Немеркнущая звезда. Часть первая

и к хлебосольной матери его, суровой и неприступной с виду Тамаре Самсоновне - грозе их школы, - на деле оказавшейся такой заботливой и такой милой. Вернувшись после той вечеринки сладкой к себе домой, он всё это в подробностях рассказал уже своей матушке и чуть ли не в приказном порядке велел ей закатить им с Сашкой в ближайшее время точно такой же пир на весь мир. Чем поверг бедную женщину - аскетку суровую и великую постницу, строгой правильной жизни блюстительницу, не любившую и не умевшую никогда сытно и вкусно готовить, державшую с первого дня семью на полусухом пайке, - в совершеннейший ужас, панику и тоску… Пир Антонина Николаевна закатила, всё же. Но стоило ей это немалого количества сил… и средств финансовых, главное, столь необходимых во все времена в их скудном семейном бюджете…

25

В начале мая, когда с улиц города сошла последняя грязь вперемешку со снегом, подсохли и затвердели городские и парковые стёжки-дорожки, - друзья решили, по совету Сашкиного отца, перейти от пассивных вечерних прогулок к каждодневным пробежкам утренним. Это, по мнению Ивана Ивановича, было куда полезнее их бесцельного и утомительного хождения. К тому же, входило в моду тогда. Утренними пробежками и сам отец Збруев активно и давно занимался. Вот друзья и последовали его примеру, решив добавить бодрости и здоровья себе перед выпускными экзаменами.
Тяжеловато было в первые дни маленькому и физически плохо развитому Сашке угнаться за быстроногим крепышом Стебловым, пусть даже и на четверть имевшихся мощностей и скоростей не включавшим. Но Сашка старался изо всех сил: не останавливался, не отставал, не просил прекратить их пустую и бессмысленную в целом затею.
Пробегали они таким образом до середины июня, когда для восьмиклассников школы, сдававших выпускные экзамены, прозвенел последний звонок. Получив после этого полную свободу, Сашка с Вадиком с жаром принялись осуществлять другую свою мальчишескую затею по созданию «общества любителей спорта», сокращённо - ОЛС. В него они договорились включить брата Вадика, который хотя и был моложе их на два года, развитием физическим и ростом Збруеву не уступал, а также соседа Стебловых по дому, Чурбанова Толика, учившегося со Збруевым в одном классе и потому хорошо Сашку знавшего.
Получив от Толика согласие и деньги, четвёрка новоявленных спортсменов сразу же побежала в магазин - покупать себе футболки и трусы одинаковой расцветки и формы, что являлось по их общему мнению непременным атрибутом любого спортивного сообщества, фирменным знаком его и, одновременно, очень надёжной скрепой. Потом все четверо сели за выработку устава; договорились, что футбол, баскетбол, бег и лыжи (ФББЛ - как тут же, в традициях времени, окрестил это всё Збруев Сашка) будут для них главными видами спорта, коим предполагалось уделять наибольшее количество времени и сил. Всё остальное шло у них как дополнение, как факультатив.
Единогласно принятый устав большими красными буквами ОЛС и ФББЛ, отпечатанными нитрокраской по трафарету, лёг каждому участнику на спину и на грудь. И простенькие до того голубые трикотажные футболки с белыми манжетами и воротничками в одночасье превратились вдруг в настоящую спортивную форму, в какой спортсмены-мастера выступали по телевизору, в какой они соревновались и побеждали. Купив после этого в складчину шнурованный футбольный мяч, гождавшийся и для баскетбола, четвёрка юных спортсменов, экипированных по последней моде, в расписной раскрашенной форме ранним июньским утром дружно убежала в парк, который до конца августа стал для них четверых вторым домом, по важности своей, влиянию всестороннему далеко обогнавшим дом первый, родительский…

В то восьмое по счёту школьное лето отношения между Збруевым и Стебловым достигли предельной величины, максимального душевного градуса. Их разлучали тогда только завтраки да ужины, да шальная тёмная ночь - такая короткая в июле и августе, и такая звёздная. Утром же Сашка опять нёсся к Вадику со всех ног, и соскучившиеся за ночь друзья целый день уже были вместе: неразлучно играли во все игры подряд, дурачились, купались, загорали, совместные обоюдовыгодные планы на жизнь строили.
Они сроднились и сблизились за лето так, что уже казалось обоим, с полным правом казалось, что не существует на свете силы - даже и в зародыше, даже и в чьих-то мыслях чёрных и злых! - которая в будущем может их разлучить. Тем более - в пух и прах рассорить…

26

В середине февраля, в день своего рождения, восьмиклассник Стеблов получил из Москвы, из ВЗМШ, очередной пакет с заданием на следующий месяц. В пакете том, помимо привычной уже методической литературы и новой контрольной, лежала тоненькая брошюра уменьшенного формата с чёрным профилем Университета наверху - отличительным знаком всей печатной продукции, выходящей из университетской типографии.
“Краткие сведения для поступающих в физико-математическую школу-интернат при МГУ”, - было выведено на её обложке; и далее, в самом низу, под жирной чёрной чертой стояло привычное: “Издательство московского Университета”.
Заволновалось сердечко Вадика, сладко затрепетало опять, когда он заветную книжицу в руки взял и осторожно раскрыл её на первой странице. Что-то подсказывало ему, что не простой, не пустяшной окажется для него та брошюра. Равно как и школа сама, про которую в ней написано.
«О нашей физико-математической школе», - прочёл он название вступительной статьи, под которым, вне всяких правил, было сразу же выведено имя автора: “академик А.Н.Колмогоров”.
«Физико-математическая школа-интернат при Московском Университете работает на тех же началах, что и аналогичные школы при Киевском, Ленинградском и Новосибирском университетах, - говорилось в статье. - Задача этих школ состоит в том, чтобы подросткам, живущим вдалеке от больших научных центров, предоставить те же возможности выдвижения в науку, что и ученикам лучших школ Москвы и других университетских городов».
«В ФМШ учиться нелегко, - гласил второй абзац. - Стоит туда пытаться поступить тем, кто имеет горячее желание работать в области физико-математических наук и их применений, обладает хорошими способностями и, главное, готов много и упорно трудиться».
«Я готов!» - моментально мысленно среагировал Вадик, от прочитанного душой воспылав; и широкая ясная улыбка раздвинула его пухлые губки.
Далее в статье говорилось о высоком проценте поступления выпускников школы в различные вузы страны, в том числе - непосредственно в Московский государственный Университет; однако тут же особо подчёркивалось, что школа не является курсами по подготовке в вузы, что главная, стратегическая, цель создания при Университете физико-математического интерната - это дать его ученикам такую подготовку по физике и математике, «которая позволила бы им уже на первых курсах Университета или любого другого вуза страны работать более сознательно, с широкой перспективой, и рано включиться в самостоятельную научную работу»... «Для этого, - писал автор, заслуженный советский академик, - в нашем физико-математическом интернате созданы все условия: для учащихся девятых и десятых классов регулярно читают лекции профессора и доценты Московского Университета, которые затем закрепляются практическими занятиями в классах, разделённых на небольшие группы, кружках, лабораториях; по физике имеются специальные лаборатории по механике, молекулярной физике, электричеству, оптике, акустике, радиофизике; в вечернее время учащиеся обеспечиваются консультациями; занятия по математике и физике ведут как опытные преподаватели МГУ, так и аспиранты и студенты - в значительной части из наших же выпускников».
«Надо же!» - затаив дыхание, без меры восхищался податливый на пропаганду Вадик, читая такие рекламные наживки-манки, повторяя прочитанное по нескольку раз и  чувствуя, как схватывает судорогой низ живота от очередного прочтения. И следом, волна за волной, накатывает на него нервное, невыразимо-сладостное возбуждение, готовое закипеть и взорваться внутри, и радостным воплем уже и наружу вырваться, криком истошным огласить отчий дом и всю округу.
А как, скажите, ему по-другому: спокойно, буднично и равнодушно, - можно было прочитанное воспринимать?! как, безнадежному идеалисту-мечтателю, не дрожать, не радоваться и не волноваться от слов академика?! - когда все его надежды и желания были сосредоточены здесь, на первой книжной странице, все устремления жизненные! Всё, о чём грезилось ему по ночам весь последний год: Университет, профессора, большая наука, лаборатории, лекции и кружки, - всё до единого вступление в себе содержало! И ничего большего к сказанному уже и добавить-то было нельзя! - большее было бы уже запредельно и неправдоподобно!...

А автор, меж тем, всё поддавал жару, всё подливал и подливал пропагандистского масла в огонь.
«Впрочем, - писал он далее, - мы рассчитываем на самостоятельность и сознательность учащихся. Например, в отличие от режима обычных школ-интернатов, у нас отсутствуют часы “самоподготовки” с сидением в классах под наблюдением воспитателей. После лекций и уроков заниматься можно в классе, библиотеке, лаборатории или в своей комнате по собственному расписанию. Только, - и это учёный автор подчёркивал особо, - повторяю ещё раз: заниматься приходится значительно больше, чем в обычной школе. Нужны и хорошее здоровье и большая организованность».
Последние слова про сознательность и организованность мягко и гармонично ложились Стеблову на сердце, были удивительно созвучны его собственным взглядам на жизнь, правилами внутренним и установкам, которые с возрастом не менялись. Один лишь восторг немой и безудержный вызывали они внутри - именно так! - и неописуемое блаженство…

Заканчивалась же статья и вовсе блестяще и грамотно с точки зрения искусной профессиональной агитации и пропаганды - искромётным вдохновенным призывом, столь эффективным и действенным на юные дарования, живущие вдалеке от Москвы, от её многочисленных институтов и академий, огромных книгохранилищ и библиотек. Не имея дома ничего из этого, одарённые, но обделённые и оттого ущербные провинциалы уже изначально как бы придавлены и порабощены мощью столичного духовного потенциала и образовательными возможностями, с молодых лет заворожены и покорены ими - и поэтому тайно или явно к ним стремятся как мотыльки на свет. Их, гениев деревенских, только пальчиком помани и укажи дверку. От желающих перебраться в Москву отбою не будет - лишь успевай отсеивать и выбирать… На то и рассчитывал автор, академик Колмогоров А.Н. Или те люди, кто ему текст готовил.
«На экзамены к нам ежегодно приходят несколько тысяч человек, - с замиранием сердца читал Вадик конец вступительной статьи. - Естественно, что мы не можем принять их всех. Но очень советую приходить на них без излишней мнительности. Нашей стране крайне нужны большие учёные и более скромные работники науки. Не лишайте нас возможности найти для их подготовки возможно лучших кандидатов…»

27

Так вот умно, красноречиво и тонко, и оптимистично, главное, заканчивалась вступительная статья,