что будет.
Призналась:
–Не могу! не могу я… простите!
Она взглянула на меня чёрнотой, вроде бы как усмехнулась – кровавая нитка краешка губ дрогнула, а потом махнула костлявыми пальцами…
Умереть он должен был легко – во время охоты упасть неудачно с лошади, потом получить горячку, затем простудиться, когда в горячке велел бы открыть окна, и дура-служанка сделала бы это, и так умереть, застудившись. Почему я говорю, что это легко? Потому что в итоге смерть его изменилась. Подали ему яда – и знаю точно, что тот человек, что подлил его, сам не знал потом, что за воля вела его к этому? Он был как во сне – так потом и объяснял суду, который приговорил отравителя к четвертованию.
Суд-то приговорил, а мой король все внутренности свои выплюнул сам же – кровавой ублюдской массой вышли и печень его, и желудок. И никто не мог ему помочь. И всё это я была обречена наблюдать, и всё это время рыдали над молодым посеревшим умирающим королём мать его и жена. И всё это время Смерть Смертей смотрела на то, как я обречённо наблюдаю это страдания.
Когда он умер, я разрыдалась от облегчения, а Смерть Смертей провозгласила:
–Всякий, кто не встретил смерть свою и в срок свой, кто был пожалован жизнью, и чья смерть была отсрочена, получает кару ещё более жестокую. Урок усвоен?
Урок был усвоен. Ещё как! Так что, с тех пор я немного лукавлю – я могу дать отсрочку, но поверьте мне! – не молите смерть о пощаде, и тогда она будет к вам милосердна. Не просите её о снисхождении и тогда вы будете обслужены мягко!
***
–Здравствуйте, – в присутствии Смерти Смертей я всегда робею. Наверное как и все мои братья и сёстры по службе.
–Садись, – она такая же как и прежде. Она равнодушна и холодна, она также светит чернотой взгляда и также скрывает большую часть лица под капюшоном.
Я послушно сажусь, складываю руки на коленях и жду её слов.
–Как справилась? – Смерть Смертей заговаривает ласково, но у меня почему-то от этой ласки ещё большая дрожь.
–Всё выполнила. Он скоро умрёт, срок его я, как водится…
–Что испытала? – она перебивает меня, я осекаюсь.
Вопрос простой, но он меня ставит в тупик. Я начинаю рыться в той жалкой замене людской памяти, которая у меня осталась. Так, этот король вошёл в свои покои, и я впервые увидела его… он прошёл за свой стол, что-то бормоча себе под нос. Потом…
–Ничего, – я нахожу единственный ответ. Мне стыдно, и я стыжусь смотреть в глаза Смерти Смертей. Наверное, я должна была что-то почувствовать?
–Хорошо, – она кивает, и в голосе её я слышу удовлетворение. Это меня удивляет, но Смерть Смертей добавляет в привычной манере: – значит, урок и впрямь усвоен. И что же мне с тобой делать, Смерть Королей?
Я хочу пошутить и сказать: «понять и простить», но речь не слушается меня, предает, как раньше я предала всё, и ушла в подлость, лишь бы не задыхаться вечность в Пустоте, и ещё немного пожить…
Нет, не пожить. Побыть. Просто побыть.
–Что же делать? – Смерть Смертей смотрит испытующе. Я моргаю, не выдерживая её взгляда.
Она вдруг отводит глаза и говорит равнодушно:
–Твоя сестра – Смерть Герцогам, и твои братья – Смерть Маркизам, Смерть Графам…ну и прочее, – Смерть Смертей не заканчивает свою страшную речь, машет рукой, – словом, мне прислали…
Она мнётся. Видимо, то слово, что будет самым верным, ей не нравится, и Смерть Смертей, как какой-то человечишка ищет ему замену, наконец, находить:
–Пожелание. Да, пожелание к оптимизации процесса.
Я хочу спросить кто прислал ЕЙ? Кто ЕЮ командует? Но не могу заставить себя спросить об этом, потому что в лучшем случае мой вопрос такая же пустота как мое посмертие, а в худшем – я услышу ответ, который мне не понравится.
И я спрашиваю другое:
–Что такое «оптимизация процесса»?
–Это как Смерть Бюрократии или как Смерть Лишнего, – объясняет Смерть Смертей и лёгкая тень недовольства легко читается в её голосе. – И я хочу задать тебе вопрос: станешь ли ты во главе их? Станешь ли Смертью Знати?
–Это как…– ищу слова, но не нахожу. Я думала, речь пойдёт о чём-то другом, о моём деле, о том, что я всё-таки помедлила (чего уж таить?) с последним королём.
А меня повышают?!
–Да, так…– в голосе Смерти Смертей отзвук незнакомой мне речи, какие-то песни, которые подхватит, видимо, вскоре какой-то народ, неся на своих штыках моё имя, мою власть, славя меня и помогая мне.
Я не думаю долго, соглашаюсь почти сразу.
***
Что я чувствую? Что ощущаю я, когда мирный, славный народ, доведённый голодом, холодом и несправедливостью до звериного отчаяния, тащит аристократов на фонари, чтобы повесить?
Ничего.
Что я чувствую, когда казнят очередного короля? Когда бедную его королеву долго позорят, прежде чем даровать ей смерть?
Ничего.
Что я чувствую, когда вижу красоту и гибель молодости? Что чувствую, когда Смерть Смертей приходит за отжившими и отработавшими своё моими братьями и сёстрами, чьи посты я сейчас занимаю? Что ощущаю, когда вижу, как Смерть Смертей пережёвывает их души острыми чёрными зубами, пропуская через своё тело в Пустоту, сплетая их – ненужный и измученных с Пустотой?
Ничего.
Смерть Смертей говорит мне:
–И с тобой будет также…
И я ничего не чувствую. Почти. Только лёгкую надежду, что со мной это случится позже, чем с другими, и я ещё побуду. И не пугает меня ни цена, которую нужно заплатить, ни собственное равнодушие.
Я не вижу ничего, кроме своего долга и глаз-провалов Смерти Смертей, что вечно стоит за моей спиной, ожидая, когда и я отработаю своё и попаду в её пасть.
