АЛЯ ХАТЬКО & ОЛЕГ ВАЙНТРАУБ
ЛЕСНЫЕ НЕВОЛЬНИЦЫ
Глава 11. Послевоенная Студёнка.
Как уже говорилось выше, партизаны принесли Фёкле нехорошую весть о том, что деревню Студёнку, вместе с жителями немцы сожгли за то, что оказывали помощь партизанам. До самого отряда им добраться не удалось, а вот с беззащитными женщинами, детьми и стариками они легко разобрались и, видимо, отчитались перед своими командирами, что отряд партизан был успешно ликвидирован. Только не всех жителей немцы уничтожили. Несколько женщин с детьми успели скрыться в густой лесной чаще, и беда прошла мимо. Когда каратели уехали, они вернулись на пепелище, собрали кое-какие уцелевшие вещи и ушли жить в лес, как могли, вырыли землянки и занялись привычными делами.
Отгремели последние залпы войны. Уцелевшие защитники начали постепенно возвращаться в родные края. Вернулись и мужчины из деревни Студёнка. Совсем немного, всего лишь трое. Егор Пузиков вернулся с надеждой на встречу с любимой женой Степанидой, которая накануне войны родила ему сына, но мечте его не суждено было осуществиться.
Ни дома, ни жены ……
Вместе с ним вернулся и Еремей Тужлаков. Ему повезло меньше. Если Егор пришёл с фронта без единого ранения, то Еремей оставил в чужой стране правую руку. А вот жена, как раз и встретила мужа с подросшим к этому времени сыном Лёней и дочерью Верой.
- Не плачь, жена, уговаривал Еремей Меланью. Это ничего, что я без руки. Некоторые и без рук, и без ног вернулись, а я и с одной сумею вас защитить и от голода, холода спасти. Главное, что семья наша вместе. Пока поживём в землянке, а потом и дом выстроим лучше прежнего. Главное, как ты говоришь, лодки наши сохранились. Рыбачить с сыном будем. С голодухи не умрём. Да и мне кое-какое пособие государство давать будет.
Вернулся и Мишка Тулупов. И так же целым и невредимым. За 6 лет до войны он успел жениться на девушке Кате из своей деревни. Вскоре у них родился сын Юрка. Когда отец домой вернулся, мальчишке было уже 11 лет. Кате была на 10 лет моложе Михаила, и мужчина лелеял надежду, что подарит она ему ещё дочь, но для этого надо было построить жильё.
Собрались все вместе уцелевшие мужчины и женщины, и договорились, что будут помогать друг другу выживать. А дальше будет видно, как дальше жить. Пока ни в городе, ни в больших деревнях их никто не ждал, никому они не нужны были.
Постепенно начали налаживать жизнь оставшиеся в живых, помогая друг другу. Они были, как родные люди. Вначале построили дом Еремею с Меланьей, затем троим вдовам с детьми, а потом уже И Егору. В последнюю очередь новоселье справили Мишке, он сам так постановил, так как был старостой в этой небольшой деревеньке. Дома не ставили впритык друг к другу, чтобы не дай Бог, пожаром не унесло все сразу постройки, мало ли чего в жизни может случиться. И жили, как односельчане, но в то же время, словно на хуторе. Никто не видел и не знал, что творится у соседей во дворе.
-Ох, жаль, что колдунья Фёкла куда-то исчезла, - сетовали женщины. Как ни странно, а дом её не пострадал от пожара, словно заговорённый он был какой-то. Может, жива еще старуха и вернётся. Не дай Бог, заболеть кому-то станется, так к доктору далеко плыть на лодке придётся. А вдруг роды тяжёлые у кого начнутся… - вздыхали между собой бабы. Но как сложилось, так сложилось. Главное, что жильё есть и рыба в реке не перевелась. А в лесу грибы, ягоды, да и зверья много водится.
И однажды увидели, что из трубы дома Фёклы дымок клубится. Обрадовались. Жива наша колдунья. И тут же нашлось много причин, чтобы навестить её. Не скупились сельчане, несли Фёкле кто что мог, а взамен получали или пучок зелья, или водичку заговорённую. Повеселели женщины. Теперь, когда Михаила на собрании избрали старостой маленькой деревеньки, он под своё крыло взял Фёклу. И старуха всегда имела на своём столе хлеб насущный.
Постепенно организовали снова артель и зажили не припеваючи, но и не бедствуя.
Однажды в их деревеньку приехали из района какие-то начальники, поинтересовались их жизнью. Не раскрыли, конечно, жители всех карт, чем и как питаются. Начали прибедняться и проситься, чтобы перевезли их ближе к цивилизации. Начальники только руками развели и пообещали подумать. А теперь попросили взять к себе на постой мужчин из другого района. Они будут вести здесь заготовку лесоматериала. За постой они будут платить наличными деньгам. Питаться будут сами, что привезут из дому, а сельчане должны обеспечить им только крышу над головой, да клок сена под бок.
Не могли же они отказать начальству. Мишка только молча кивнул, его слово, как старосты, всегда было законом.
- Ничего, бабоньки, веселее будет вам. Особенно вдовам. Всё-таки мужчины приезжают, - шутили семейные. А, если ещё в нашем полку и прибыль пойдёт, то и совсем хорошо будет. Студёнка наша возродиться, - шутили мужчины.
А вскоре появились и первые командированные. Их привёз грузовой автомобиль. Весело переговариваясь, мужчины быстро разгрузили свои вещи и автомобиль уехал обратно. Людей Михаил развёл по избам, познакомил с хозяевами.
Так лес, который угрюмо стоял годами, теперь ожил. Стук топоров, скрежет пил и весёлые шутки мужчин с утра и до позднего вечера наполняли брянскую пущу, пугая зверей и заставляя птиц искать тихие места.
Вечером в доме Михаила после работы, поужинав, садились за стол, доставали карты и начинали играть. А кто не участвовал в игре, тот начинал рассказывать интересные истории, которые якобы случались именно с ними. Постепенно игра в карты прекращалась и, затаив дыхание, все слушали рассказчика. Дым в доме стоял коромыслом. Крутили махорку в самокрутки и дымили, дымили. И все свои и чужие как-то роднились в такие откровенные, окутанные табачным дымом вечера.
Начинал обычно свои рассказы Фёдор Липа - бригадир. Он так правдиво изображал своих героев, а сам ни разу даже не улыбнётся бывало. Остальные мужики так хохочут, что огонь в лампе готов потухнуть.
Начинал бывало так. Я не знаю, откуда в нашей белорусской деревне появились эти люди. Жили они здесь уже очень давно, выросло не одно поколение. Их называли почему-то «москалями». Скорее всего, это были староверы. Не забывая свои традиции, они соблюдали и наши, местные. Только разговор у них был отличен от местного. Как-то больше походил на рязанский говорок, где «грибы с глазами, а их едят, а они глядят». А селились они неподалёку друг от друга. И семьи были очень дружны между собой.
Семья Ивановых, когда-то была большой. Но дети выросли и разъехались по городам, оставив родителей доживать свой век в уже постаревшей избе. Правда, летом обязательно навещали. Помогали в заготовке дров на зиму, да и с уборкой огорода. Отдохнуть от города было где. Рядом река, лес, в котором грибы да ягоды. А вот зимой старики были предоставлены самим себе.
Как-то в один из зимних вечеров, в аккурат, в рождественский пост, чета, управившись с нехитрой работенкой, так и не договорившись между собой, кому сходить за водой, залезла на полати, где вели ленивый разговор, иногда перекидывались в картишки, в "подкидного дурака. И тут Анне захотелось испить чайку. Она так ласково просит:
- Калинка, сходи за водой, я чай вскипячу. Муж молчит, как воды в рот набрал. А Анна снова канючит:
- Калина, а Калина, сходи за водой!
- Тебе надо - ты и иди! - соизволил ответить хозяин.
Нехотя Анна слезла с полатей, обула валенки и полушубок, платок повязала, взяла ведро и пошла на улицу. Принесла ведро воды, налила в кружку и разожгла примус.
- Слышь, Анна, вскипяти-ка и мне, пожалуй, чайку, - донёсся голос из-под потолка.
Анна молча берёт ведро с водой идёт на улицу и демонстративно выливает. Затем с ехидной улыбкой выпивает свой чай с мёдом и лезет обратно на печь.
Калина кряхтя, слезает с печи, натягивает валенки и полушубок, нахлобучивает шапку-ушанку, берёт уже два ведра и выскальзывает на мороз. Вскоре появляется, вместе с клубами морозного воздуха, и, не переступая порога, выливает на пол в кухне воду и исчезает за дверью.
Анна в панике кричит:
-Вернись, бес космоногий! (это у них было самое страшное ругательство).
Никакой реакции не последовала со стороны хозяина. А через некоторое время фокус с водой повторился. Калина не поленился и в третий раз сходить за водой и вылить её на пол. Тут Анна заголосила, что есть мочи, проклиная мужа по-всякому, и начала одеваться.
- Ты куда это собираешься? - спрашивает удивленный муж.
- Пойду звонить в милицию, чтобы тебя, беса проклятого посадили на пятнадцать суток. Сказала и скрылась за дверью. А телефон на всю деревню был только в школе. Там постоянно дежурил сторож.
Оговорюсь, что милицейский участок находился в семи километрах от деревни, в райцентре. Да к тому же ещё в зимнее бездорожье не так просто было добраться в эту деревню. Обстоятельно доложила дежурному милиционеру, что муж такой-сякой, хулиган. И его немедленно надо арестовать. Дежурный сигнал принял, как мог, успокоил старуху. С чувством выполненного долга, удовлетворённая Анна зашагала домой.
Придя домой, с ужасом заметила, что её супруг сидит в лучшей одежде, в новых валенках. На голове зимняя шапка. А на столе красуется колбаска «пальцем пханая», розовый такой кусок сала, булка хлеба. Дрожащим голосом спрашивает:
- Калинка, ты ета куда?
-На пятнадцать суток, куда ж ещё? - ответил муж.
- А зачем колбаса и окорок?
- А чем я там питаться буду, по-твоему?
И такая жаль взяла Анну, что даже слеза выкатилась. Ведь, во-первых, сейчас пост, а во-вторых, колбаса и окорок всегда для гостей, а тут, видишь ли, непредвиденные расходы.
- Ой, прости ты меня, Калинка, дуру старую! Сама не ведала, что творила, заголосила старуха на весь дом. Однако старик, не обращая никакого внимания на причитания жены, деловито продолжал вести сборы.
Смахнув слезу, Анна шмыгнула в сени, и вскоре вернулась с бутылочкой самогона в руках. Бухнула её на стол, обняла мужа за шею и говорит:
- Давай Калинка мириться будем!
Тот немедленно прекратил сборы, и полез за стаканами. А Анна в это время нарезала сало, колбасу спрятала для гостей, не поленилась, слазила в подпол и квашеной капустки достала.
Через три часа приехала милиция. Но арестовывать было некого: старики, укрывшись кожушком, крепко спали на семейной постели. На столе красовалась пустая бутыль из-под самогона и остатки закуски.
На следующий день в гости к ним явился участковый, чтобы выписать обоим штраф за самогон и за ложный вызов милицейского наряда. А бедной Анне пришлось ещё замаливать грехи за то, что по её вине был нарушен строгий рождественский пост.
Вся компания хохотала до упаду.
И посыпались теперь рассказы и смешные, и грустные. И так до полуночи. Нехотя расходились хозяева и постояльцы по своим местам на ночлег, чтобы рано утром с первыми петухами будить вековую пущу.
(продолжение следует)
