Вечер опускался на городские улицы, зажигая фонари и лампы в квартирах. Осень днём дарила остатки тепла, а по ночам окутывала прохладой, которая переходила в стучащий зубами озноб. Люди спешили к своим каминам, или просто включенным батареям. И только редкие парочки влюблённых гуляли по сумеречным аллеям, сливаясь тенями под фонарными столбами. Небо медленно чернело, показывая своё превосходство над осенним днём.
Покачиваясь из стороны в сторону, поскрипывая или постанывая на стыках рельс, уходил в депо последний трамвай. Единичные шаги, шорохи, вздохи нарушали наползающую тишину осенней ночи.
Еле различимый силуэт промелькнул возле мусорного бака. В стареньком, замызганном пиджаке, в стоптанных, без шнурков, ботинках, в выцветшей вязанной шапке, Василий приходил сюда, как только темнелось. Его не раздражали зловонные запахи, которые источали баки, просто хотелось есть. Нагнувшись, он запустил руки в отходы, нащупав что-то мучное, достал недоеденный кусок жареного пирожка. Прежде чем откусить, Василий почувствовал вкус толчёной картошки с жареным луком. Слюна заполнила его рот, по животу пробежали голодные спазмы. Пережёвывая мякиш почти беззубым ртом, Василий продолжал рыться в отбросах. Какие-то тряпки, банки, овощные очистки, всё улетало в сторону, ему нужна была только еда.
Он настолько был занят её поисками, что не услышал, как из глубины бака, через хлам и прелые объедки, доносился приглушённый писк. Василий отдёрнул руку, когда осознал, что писк повторился. Такой звук он уже слышал. Это было там-в далёкой, красивой, сытой жизни.
Квартира, супруга, крохотный сыночек…
И тут до него дошло! Ребёнок. Но как? Откуда? Почему здесь?
Василий быстро начал выбрасывать содержимое бака. В полумраке глаза его привыкли различать силуэты, и он увидел свёрток, в тонком, грязном, байковом одеяльце. Он отвернул уголок ткани, и встретился со взглядом маленьких глазок, на малюсеньком, измождённом лице.
У Василия дрогнуло, привыкшее к реалиям этого жестокого мира, сердце. Слёзы навернулись на его выцветшие глаза. Под поношенным пиджаком, по спине прополз, холодной змейкой, озноб. Он, как можно, аккуратнее взял свою находку на руки, соображая, куда девать теперь. Но ноги уже вели его к дому. Ночная тишина овладела окружающим миром, город засыпал в предвкушении нового дня.
В своём жилище Василий зажёг огарок свечи. Тусклый свет проявил очертания нищего пристанища. От куда-то снятая дверь, на банках из-под краски, была накрыта, видавшим виды, прожжённым матрасом и колючим «армейским» покрывалом.
Причудливые, удручающие тени, от пламени свечи, на серых стенах, извивались в нервном танце. Они тянули свои костлявые руки-щупальцы ко всему живому, и от этого становилось как-то не по себе.
Слабое, еле слышное, дыхание малыша заставило Василия аккуратно развернуть одеяльце. Тельце ребёнка было худеньким и бледным, пальчики на руках почти прозрачные с крохотными ноготками. Мужчина аж вспотел, когда ощутил на себе взгляд приоткрывшихся глаз. В этом взгляде он увидел боль, осуждение, вместе с маленькой долей радости, как будто встретились родственные души.
Заворачивая ребёнка в одеяльце, Василий обратил внимание, что это был мальчик.
Мальчик! Сын! Чей же он сын? Кто так бездушно поступил с человечком, который только-только появился на белый свет, а его тут же обрекли на смерть?
Нет! Нельзя так! Не уходи!
Василий гладил свёрток, в котором была почти бездыханная, жизнь. Да, она висела на волоске, но она ещё была… здесь, с ним, взрослым дядькой, и немым ртом просила о помощи. Каждым слабеющим вздохом цеплялась и цеплялась за соломинку нет за тонюсенькую ниточку этого бытия.
Нет! Нельзя так! Не уходи! Повторял Василий слова как заклинание. Что-то надо делать, и он уже почти знал что.
Бережно прижимая к груди холодеющий свёрток, Василий выбежал из своего ледяного убежища. Редко проезжающие водители, спешили домой. Никто не решался подвезти грязного, в оборванной одежде, мужчину.
Василий спешил, как мог, спешил туда, в конец улицы, к зданию с вывеской «больница». Ещё немного и он нажал кнопку звонка.
Дальнейшие события происходили как в тумане. Люди в белых халатах забрали у него свёрток. Он слышал обрывки слов, «быстро, реанимация, живой…».
ЖИВОЙ! Стучало в помутнённом сознании Василия. Он обессиленно присел на ступеньки каменного крыльца.
Его обнаружили рано утром без признаков жизни, и только еле заметная улыбка говорила о том, что мужчина был счастлив.
и скорее всего сделаю вставки. 
