Так бывает у нас, в серединной России, когда в июле, с утра, небушко такое ясное, словно умытый лик младенца: ни тени на лице, ни складочки. И день обещает быть жарким да сладким. А ты идёшь куда-нибудь лугом, тропка петляет в высоких душных травах, которые тебя скрывают почти с головой. Сверху жара уже начинает давить, а сама тропа – влажная, как после дождя, по краям ещё даже крошечные лужицы остались. То справа, то слева, то совсем рядом, а то чуть дальше посвистывают луговые птицы. Трели их по-отдельности просты и бесхитростны, но все вместе звучат мощной музыкой жизни, и кровь твоя собственная, что гудеть начинает в голове от жары, - тоже есть часть этой богатой оттенками симфонии, что называется «ЖИЗНЬБЕСКОНЕЧНА».
Через несколько километров, когда солнце уже почти вертикально над тобою и от душного великолепия запахов начинает чуть кружиться голова, а пот застилает глаза уже почти потоком, выходишь, наконец, на берег чистейшей реки, где в заводях разрослись-разлопушились наши русские лотосы-кувшинки и под берегами живут в норках раки. А сама речка такая неправдоподобно красивая с ивами и берёзами по берегам, что невольно начинаешь улыбаться, сам не зная чему: концу ли жаркого пути, красоте ли родины своей светлой или просто погожему дню, который подарила тебе природа.
Я нашёл этот уголок совсем не далеко от нашего громадного города уже несколько лет назад. Бываю здесь несколько раз за лето. А вот в прошлом году и в этом встречаю здесь Пашу. Приезжает он сюда из-под Сыктывкара в начале мая и живёт в палатке до самых октябрьских холодов. Ему сорок один скоро, и похож он на Маугли, потому что всё лето ходит голым: на всём ровно и глубоко загоревшем теле лишь узенькие красные плавки. Штаны и рубашку надевает лишь изредка, чтобы сходить в «продовольственный маг», как сам он говорит, и там затовариться простейшей едой и куревом.
Сегодня встретились мы с ним на тропочке, виляющей вдоль берега реки. Иду и вижу, как склонился он и, не шевелясь, что-то рассматривает. Заслышав мои шаги, не оборачиваясь, вытянул в мою сторону руку, предупреждая о тишине. Я дышать перестал и на цыпочках к нему приблизился. Выглянул из-за его плеча, вижу: у небольшой промоины на берегу сидят два детёныша ондатры и сосредоточенно грызут что-то. И так эта картинка гармонична и тиха в своём счастии, когда взрослый крепкий мужик любуется крошечными зверьками, и сам становится в этой простоте похожим на ангела. Наконец крысята нас заметили и синхронно, будто по команде, кинулись в речку и заработали прилежно лапками и хвостиками.
Вздохнул Паша сильно, протяжно и долго, провожая их глазами, потом обернулся ко мне:
- А, это ты… Здравствуй,- и сунул мне широкую крепкую ладонь свою, чуть улыбнувшись.
А потом продолжил:
- Ну, ты как? На весь день? Пойдём к моей палатке, я картошку буду жарить на постном масле. И тебя угощу.
Я рад приглашению, потому что Паша мне нравится. Нравится смотреть на него, когда он занимается своим немудрящим хозяйством и что-нибудь рассказывает. Человек он мало образованный, но всегда живший с пониманием, думавший над прожитым и анализировавший его.
Когда подошли к палатке, я предложил свою помощь, но Паша отказался и начал возиться сам. Я улёгся в тени прихотливо изогнутой ивы и стал за ним наблюдать. Заговаривать первым не пытаюсь, потому что знаю из опыта: если хочешь услышать искренний рассказ, то задавать вектор беседе не следует. Человек сам заговорит о том, что волнует его, что в этот момент наполняет его душу.
Паша лихо, как хорошая хозяйка, начистил картошки, собрав кожуру в пакет для мусора. Так же быстро порезал её, промыл и поставил жариться в сковороде на небольшой таганок в сторонке. Сидит на корточках, помешивает картошку плоской палочкой. Потом заметил, что я смотрю за его работой, чуть улыбнулся и заговорил:
- Это меня мама ещё научила, что картошку, когда жаришь, вилкой мешать нельзя: поломается вся, в кашу превратится. Вот с тех пор так и жарю. Нас у мамы с папой шестеро. Я самый маленький. Вот они с детства всех к хозяйству и приобщали. Знаешь, я ведь всё делать умею: электрику там, сантехнику по дому. Штукатурить, белить, красить – тоже - пожалуйста. И по бабьей части – всё, что угодно: пришить, зашить. Даже вышивать и вязать умею. Это маме и отцу спасибо: научили всему, к жизни приготовили…
Я когда в жениховский возраст вошёл, то в селе у нас первым кандидатом был поэтому. А нравилась мне одна Леночка. Мы с нею все десять лет в школе в одном классе учились и решили, что, как только я в армии отслужу, тут же поженимся.
Не поженились… За полгода до демобилизации она мне написала, что выходит замуж за городского, потому что надоела ей деревня, скотина да огород, поле и заготовки на зиму. И вышла за него, и в город он её взял. И всё у них там хорошо и по-настоящему было. Её мать с моею дружила, а потому все Леночкины письма моей перечитывала и все фотографии показывала. Леночка своему мужу городскому троих ребятишек родила, но в деревню они ни разу не приезжали, всё не до этого было. И мне – не до этого. Так и не женился, так и прожил с матерью рядом в родительском доме, отец-то наш умер уже давно, а два года назад и мама скончалась. От старости просто, 86 ей исполнилось.
Вооот, значит… Теперь один живу. А в прошлом году Леночка вдруг со всем семейством городским к нам и нагрянула. Муж толстый у неё, всё шею платком вытирает. Говорят, сердце у него слабое. А ребятишки хорошие, все трое – мальчишки: младшему 10, а старшему 18 скоро. И все трое на мать похожи: ясноглазые, а глаза – зелёные. А Леночка моя всё такая же красавица, ничего годы с нею не поделали.
Я думал, что забыл её, а вот, веришь, как увидал прошлым летом, словно и не расставались. Понял, что украду её у этого пузатого. Говорят, что во мне цыганская кровь есть. Вот она, видно, и взбунтовалась. А потом понял, что нельзя мать у детей отнимать, не по-людски это, хоть, наверное, и по-цыгански правильно. Потому и уехал прошлым летом сюда, чтобы больше её не видеть. А в нынешнем мае они опять приехали. Я ночью собрался и…
Мы с Пашей слишком увлеклись: он своими воспоминаниями, я – его рассказом. Потому и не заметили даже, как серая полупрозрачная туча нависла над нами и в этот самый момент пролилась сильным дождём. Да не дождём, а прямо ливнем, с молниями и громом!
Потом воздух вокруг сделался таким же серым, как небо над нами. Это потому, что с дождём вместе град пошёл. Грязные крупные горошины шлёпали наотмашь по успевшим образоваться уже лужицам. И странно было видеть этот зимний налёт поверх летней травы, испугавшейся и затаившейся от неожиданного ненастья.
А мы с Пашей стояли под дождём и почему-то даже не пытались спрятаться в гостеприимно распахнутую палатку. Картошку нашу, прямо в сковороде, завалило градом, и пламя под нею угасло. А мы стояли на берегу реки, под дождём и градом, потому что Паше нужно было кровь свою цыганскую остудить, а я… не мог же его бросить…
