Гур-гур вместо музыки - 7

памяти Леонида Гуревича (1932 - 2001) -
драматурга
и хорошего человека

                    Гур-ур
                вместо музыки

                гур-гур - киношный сленг -
                фоновые шумы в кино.





                АМЕРИКАНСКИЙ ДИССИДЕНТ

Он хорохорился.
Новая Англия. Вермонт.
После одного из просмотров к нам подошёл человек:
- Хорошо у вас в СССР - свобода! А я вот, американский  независимый режиссёр, снял документальный фильм, а его не берут на телевидение.
- Да как они смеют!  Да я им!... - грозно замахал руками Гуревич, не видя фильма, - Тоже мне Америка - оплот демократии! Давай сюда свой фильм! Да я его в СССР по Центральному телевидению покажу! У нас в СССР теперь свобода! Союз кинематографистов СССР теперь защищает права режиссёров! - шумел на людях, - А ты держись, киношник! Не сдавайся! Меня, знаешь, сколько гнобили? Три раза во ВГИКа не приняли. А я - вот - не сдался!
*
Фильма у независимого почему-то с собой не было.
И глаз у него как-то странно бегал.
Поехали смотреть.
Он, я и рыжая переводчица за рулём на своей машине.
Гонимый режиссёр впереди на своей.
Ехали долго. Больше часа.
Дом, речушка с канаву, водопадик метра два.
В доме видеостудия.
Сели смотреть…
*
Это было жёстко… это была порнуха. Это была порножесть.
- Я это переводить не буду! - заявила переводчица.
А дама была случайная, да непростая - местный профессор по литературе - Бродского переводила, Ахматову.
А я подумал, - смотреть она - смотрит, переводить не хочет.
Но тут в кадре случился эпизод с лошадкой…
Переводчица метнулась вон, на террасу….
- Это провокация! - заявил Гуревич.
*
Досмотрели из вежливости и из киношной солидарности.
- Что эта баба сказала? - периодически спрашивал меня Гуревич на синхронах  и я со своим косым английским переводил:
- Она, вроде, говорит, что продюсер заставляет её пИсать в кадре на эту девушку, а у неё чувства к другой, она хочет пИсать на другую. Это нарушение прав человека. Она подала на него в какой-то профсоюзный суд.
- И кто выиграл?  - живо интересовался Гуревич.
*
Это был длиннющий фильм о знаменитой американской порноактрисе В.
Вернее - о правах проституток, которые она горячо защищала.
Ибо была чуть не начальником профсоюза проституток.
И многие были показаны за работой.
Во всей её многообразии.
А актриса В. - ставила рекорды в кадре. И в казарме, и в конюшне.
*
Ехали назад с порнокассетой.
На чёрном небе хило полыхало линялое северное сияние, цвета светящегося капустного листа.
- Это у нас не часто, - сказала рыжая переводчица, - Наверное, в честь вашего приезда.
И как-то мне стало казаться - а не слишком ли много мёда течёт с её уст?
- Змея, жалящая мёдом, - подумал я.
*
- Сколько езжу - никогда не видел северного сияния… нет… ну, если откровенные сцены вырезать - можно и показать. Вы как думаете? - спросил нас притихший Гуревич.
- Мне трудно решать за правительство СССР, - уклончиво отвечала рыжая.
- Проститутки - тоже люди, - уговаривал себя Гуревич, крепко уже пожалевший,  что публично обещал показать фильм в СССР.
- Да там вырезай, не вырезай - сплошняк порнуха, - напомнил я.
Рыжая:
- Да, но это оправдано высшей гуманной целью режиссёра - доказать что проститутки вовсе не низший сорт,  а такие же люди как мы и у них тоже есть права. Даже в таком унизительном деле, как продавание себя за деньги.
- А ты откуда знаешь? - подумал я, - Ты ж фильма не видела, - но решил, что она слышала с террасы, хотя она и шумно  закрыла за собой отъездную стеклянную дверь. 
- Впрочем, все мы себя продаём, - философски вздохнула рыжая.
- А что ж теперь делать-то? - всё убивался Гуревич, - Я ж обещал.
- Вернётесь - соберите собрание в Союзе кинематографистов. Обсудите с коллегами, - мягко советовала рыжая,  - Понимаю,  ваших коллег  это может шокировать.
- Да, ничего не делать, - ответил я со свойственной мне безалаберностью, - Выкинуть кассету да и всё.
- Нехорошо. Обидим человека.
- Ладно. Будем уезжать - случайно в номере забуду, - пообещал я.
- А если с вашим  фильмом так? - укоризненно спросила рыжая.
А Гуревич сунул кассету мне:
-  На. Подержи, - да и, якобы, забыл.
Что я и сделал - оставил, даже не в номере, а сразу же, в вестибюле.
Что за подстава была - так и не поняли.
*
Вспоминать американского независимого документалиста не любил:
- Вот - провокатор!... Порнушник… Кагэбэшник хренов!... Никому не рассказывай.
*

                РЫЖАЯ НАПАСТЬ

Немного о переводчице.
Почему-то, не помню, не оказалось переводчицы и она взялась за нас.
Она была хороша, как Айседора Дункан, рыжая, рослая,  великолепно сложена, звали её Хилари. С одним эл, не с двумя. И это, оказывается, было принципиально. 
А в чём разница - я  так и не понял.
Гуревич звал её Хиля.
*
Она была умница - преподаватель, профессор, знала пугающую кучу языков, читала лекции, писала книги, играла в хоккей на траве, 
была умна, романтична и высока чувствами, как Эйфелева башня.
Но всё это - до тех пор, пока она не поворачивалась лицом.
Оно у неё было… несколько… топорновато.
Она была всем хороша, но отчаянно некрасива лицом.
Со мной она была чутка как мама, а наедине робела, как девушка.
Я решил, что это от  face.
Мне было неинтересно.
*
Одним - она меня удивила.
- Я знаю - у вас с ней был роман. Признайтесь - вы с ней спали, - сказала она про мою героиню Лилю, которая переодевалась в кадре, - Иначе - она не была бы с вами так откровенна.
А когда мне так говорили, я уже и не спорил - многозначительно помалкивал -
мне это даже нравилось: мне удалось создать такие отношение с героиней, что многие подозревали физическую близость.
- Но она вас обманула. Она использовала вас.
Я не понял - мы делали фильм:  я с одной стороны камеры, Лиля в кадре - кто, кого использовал?
- Скоро она вместе с мужем переедет в США. С помощью вашего фильма. Вот увидите.
Ну, сказала, и сказала. Я послушал и забыл.
Но она оказалась не тот человек, которого можно так просто забыть.
Марк, действительно, вскоре после выхода фильма вернулся к Лиле.
А ещё через год они получили гражданство США.
Не без помощи фильма.
*
И ещё один, на мой взгляд, у неё был недостаток  - лет ей было около пятидесяти.
Что, впрочем, не лишало её привлекательности в глазах Гуревича.
*
И Гуревич даже не запал на неё - в нём полыхнуло.
Сразу и  бурно.
- Нравится тебе Хилечка?
- Ничего так, - согласился я.
Ведь не скажешь - старовата.
*
Это сейчас наши женщины мечтают об олигархе -
тогда они были поскромнее -  мечтали об американце.
Хиля сама была американкой и об американце не мечтала.
Она мечтала - о высокой поэзии.
И Гуревич со мной в этом согласился.
Но он всё никак не мог взять в толк:
- Ну, если мечтаешь о высоком, что ж ты варежку-то разинула - вот он я!
Но Хиля была неприступна, как крепость Моссада.
*
Американские женщины умеют отказывать пронзительно сочувственно.
Идёшь потом, посланный  - и радуешься.
Но в Гуревиче полыхнуло так, что отказ Хили, даже не расстроил,
разозлил его - я его таким никогда не видел.
У меня в номере он сидел подавленный, мрачный, как околдовала она его
и, конкретно, старался напиться.
Обычно, мужчины, в такой страсти, трудно прощают отказ,
но назавтра он вдруг сделался с ней нежен, заботлив и очень терпелив.
Я решил, что крепость Моссада будет взята нудной осадой.
*

                ДАМСКИЙ ХОККЕЙ

Хиля позвала нас на матч - со студентками играла за сборную.
Хоккей на траве скучен, как хоккей на траве.
Особенно, в женском исполнении.
Впрочем, в мужском я его не видел.
Утешало - что в него играют в коротеньких юбочках. Из-под которых торчат трусики. И девушки, когда машут клюшкой - наклоняются и кричат. Как в теннисе.
Коль уж смотреть хоккей на траве, так я, естественно, сконцентрировался, как наклоняются и кричат студентки.
Гуревич - на Хиле.
*
- Огонь баба! - горячо восторгался Гуревич, - Это она специально нас позвала - себя показать… Как она тебе?
- Да ничего так.
А Хиле было, что показывать.
И в хоре девичьих криков крик Хили был особенный.
Это был - ого-го крик. Этот был крик одинокой чайки в океане, потерявшей в небе добычу - даже глухие начинали слышать и водолазы всплывали в нейтральных водах.
В криках Хиля знала толк.
- Как она кричит! - восторгался Гуревич, - Грандиозно! Песня песней! Соломон отдыхает!
- А Соломон-то причём? Он что - тоже кричал?
- Слушай… иди на … уй! - на правах учителя горячо, но добродушно послал меня он, -  Если ничего не понимаешь в хоккее - не мешай хоккей смотреть! - 
и тут же - то ли мечтал, то ли спрашивал, - Ты представляешь себе - это роскошное тело в своих объятьях? А?...
- Нуу-у... - уклончиво соглашался я, глядя, как очередная студенточка кричит, махнув клюшкой,  - Только я не Есенин.
Я никак не мог понять - если она тебе нравится, что ж ты меня подзуживаешь?
- Такие ножки!… как обовьёт ими за спину… - нагнетал ужаса Гуревич.
- Какие ножки? - думал я, - Старые мослы. Вон - ножки бегают.
По изумрудному полю, мотая хвостиками на головах, носилась с криками  молоденькая стройненькая сороконожка.
*

                ТАНГО С ПРИЗРАКОМ

Мы ездили с Хилей по Новой Англии с её красного кирпича викторианскими домами с плоскими фасадами, 
слушали на келейном вечере Бродского, уже седого и прозрачного, как  стрекозиное крыло, 
потому что Хиля вела с Гуревичем какие-то тайные переговоры о фильме о Бродском.
Вечером в ресторане, оркестрик заиграл аргентинское танго.
*
По поводу Бродского, Хиля была в вечернем - длинном, обтягивающем, тёмно-зелёном, атласном, на бретельках, платье до пола, 
точно сочетающемся с её рыжими густыми волосами и с длинными же разрезами - 
сзади покороче, а спереди - аж до самого неожиданного места.
А нам пришлось одеть костюмы и галстуки.
Гуревич чувствовал себя естественно, а я - как секретарь комсомольской организации завода шарикоподшипников.
*
... ритмично томилось скрипками танго...
- Вы позволите я пойду потанцую? - неожиданно спросила нас Хилари.
Мы растерялись, решив, что она приглашает кого-то из нас -
ни он, ни я танцевать танго не умели.
Да и не только танго.
- Это аргентинское танго, не американское, - объяснила нам Хиля, - Это ритуальное танго.  Брачный танец жениха. Его изначально танцевали юноши. В одиночестве, с воображаемой  партнёршей. Этим они хотели показать невесте, как они будут любить свою возлюбленную, - и томно добавила, - А это будет танго -  одинокой женщины.
И Хиля пошла…
Я думал, она дразнит Гуревича.
*
…она встала, выставила перед собой руки, сцепила пальцы с пальцами невидимого партнёра и…
Выяснилось, что Хиля, к прочим своим достоинствам, (кроме fase)
ещё и увлекалась бальными танцами.
Которые Гуревич простодушно и неромантично назвал е… - остальное - тоже самое.
*
Люди - матом,
от скудости языка и поганых ртов.
Гуревич - от обилия.
В плоскостях русского языка парил свободно -
от самой высокой, до подзаборной,
включая феню и украинско-местечковый говор.
Но даже в беспросветно забористых словах -
у него был чистый рот.
*
И Хиля начала…
Она обвивала своего невидимого любовного призрака шикарными ногами на высоких  каблуках, выстреливая их из разреза на платье выше музыкантов, светя  кружевными резинками чулок, а иногда и повыше…
Это был Голливуд. Казалось - сейчас выскочит знойный Бандерас.
Гуревич разинул рот.
Да все разинули рты.
*
Это был танец влюблённой женщины.
Но танец с невидимкой.
И ритмованный,