итогам за апрель 1957 года было отмечено в приказе по училищу. Для всех курсантов роты это событие стало настоящим праздником, а комбат и командир роты стали на педсовете настоящими именинниками. Тем более, что это произошло после весеннего карантина, когда в увольнение никого не пускали. В первую же субботу в строю увольняемых оказалось 104 курсанта из 112. Ребята почувствовали настоящую победу.
С тех пор такое положение в роте стало привычным. Но одно дело завоевать звание отличника, а другое дело его постоянно поддерживать. Жизнь есть жизнь, кто-то ошибается, кто-то ленится, кто-то получает взыскание. Но в этих случаях не только провинившиеся, но и все подразделение лишалось звания отличного. И тогда виновнику достаеься не только от командиров. Однако со временем таких нарушителей становилось все меньше и меньше. Теперь, прощаясь с девушкой в субботу, каждый курсант был почти уверен, что завтра сможет увидеть ее снова.
Теперь, праздничный день 1-го Мая большинство курсантов спешили отметить в кругу своих друзей и знакомых. Многие имели уже своих девушек, с которыми постоянно встречались. К некоторым ребятам на праздник приехали родители. Тем, у кого была возможность где-то переночевать, увольнялись до 9 утра, а остальным увольнение предоставлялось до 2-х ночи. Это время было выбрано специально с таким расчетом, чтобы курсант мог даже после последнего сеанса кино проводить свою девушку и вернуться вовремя в училище даже пешком. Как правило, этого времени хватало. Но часто в половине второго ночи в субботу по улице Клочковской, ведущей к училищу, можно было услышать топот десятков курсантских сапог. Это ребята спешили из увольнения, когда уже ушел последний трамвай.
Существовало негласное правило «буферного времени», т.е. увольняемый должен был вернуться не ровно к указанному времени, а не менее чем за 15 минут до его наступления. Опоздание из увольнения считалось очень серьезным дисциплинарным проступком. При этом не принимались во внимание никакие уважительные причины. Даже среди своих считалось дурным тоном использование даже часть «буферного времени».
Я стоял в строю увольняемых. Увольнительную записку выписал себе до 9 утра, хотя совсем не собирался ночевать где-то в городе, а просто для того, чтобы не ограничивать себя во времени вечером, когда буду отмечать этот праздник со своими друзьями. Ведь никто не запрещает мне вернуться и в 11 вечера или в 3 утра, если у меня увольнение до 9-ти.
На этот раз меня пригласил в свою компанию Сергей Сабина, мой бывший одноклассник. Он учился на военном факультете Харьковского фармацевтического института и собирался стать военным провизором. Специальность очень редкая в военных кругах. Он носил форму курсанта медицинской службы, но жил не в казарме, а в общежитии института. В общежитии жили не только курсанты, но и студенты всех факультетов института.
Я добрался к ним в то время, когда уже вся компания сидела за столом. В комнате на четверых собралось человек пятнадцать. В этой группе парней было человека 2-3, а остальные были девушки.
До моего прихода в военной форме был только Сергей. Теперь военных в комнате стало вдвое больше.Я сразу почувствовал, что здесь все хорошо знают друг друга, а к новичку относятся как-то настороженно и сдержано.
Надо сказать, что студенты в Харькове не особенно жаловали курсантов. Они считали их недалекими и солдафонами. В этом, конечно, была своя доля правды. Об этом можно было судить хотя бы по тому, с какими знаниями принимали в институт, и с какими оценками принимали в училище. Театры, выставки, галереи курсанты посещали очень редко, чаще всего их увольнение заканчивалось только посещением кинотеатров. Редкие увольнения, длительные карантины не позволяли молодым ребятам полнее приобщиться даже к общей культуре второй столицы Украины. Безусловно, культурный уровень жизни студентов был выше, чем у курсантов. Поэтому студенты смотрели на курсантов свысока, еще хотя бы потому, что основная масса курсантов училась в средних военных учебных заведениях. И очень редко подругами курсантов становились студентки институтов. Чаще всего, ребята встречались с девушками из техникумов, ПТУ или просто работницами заводов и фабрик.
Такое же отношение к себе с первых же минут я почувствовал в этой компании. Постоянные подколки, насмешки не создавали для меня комфорта общения. От нападок своих подруг меня старалась защитить оказавшаяся рядом сидящая девушка. Она была невысокая, худенькая и с каким-то угловатым лицом. Казалось, она ничем не выделялась из многих таких же, как она. Но в ее облике было что-то такое теплое, домашнее. Ее голос, манера общения подкупал своей нежностью, незащищенностью и каким-то необъяснимым обаянием. От нее просто веяло домашним уютом, теплом, именно тем, чего так недоставало истосковавшимся по дому ребятам, месяцами пребывавшим в чисто мужском коллективе. И ничего удивительного не было в том, что меня как-то сразу потянуло к ней. Когда же подвыпившая компания, сдвинув в сторону столы, организовала танцы, я предложил своей новой знакомой потихоньку исчезнуть. Она согласилась.
Мы ушли из общежития, и потом долго еще гуляли по ночным улицам Харькова, болтая обо всем. Спутницу звали Тамарой. Она была на два года старше меня, хотя по виду нельзя ей было дать и двадцати. Училась она на третьем курсе, и до окончания института ей оставалось еще 2 года. После института она должна была получить специальность провизора. Это слово для меня было новым, я только в этот вечер узнал, что оно обозначает. Для себя это понятие я перевел как «высшее аптекарское». Бродили мы по улицам уже несколько часов, а я, робея, даже не решался взять девушку под руку. Нам было интересно вместе. Оказалось, что у нас очень много общего. Нам нравились одни и те же исполнители, одни и те же фильмы, одни и те же книги.
Так мы сами не заметили, как время перевалило за полночь. Я проводил девушку до ее дома, где она снимала квартиру у хозяйки. Еще немножко постояли на крыльце и стали прощаться. Я пообещал ей, что завтра к 12-ти часам дня обязательно зайдет за ней, и мы сходят вместе на новый кинофильм в кинотеатре «Комсомольский».
