На улице расхлябанная русская осень с мелким, всё пересыпающим дождём, грязной, похожей на застиранное бельё листвой и такими же неухоженными дорогами. А Он в аэропорту, где всегда примерно одно и то же время года и суток, примерно один и тот же климат в любом уголке земли: ни светло, ни темно, ни жарко, ни холодно. Летит. Хотел в Верону, где мечтал побывать ещё в молодости, но так и не сложилось. А вчера вот долго стоял у окна, смотрел на разграбленный осенью летний пейзаж и – затосковал. Накатило что-то, вспомнилось, как когда-то, теперь уже даже слишком много лет назад, хотели с Нею полететь на родину Джульетты, разыскать её дом, постоять, задрав головы, под её балконом. Хоть и знали, что и не её это дом вовсе, и во времена шекспировской драмы балкона этого на стене не было, а пристроили его только в 30-ые годы двадцатого столетия, но уж слишком хотелось верить в то, что живут ещё на земле великие страсти и люди дышат ими. А ещё хотелось думать, что Они – новые Ромео и Джульетта и их любовь никогда не закончится, будет вечной, как Рим – вечный город.
Так вот размышлял, стоя у окна…
И заказал билет в Египет, в пятизвёздочный отель.
Вдруг над самым ухом женский голос. И не поставленный, из громкоговорителя, а живой, настоящий:
- Ты?.. Здравствуй. Не думала, что когда-нибудь тебя встречу…
Он ещё только поднимает глаза, но уже знает, что это Она. Та самая Его Джульетта, которую Он пытался забыть и, казалось, забыл много лет назад:
- Наташа?.. Здравствуй. Вот уж кого не ожидал здесь встретить. Ты летишь куда-то? Есть ещё время до самолёта?
- Да, Лёш, лечу. Домой, в Италию. А время – да, есть ещё два часа до вылета…
- И у меня два часа. Поговорим?..
- Что ж, давай поговорим,- отвечает Она и мерцает своими дивными глаза.
- Ведь не виделись мы лет, наверное, … тридцать пять?..
- Тридцать, Алёша… после того, как ты меня тогда так неожиданно бросил: просто не пришёл с работы, и – всё. Позвонил только спустя две недели и попросил, чтобы я не волновалась. А я тогда уже даже волноваться не могла. Было вокруг тихо и холодно. И неважно всё.
Он покраснел, почти до слёз. Чувствовалось, что даже ответить не в силах. Помолчали. И он снова заговорил:
- Как ты? Замужем? Дети, наверное, внуки?..
- Нет… И замужем я не была. Так и живу одна. Не могла я никак себе позволить быть рядом с другим мужчиной…
- Постой, но не хочешь же ты сказать, что любила меня всё это время?.. Не могла же ты…
- Значит, могла, Алёшенька… Могла. Я тогда, после твоего ухода, почти два года как в тифозном бреду жила, на мир словно через мелкий дождь смотрела…
- Не надо, Наташ, не продолжай,- опускает Он глаза долу.- Если тебе станет легче, то знай: ушёл я тогда к дочери своего шефа. Через месяц поженились. Любил её, казалось, так же почти сильно, как тебя. А изменила, через пять лет сбежала вместе с моим теперь уже подчинённым. В дочери души не чаял, столь многого ждал от неё. И тоже ошибся: оказалась толстой капризной бабищей. Всё замуж выходит и разводится. Сейчас, кажется, живёт с четвёртым мужем. И всё денег у меня просит. Я говорю это для того, чтобы тебе, возможно, легче стало. Жизнь отомстила мне по полной за то, как я с тобою поступил. Бог меня, наверное, за это никогда не простит. Ты, я вижу, давно простила…
Говорил Он всё это, глядя на свои руки со сплетёнными пальцами, которые даже побелели от напряжения. Когда поднял глаза на Неё, то Она уходила, была уже в нескольких шагах от Него. На последних его словах шаг замедлила, остановилась и чуть обернулась к нему через плечо:
- Простить? Я не знаю, Алёш… Я просто забыла тебя. Работой вылечилась, наверное. У меня свой отель теперь в Вероне. Там и живу. А вечерами иду к дому Джульетты. СтоЮ под её балконом и плачу, хоть знаю же, что балкон этот совсем недавно пристроили. А в доме том в начале прошлого века дешёвый постоялый двор был… И всё равно хочу верить, что «жили на земле когда-то Вы, столь забывчивый, сколь незабвенный»…
И пошла. Красиво так, стройно и молодо. Только плечи чуть опустились и подрагивали. Но почти незаметно.
И остался он снова один. Теперь уже, видно, навсегда…
|
Спасибо за все!