Стояло лето. Не знойное и не жаркое, а довольно прохладное по утрам и вечерам и тёплое днём и поздним утром. На реке по ранним утрам всегда было свежо, и стоял молочного цвета туман. Особенно эта прохладная свежесть тумана чувствовалась, отходя от потного и грязного города и подходя к реке.
Сейчас и стояло такое вот утро. Ещё слишком рано, чтобы услышать журчание умывающихся в реке птичек и плескание искристых рыб, но уже слишком поздно, чтобы увидеть уходящую стальным светом луну.
Шумел лес. Деревья тоже ещё спят и качаются в сладкой утренней полудрёме, но, как будто просыпаясь, они вытягивают ветви свои в стороны и шумят ещё громче. Но это всего лишь наваждение. Во всём виноват ветер. Пьяницей и забулдыгой гуляет он по лесу, распевая свои воющие, хоть и негромкие песни, шатая деревья.
И никто из них не заметил, как на другом берегу реки, медленно, как будто осторожно шагает человек и его тень. Они идут, осматривая окрестности бывалым взором, несмотря на их чуть ли не юношеский возраст. Одеты они были в то, во что обычно одеваются охотники, однако обязательного атрибута - ружья то есть при них не было.
На другом берегу реки было очень много таинственного для жителей городка. Естественно, только для тех, кто не имел лодки, и возможности переплыть на другой берег. Противоположный берег манил их, как манит всё неизведанное, интересное и сладкое. Многие мальчишки сего города мечтали о том, чтобы переплыть эту широкую, тихую, на первый взгляд, реку и предстать героем в глазах своих друзей. Но всякий раз, как кто-нибудь из них пытался сделать это, каким-то образом узнав или услышав, что их чадо решилось на такое, прибегали мать или отец или ещё кто-то из родственников сего смелого дитяти, лишали его ужина и отправляли, всего в слезах, домой.
Охотник и его тень шли по песку, у самой кромки воды. С противоположного от них берега можно было увидеть, как отражаются они в спокойных водах реки. К слову сказать, не всегда она была спокойной. Однажды течение унесло даже крепкого мужчину, не раз переплывавшего эту вроде бы неопасную реку. Тела его так и не нашли.
Остановившись, тень с охотником оглянулись. Тут они хлопнули себя по лбу, и, побежав трусцой вглубь берега, поднялись на крутой склон и скрылись в еловых зарослях. Через пару минут они уже вытаскивали лодку-плоскодонку, пыхтя и незлобно ругаясь. С большим трудом вытащив её на песчаный берег, они, отдышавшись, достали и закрепили вёсла на лодке. Постояв минут пять, тень и охотник веселым, почти залихватским свистом разбудили и без того пуганое зверьё, наивно спящее в глубине леса.
Потянувшись до хруста в костях, они бросились к лодке, столкнули её в воду и запрыгнув в плоскодонку сели за вёсла.
Не считая всех звуков произведённых тенью и её охотником, стояла тишина. Медленно и плавно они плыли по спокойной и гладкой реке. Лишь слабый плеск воды да шум деревьев не нарушали, а скорей дополняли эту тишину. Дыханье охотника затаилось, он успокоился, принял эту тишину и был поглощён ею.
Плыл он долго, пристально смотря на удаляющийся берег и почти не оглядываясь, чтобы посмотреть направление. Как будто что-то оставил на том берегу реки, нечто очень важное и нужное, но забыл что. Вдруг лёгкий стук прервал тишину и покой реки. Это было весло в задрожавшей руке охотника, случайно ударившееся о борт лодки.
Но он продолжал грести. Лёгкий путь внезапно превратился в отвратительную муку. Охотнику не хотелось достичь того берега, ему казалось, что он делает что-то неправильное, убивающее его природу, его суть, но он продолжал плыть.
Наконец нос лодки проехался по песку, издавая тихий скрежет, похожий на шуршание маленьких зверьков в зарослях травы, и, лодка встала. Охотник сидел в ней некоторое время, пытаясь унять бешеный стук сердца и прерывистое дыхание. Наконец он слез с лодки, затащил её на берег и привязал к шесту, торчащему из песка. Тут он упал на песок и заплакал. Заплакал по-детски, совсем как маленькие дети, только что потерявшие своих родителей. Охотник лежал на песке и ревел, словно младенец, у которого отняли его любимую игрушку. Очень на многое был похож его плач. Один бы, увидев его, сказал бы, что-то тот потерял мать, другой бы подумал о несчастной любви, а третий и вовсе увидел бы в этом истерику и каприз.
Как бы то ни было, молодой охотник перестал плакать и сел на песок. Его взору предстала бурная и злая река, казавшаяся ещё недавно спокойной умиротворённой. Подобно тому, как змеи меняют свою кожу, сменила река свою маску и, надев другую, поражала своей изменчивостью и своенравием. Поднялся ветер, и закачались деревья. Хотя и уже наступило утро, птиц не было слышно, и всё зверье будто бы затаилось. Охотник, видя всё это, легонько пожал плечами, встал, и улыбка озарила его лицо.
Ветер усилился, и деревья начали гнуться под напором этого злого старикана-ветра. Небо нахмурилось, и внезапно грянул гром. Но человек уже не обращал внимания на всё это, его заботило нечто другое. Рука его потянулась в карман куртки и что-то нащупала там. Довольный собой, он, не обращая внимание на всю ту бурю, начал подниматься по склону берега наверх.
***
В городе было спокойно. Это чувствовалось во всём: в фонарях мирно горящих, уютным усыпляющим светом, в мирных, редких прохожих, спешащих, бог знает куда, в тропинках и дорожках, в парках и домах.
Стояла тихая ночь. Вообще в городе была редкая тишина, изредка нарушаемая пугливым прохожим. Днём же здесь было невозможно находиться. Всё крутилось, вертелось, чем то воняло, и это был сущий ад. Люди спешили делать свои никчёмные и бесполезные дела, и не было здесь людей, понимающих всю суетливость и грязь сего города.
Но стояла ночь.
Вдруг на улице появились человек и его тень. Они в спешке двигались куда-то рваной и неуклюжей походкой. Вдруг, остановившись, они огляделись и, хлопнув себя по лбу, двинулись в обратную сторону. Прошло некоторое время, прежде чем они достигли своей цели. Направлялись они в лавку старьёвщика, находящуюся довольно далеко от их дома.
