годен к летному обучению”.
Когда я выходил из кабинета, голова еще кружилась, поташнивало и мутило. На фоне этого самочувствия даже не возникло чувство радости, что уже преодолен один из самых сложных этапов. До самого обеда провалялся на своем довольно похудевшем соломенном тюфяке. Только получасовой сон после обеда снял неприятное чувство головокружения. Долго валяться было некогда, завтра экзамен по физике.
К физике относился я неоднозначно. Все, что касалось электричества, света и оптики я знал хорошо. Что же касалось механики, движения, сил трения - знал хуже и поэтому недолюбливал эти темы. Но любишь не любишь - нужно было учить, повторять. Снова пришлось до вечера засесть за учебники.
Вечером после отбоя ребята тихо беседовали, лежа на своих матрасах. Было странно, почему до сих пор никто не был отчислен. Были среди них те, кто уже успел получить по две двойки и те, которых забраковала медицинская комиссия. Окончательно все решала мандатная комиссия.
На следующий день экзамен по физике прошел гладко. Задача и вопросы оказались достаточно простыми. Удалось ответить на все вопросы. Преподаватель не задал ни одного дополнительного вопроса, выслушал спокойно, поставил пятерку и отпустил.
Итак, три экзамена и медицинская комиссия уже были позади. Но завтра сложный день: два экзамена сразу: русский письменный – диктант, и русский устный. С письменным русским приемная комиссия не стала мудрствовать лукаво, не стала терять время на проверку сочинений кандидатов, а решила просто - писать диктант. Кто грамотный - тот напишет, а кто не грамотный - видно будет сразу. А литературу можно проверить и на устном.
Наступил последний решающий день 12 августа. В небольшой уютной аудитории собралась группа. На сей раз не годились ни книги ни шпаргалки. Вошла преподаватель русского языка одной их харьковских школ. Как обычно, старший доложил ей о прибытии группы на экзамен. И все началось сразу с места в карьер.
- Взяли листки, в правом верхнем углу написали номер группы, свою фамилию, инициалы и дату.
- Все написали? Тогда начали.
Диктовала она быстро, внятно и достаточно четко. Хорошо угадывались знаки препинания. Вадим писал легко, но вдруг в памяти заело. Почему-то в слове “Петербург” он вдруг засомневался, после буквы “П” буква “е” или “и”? Предательски память подсказала слова Маяковского: “Ленин приехал в Питер...” Так и написал “и”. Диктант длился минут двадцать. Дочитав последнюю фразу, преподаватель сразу же скомандовала:
- Дописали? Сложить листки на край стола. Старший, собрать работы. Ни на какую проверку времени не даю. Что написали, то написали. Встали, все свободны.
Через час в этой же аудитории начнется экзамен по литературе. Ребята отдыхали в курилке во дворе возле учебного корпуса. Они любовались как четко и слаженно подходили на занятия классные отделения старшекурсников. Они уже научились различать курсантов второго и третьего курсов. Курсанты второго курса только что вернулись из отпуска и получили новое обмундирование х/б гимнастерку и брюки. Третий курс донашивал свое старое обмундирование. Оно выцвело и выгорело от солнца и стирок. В то время считалось особым шиком стирать свое х/б так, чтобы оно становилось почти белым. Новички с нескрываемой завистью в глазах смотрели на счастливых, по их мнению, курсантов, которым оставалось только сдать выпускные экзамены и надеть заветные лейтенантские погоны. Но для них это было все еще так далеко впереди. А пока им предстояло преодолеть последний рубеж.
Экзамен начался в 11 часов. К этому времени были проверены уже все диктанты и выставлены оценки. Я сдавал экзамен в первой пятерке. Билет состоял всего из двух вопросов: образы офицеров в романе Л.Н. Толстого “Война и мир” и отрывок из поэмы Маяковского “Хорошо”. Вопросы были легкими и почти не требовали подготовки. “Войну и мир” я проработал хорошо и начал свой ответ строить распространенно, показывая глубокие знания материала. Но преподаватель не дала мне особенно распространяться, стала задавать конкретные вопросы. На них отвечал легко и свободно. Отрывок поэмы Маяковского читал с выражением. В школе участвовал в самодеятельности и не раз выступал с художественным чтением перед большой аудиторией и поэтому мой ответ на экзамене произвел хорошее впечатление. Пока читал отрывок, преподаватель достала мой листок с диктантом. Заглянув в него через ее плечо, увидел там четверку и одну ошибку в слове “Петербург”.
За последний экзамен поставили пятерку. Итак, теперь все. экзамены сданы. Все, что от меня зависело, я сделал. Группа вернулась в палатки. Делать больше было нечего. Теперь готовиться уже было не нужно. Мандатная комиссия еще через три дня. Те из ребят, кто сдал экзамены неплохо, просто ждали, предвкушая победу. Те же, кто получили двойки, ждали с тревогой и надеждой. Поговаривали, что берут даже с двумя двойками, но с летным здоровьем.
Целыми днями ребята валялись на своих тюфяках с уже протертой соломой или загорали на стадионе в ожидании очередного обеда или ужина.
Теперь, когда экзаменационные тревоги были уже позади, мне припомнился мой сон накануне поступления в училище. Снилось мне, что я нахожусь в толпе ребят, пытающихся преодолеть каменный забор чуть повыше человеческого роста. А сверху по нему ходят какие-то люди и наступают им на руки, не давая подняться наверх и перелезть через забор. Кое-кому это все же удается. И когда я пытается это сделать, какой-то человек наверху говорит другому: “ Этот пусть лезет”. И яочутился на другой стороне. Что было за тем забором, я не помню, но помню, что очень туда стремился. И вот этот сон оказался для меня вещим.
За эти дни ожидания своей участи мне удалось встретиться со своим земляком Владимиром Самариным, который в этом году уже выпускался. Когда- то они учились в одной школе, только Владимир был на три года старше. А увидел я его в строю, когда его отделение шло по территории училища. Вдруг в строю выпускников мелькнуло знакомое лицо. Долго я рылся в своей памяти, прежде чем меня осенило - это же Вовка Самарин. Встречались мы в радиокружке при городском Доме пионеров. Но это все было еще в прежней школе, еще до того как мои родители переехали на новое место. Значит, мы не виделись уже добрых четыре года.
Владимир порядком подзабыл уже меня, но тем ни менее, был рад нашей встрече. Нигде так, как в армии, приятно встретить своего земляка, даже если ты его не знал лично до этого. Всегда в разговоре найдутся общие знакомые. И такая встреча всегда, как свидание с родиной или свидание с детством.
Старший товарищ рассказал младшему очень много интересного, и к сожалению, развеял некоторые мои иллюзии о будущей курсантской жизни. Подробно рассказывать не стал – поживешь, все узнаешь сам. Через две недели у Владимира начинались выпускеые экзамены. Он только что вернулся из стажировки. Они летали стрелками-радистами на Ил-28. Поведал много интересного из летной жизни боевого полка. Я слушал его с открытым ртом. Владимир не одобрил выбора Вадима - стать командиром радиовзвода. Если уж носить авиационные погоны, то летать в небе обязательно. Он считал, что начальник связи авиаэскадрильи куда более интересная и романтическая специальность. Его слова не
