Произведение «Мухи не обижу» автора Геннадий Ботряков

Недавно сделал это буквально, - стараясь не нанести травм несовместимых с жизнью, поймал муху, настойчиво бьющуюся в окно нашего вагончика, просто посадив её на указательный палец. Словно зенчик – «зенчик, зенчик, сядь на мизенчик» - она не двигалась, терпеливо ожидая, пока открою окно. Пойдя на поводу требований мухи, выпустил её наружу, - с радостным жужжаньем она улетела. Жалко, что круто вверх, - хотелось посмотреть, докуда она долетит, ведь мороз был под двадцать, да с ветром. Полагаю, что муха быстро пожалела о своём стремлении покинуть тёплое помещение, - вот так же, наверное, многие граждане нашей великой страны в начале девяностых тоже сокрушались, вырвавшись из «совка» в «демократию», куда они так искренне стремились.

Интересно, откуда это выражение пошло, ведь с мухами борются все и всегда и никому не приходит в голову их защищать, поскольку от них один вред? Нет, одна муха послужила науке – дрозофила – тут молчу, но её заслуги перед человечеством отнюдь нельзя распространять на остальных представителей этого вида насекомых!

В пору работы в Дальневосточном научном центре во Владивостоке приехал как-то вместе с другими сослуживцами на сбор огурцов, понеже самостоятельно селяне с этой задачей справиться не могли. Поселили нас – примерно двадцать шесть человек обоего пола - в пустующем здании железнодорожного разъезда Новобельмановка, на боковой ветке Сибирцево – Новокачалинск. Станция Сибирцево, бывшая Манзовка, знаменита тем, что японские интервенты сожгли на ней в паровозной топке героя гражданской войны Лазо, - не довелось ему дожить до тридцать седьмого года, свои бы обязательно просто расстреляли, как, например, Постышева и Блюхера, других героев-дальневосточников.

Огуречное поле находилось в непосредственной близости от военного аэродрома, - с него то и дело взлетали тяжёлые бомбардировщики Ту-16 и натужно гудя, уходили за горизонт. Большой юморист, и вообще большой, мой товарищ Паша Наумкин, - мы работали вместе в бригаде «потаскунов и носильников», занимаясь переноской и погрузкой заполненных ящиков,- удачно пошутил, когда кто-то спросил, чем они так сильно нагружены, не одними бомбами же, зачем их столько в мирное время: «Как чем, огурцами, которые мы тут собираем».

Поезда здесь ходили нечасто, три-четыре раза в сутки, в том числе один пассажирский, всегда останавливающийся на нашем разьезде, поэтому перестуком колёс особо не досаждали, спать не мешали. Зато поначалу весьма успешно это делали мухи, тучами вьющиеся под потолком большой комнаты коек на десять. Промучившись первую по приезде ночь, - неустанно ползающие по открытым частям тела мухи своими лапками непрерывно щекотали (а некоторые, наиболее озверевшие, даже кусали) и от этой щекотки хотелось не смеяться, а плакать, - я начал искать способ борьбы с вредными насекомыми и довольно быстро его нашёл, уже по ходу утренней зарядки. Дело в том, что со мной был широкий резиновый бинт, который я использовал в качестве эспандера. Придя в свою комнату, отхватил достаточно длинный его кусок, порезал вдоль на лапшу в сантиметр шириной и раздал своим товарищам резинки, ставшими для мух оружием массового поражения. И вот тут началась настоящая их бойня, - они не знали нашей пощады, не было ни единого уголка, где могли бы спастись от хлёсткого удара натянутой резинки, оставлявшей на стенах и потолке лишь мокрое место. Высшим пилотажем считалось сбить муху на лету, иногда и это удавалось.

На удивление быстро с мухами было покончено. Резинки мы повесили на спинки кроватей, чтобы они всегда были под рукой, и стоило одинокой мухе, не подозревающей, какая ужасная участь её ожидает, залететь к нам в комнату, как за ней начиналась охота, - такое своеобразное сафари даже стало для нас неким хобби, - и очень скоро она уничтожалась.

Эка меня занесло в своей «присказке», которая оказалась много длиннее самой «сказки», она – впереди!

Возвращаясь к самому началу, должен признаться, что, несмотря на своё миролюбие, хоть и редко, мне очень хочется убить и не кого-нибудь просто так, разумеется, что характерно для маньяков-убийц типа Чикатило, а весьма конкретных личностей. Но вот что интересно: испытав мимолётное удовлетворение от совершения виртуального акта мести, - за неправое дело ведь, - и представив свою жертву беспомощно лежащей на любой горизонтальной поверхности, почему-то всегда ничком и затылком ко мне, вдруг испытываю жгучую к ней жалость и готов, опять же виртуально, подобно Ивану Грозному, случайно убившему своего сына, прижать её к своей груди и безутешно рыдать. Понятно, что тут же отказываюсь от своего желания убить и, проникаясь всепрощенчеством, совсем другими глазами смотрю на свою мысленную жертву.

Очень советую всем, приготовившим пистолет, нож, топор, яд и другие орудия убийства, непосредственно перед их употреблением (а лучше ещё раньше) по данному назначению, заглядывать немного вперёд, чтобы не раскаиваться в содеянном и не мучиться потом всю оставшуюся жизнь.