Город этот был какой-то длинный и ужасно уродливый. Если посмотреть на него с высоты птичьего, как говорят, полёта, то простирался он узкой изгибающейся линией вдоль берега реки, тоже некрасивой, мутной, по всей длине украшенной грыжами обнажившихся каменистых плёсов. На плёсах этих местные мальчишки летом загорали, лёжа на животе прямо на тёплых камнях, покрытых зеленью присохших водорослей. Из любой части города до реки было недалеко: вышел из своего двух- или трёхэтажного дома, пробежал по улице вниз – и вот тебе, пожалуйста, река с «поэтичным» для русского уха названием Ужачиха. Здесь прямо, у своего берега, и купайся, потому что специально оборудованного пляжа в городе никогда не было. Да мысль о пляже и в голову людям не приходила. А зачем он, пляж этот, когда практически у каждого были свои плёсы. Некоторые из них даже имели названия: Широкий, Кривой, Нижний. Был даже Поганый плёс, на котором местные парни чаще всего собирались, потому как, чтобы до него добраться, даже плыть не нужно было: просто задери штаны повыше колен и бреди по реке метров двадцать – на Поганом и окажешься. Там они играли на гитаре, жгли костры, в пламени которых на прутиках поджаривали хлеб и закусывали им водку. А купить водку можно было прямо по дороге к реке, в кривобоком магазине, где всем командовала продавщица Зинаида – женщина некрасивая, с крупной пористой кожей на носу. Но была она доброй и безотказной. Именно с нею большинство из местных парней «вступали во взрослую жизнь» прямо здесь же, в кустах на Поганом… А потом у костра «делились» впечатлениями, как заправские мужики, с товарищами, гоняя по кругу «Беломор» и циркая слюной сквозь зубы.
Самым желанным героем у костра на Поганом всегда был Славик, потому что, несмотря на небольшой рост и полное отсутствие бровей на конопатом лице, обладал он здоровенными кулаками с короткими пальцами. И в случае чего всегда был готов посредством этих кулаков всё объяснить недругам, да и друзьям тоже. А ещё Славик играл своими короткими пальцами с обгрызенными ногтями на гитаре и пел гнусавым голосом песни про то, например, как мальчишка полюбил девчонку, а потом уехал в дальний город, чтобы учиться на пилота. А она обещала его ждать, чтобы стать ему верной подругой до гробовой доски. Но однажды она получила письмо от командира его эскадрильи, который сообщал, что суженый её разбился во время полёта. Тогда отважная девушка поехала в тот же дальний город и «пилоткой сделалась сама. И с самолёта, без парашюта на землю прыгнула она»!..
Слушатели долго молчали после того, как последний драматический аккорд на гитаре чуть не разламывал её пополам, задумчиво курили, глядя в костёр, а потом кто-нибудь обязательно говорил:
- Блиииин, Слаик, капец… Спиши слова…
А с недавних пор Славик стал на Поганом редким гостем, потому что влюбился. В городок к ним приехала рыженькая девочка с туго заплетёнными косами откуда-то из Прибалтики. Для жителей городка слово «Прибалтика» звучало так же, как «Монако», «Луна», «Созвездье Гончих псов», а потому о ней уже через два дня все в городе знали. Поселились они с мамой в единственной в городе пятиэтажке, в которой когда-то хотели даже построить лифт. С лифтом так и не сложилось, но дом был самым престижным в городке потому ещё, что стоял на горе, и из его окон не видно было реки Ужачихи с её плёсами.
Через две недели Славик стал ходить с нею и сидеть на лавочках во дворах. Славик держал руки в карманах, а папиросу в уголке губ. А она шла с ним рядом в золотых колечках пушистых волос и кремовом платье в крупный коричневый горох.
На следующую весну, когда лёд с реки уже сошёл, и на Поганом виден был прошлогодний мусор, вытаявший из-под снега, Славик с Ритой играли свадьбу. Потому что у неё откровенно виден был уже приподнявшийся живот, а Славик жениться и не отказывался.
Свадьбу играли в доме жениха. Потому что жили они на самом берегу Ужачихи, в своём доме, и места было довольно. Столы поставили прямо у кромки воды, а гости сидели на снятых с петель дверях, положенных на табуретки, поставленные по краям. Покрыты эти самодельные скамьи были домоткаными половиками, связанными крючком, которые мать Славика предварительно выколотила, повесив на забор, здоровенной палкой, специально для этого вытесанной отцом Славика.
Гостей со стороны жениха было много – почти весь город. Была и продавщица Зинка, которую не пригласить посчитал неудобным Славиков отец. Она быстро захмелела и пела русские песни, некрасиво кривя рот в тех местах, где нужно было тянуть.
Со стороны невесты была только её мать – женщина бледная, в шляпке и в Ритином кремовом платье в крупных коричневых горошинах.
Больше всех радовался сам Славик. Уже к середине свадьбы он был совсем не трезв. Играл на гитаре, пел, метался по двору, пламенея своим красным галстуком, среди многочисленных друзей. Иногда подходил к Рите и по-хозяйски её поглаживал по плечу. Потом слегка похлопывал и, глядя куда-то в сторону Поганого плёса, говорил никому конкретно и одновременно всем:
- Мояяя баба. Глядите, какая ладная, не чета нашим. А потому, что из Прибалтики…
А Рита сидела за столом, мяла в руках беленький платочек и плакала, опустив голову. Что-то сама себе шептала и иногда покачивала головой. Когда мать, приобняв её за плечи, склонилась к дочери, то только и могла разобрать:
- … ни за что на свете… Лучше в Ужачиху… или назад, к папе… Пусть лучше он убьёт…
… А на Поганом совсем ещё молодые ребята жгли костёр, пили водку и играли на гитаре. Открыли сезон, одним словом…
