Один летний день или Третий концерт Рахманинова

    Что там было? В том летнем дне, который давно канул в Лету и приютился на её дне . Иногда он вдруг выныривает в моей памяти, как яркий поплавок, и маячит вдалеке, переливаясь гранями самых разных чувств: от чаяния до отчаяния.
    Всё шло не так, как я планировала. Совсем. Казалось, что всё невезение жизни собралось в одной точке и пытается приложить по полной.
На фоне предательства любимого человека поломка машины на трассе стала мелкой неприятностью.
  Ничего не бывает просто так, ничего не появляется из ниоткуда. Этот урок я давно выучила. Ведь что такое предательство? Это когда тот, кому веришь, как себе, смотрит в глаза и говорит одно, а за спиной делает другое. Только почему он так поступает? Может потому, что я не хочу слышать другой ответ?
Тогда кто кого предает? Может, я себя - когда отворачиваюсь от правды?
Что такое трасса? Это полотно плотно уложенной асфальтной массы, полотно плотно едущих в потоке машин, полотно плотно уложенных в машинах плотей человеков, и над всем этим полотно плотно связанных с мирозданием мыслей и судеб, а ещё выше вытканные звёзды на полотне небосвода. Я решила вплести свою боль в этот поток, чтобы найти силы жить дальше.
Долгий день катился передо мной, словно перекати-поле. Горькая обида, не выдержав монотонности, отпустила, но держалась неподалёку. Чуть выше потока машин, но намного ниже потока сознания. Она всё же тяжела для него. 

    Вдруг я поняла, как устала. Закатное солнце, бьющее по глазам плетью из красных про́волочек, вынуждало сделать ещё одну проволо́чку. Уворачиваясь от очередного удара по глазам, я заметила дорожный знак с вилкой и ложкой. Рука автоматом потянулась к поворотнику. Подъехав к небольшой придорожной гостинице, я припарковала машину у пыльных кустов акации. На негнущихся от усталости ногах я зашла в кафе. Просмотрев ассортимент, остановилась на кофе. На удивление, он был хороший. Я пила его неспешными мелкими глоточками, смакуя и растягивая, как предстоящую мне дорогу.  Расплатилась со скучающей продавщицей и вышла на улицу. Подойдя к машине, не сразу открыла дверь

    Ещё недавно мы путешествовали вместе, взявшись за руки. Даже скорости переключали, не размыкая рук. Сделав вид, что любуюсь облаками, загнала слёзы обратно. Села в машину, вставила ключ в замок зажигания и повернула его. Она послушно завелась. Стала включать первую передачу, но мне что-то мешало,  я тихонько нажала педаль газа, но машина не тронулась с места. Я не поняла, в чём дело. Попробовала ещё раз тронуться. Не тут то было. Я пыталась ещё и ещё, как заведённая, пока не поняла, что всё. Больше не могу. Закрыв машину, вернулась в кафе, попросила ключ от номера, добралась до кровати и забылась тяжёлым сном, уткнувшись лицом в подушку.

      Наутро, еле разлепив один глаз, я какое-то время внимательно изучала кусок обоев на стене, попавший в поле зрения. По нему ползла муха. Она двигалась по одной ей ведомой траектории, иногда замирая на месте. Я встала, она улетела. Мне пора двигаться по своей траектории, но я видимо тоже замерла на месте. Машина стала мертвым металлом. Огромная парковка у гостиницы абсолютно пуста. Трасса гудит от потока машин, но все они едут мимо.
    Надо мной высокое небо без единого облачка, солнце поднимается выше, телефон разрывает сумку вызовами заказчиков, отчаяние...
Справа от гостиницы - заправка. Такая же пустая, как парковка.
На входе меня встретил охранник. Что он там охранял? В этом помещении, где пустовали прилавки и не было ни одного оператора. Видимо, он был моим хранителем, раз не раздумывая покинул помещение и пошёл со мной к машине, едва выслушав. Сел на водительское место, безуспешно попытался включить передачу. Потом посмотрел на меня сочувственно и сказал, что надо добраться до ближайшего сервиса на стартере.
И вот я опять влилась в поток. Хотя это сильно сказано. Я его замедлила до скорости трактора Беларусь. Хранитель сказал, что на стартере нельзя ехать быстрее. Ехать пришлось почти по обочине, но всё же не всегда меня могли свободно объехать. Я тормозила этот плотно уложенный поток человеческих страстей. Он трехэтажно дышал мне в затылок.
Навигатор предупредил, что скоро поворот. Я облегченно вздохнула, сдерживать поток мне больше не по силам. Когда я доехала до сервиса, то не сразу смогла подняться. Колени мелко дрожали . Я всё же смогла довезти машину до неотложки.

       К моему счастью, очереди не было, хотя механик ещё занимался предыдущим клиентом. Я присела на широкую, нагретую солнцем, деревянную скамью в тени дерева.
        Напряжение потихоньку отпускало. Я вспомнила, что ничего не ела со вчерашнего дня. А может с позавчерашнего. С момента наступления боли. А когда она наступила, я не помню. И вспоминать не хочу, что произошло. Разве произошло то, о чем я не догадывалась? Если идти , закрыв глаза на то, что впереди есть стена, это не значит, что она исчезнет. А я играла в жмурки. И разбилась о стену. Теперь половина души не со мной. Теперь моя половинная бредит ночами, бродит, натыкаясь обугленными краями на воспоминания... Что ж, буду жить так, скособоченно, обрезанно, отколото. В конце концов, я сама так решила. Упрямо задрав вверх подбородок, поднялась со скамейки, подошла к механику, отдала ключ от машины, оставила номер телефона и отправилась искать кафе. Время близилось к полудню.

    Солнце фотографировало в лоб, без теней, дома, деревья,  городок - маленьким, а деревья - большими. Такими, какими они были на самом деле, не преувеличивая и не уменьшая. Всё по-честному. Мимо пропыхтел старенький автобус. Прошла мимо женщина. И я шла мимо. Мимо маленьких домов, больших деревьев, маленьких и больших людей, мимо настоящих чувств и эмоций, мимо настоящей любви.
Улица всё вела меня за руку дальше и дальше , повернула направо, потом налево, я увидела магазинчик. Около него, в тени беседки, стояли столики. Присев за свободный, достала из сумки молчавший телефон. Прошло намного больше часа, как я оставила машину. Неужели что-то серьёзное? Тревога подкатила к горлу. 
    Назад шла медленно, еле волоча ноги... Словно все силы разом покинули меня. Я перестала понимать себя. Уверенность в правоте оставила меня. Мимо меня шёл день, мыкаясь подворотнями, гулко ныряя в небо из колодцев дворов. Прорастал на углу дикой вишенкой. Свистом срывал с акаций овации. Вдруг я услышала...

  Каскады неукротимой  силы, летящие мне навстречу потоками звенящей струящейся жаждой жизни, спускающиеся откуда-то сверху и увлекающие за собой ввысь. Дух перехватило от восторга. Я шла навстречу этому потоку неистовых аккордов, несущих смятение, волнение,  сплетение беспокойства и умиротворения. То нежно лаская, то неожиданно обрушиваясь лавиной, то взлетая и унося за собой в космос, в стенах автосервиса и далеко за его пределами необузданно и свято звучал Третий концерт Рахманинова. Механики в промасленной одежде сидели на широкой деревянной скамье около моей машины, динамики которой выдавали на свет звуки великой музыки, усиливающиеся стенами и высокими потолками помещения автосервиса, и, не обращая на меня никакого внимания, завороженно слушали.
      Я смотрела на них, на их изменившиеся лица, взгляды. Что они слышали сейчас, что видели , что чувствовали?
Томительную тревогу? Рвение выбежать, вырваться из стен на волю, под стихию природы, под ливень, снег, вьюгу, грозу, ветер... Или может, как я , почувствовали себя настоящими. Прямо здесь и сейчас живущими полной сил и искренних чувств жизнью. Я вспомнила, как впервые слушала этот концерт с ним. С тем, кого полюбила в первый раз так безудержно и навсегда. Он оставил свой диск в плеере, который видимо включили механики во время ремонта. Концерт закончился. Но никто не двигался. Каждый задумчиво смотрел перед собой. Никто не прошёл мимо. Каждый из нас остался и прожил эти мгновения в полную силу. По-настоящему. Честно. Потом каждый из нас вернулся в обыденность. Но тот летний день, который давно канул в Лету и приютился на её дне, иногда всё же вдруг выныривает в памяти, как яркий поплавок, и маячит вдалеке, переливаясь гранями самых разных чувств: от чаяния до отчаяния, от растерянности до блаженного осознания, может быть, самого важного в жизни.