Осень за окном всё начиналась и начиналась. И никак начаться не могла. Всё ещё было каким-то зелёненьким, чуть желтоватым. А холодно уже было. И не холодно даже, а, скорее, зябко, студёно. Дерева то дружно качались, словно туземцы в шаманском танце, то вздрагивали отдельными ветвями, но листья держались ещё крепко, симулируя лето.
В такую погоду и настроение под стать ей: не хорошо, не плохо, пусто как-то. И перспективы нет – ни в воздухе, ни в жизни.
В один из таких вечеров мама и позвала его к нам. Я уже всё это проходила. И не один раз: мама считает, что я – старая дева и меня срочно нужно пристраивать. Она убеждена, что шанс пока ещё есть, но с каждой такой погожей осенью он всё истоньшается, как октябрьская паутина в поле, когда время необратимо катится к ноябрю.
Вот он и был одной из последних попыток. Просто – Петя, просто сантехник, сорока лет от роду, с начинающимися брюшком и лысиной… Ну, и что, что у меня за плечами библиотечный институт и недописанная диссертация на тему «Библиотека в структуре информационных институтов современного российского общества» ? За теми же самыми плечами стояли ещё 36 неполных лет, развалившийся, как диетическая паровая котлета, брак с однокурсником и два аборта от последовавших за тем браком увлечений.
Одним словом, Петя, кажется, работал в нашем ЖЭКе, уважительно беседовал с мамой, когда встречал её во дворе, всегда бесплатно и по первому зову менял ей прокладки в кранах и на предложенный после этого чай всегда реагировал одинаково: «Да и не откажусь!»
Вот мама и решила, что «пора нас сводить». «Биография» у Пети тоже была. И тоже небогатая: в прошлом – жена и взрослая уже дочь, а в настоящем – коммуналка в малонаселённой квартире с одинокой пьющей соседкой и её рахитично бледной дочкой.
Итак. В «моей стране владычествует осень» - такая же рахитичная, как юная соседка Пети. Я прихожу с работы. На столе – знаменитые мамины кулебяки. А за столом – Петя и мама. Сидят и чай пьют. Я, когда вошла и увидела всю эту картинку, то даже залюбовалась: престарелый сын со старухой-матерью ужинают после трудового дня, и он ей рассказывает, «какими же привередливыми и скандальными стали жильцы в нашем микрорайоне».
Я Петю раньше не видела. Точнее, видела, конечно, но просто не замечала. Он же сказал, что, само собой, меня знает, ведь я же «дочка Ангелины Степановны». И всегда здоровается со мною при встрече. А я ему всегда вежливо отвечаю, но всегда тороплюсь, потому что «коню понятно, что работа у меня ответственная».
К столу я, разумеется, присела. И кулебяки отведала, с чаем. А потом слушала всё, как мама с Петей беседовали… о странной в этом году погоде, о правильности всего того, что делает наш президент, о соседке Нине Илларионовне, которая недавно умерла, а квартиру свою завещала не сыну родному,а «Фонду амурского тигра» (идиотка!), о том, что Петина мама тоже вкусно готовила… И что-то ещё было, столь же «важное» именно в этот вечер…
А мне даже скучно не было, потому что прямо за Петиной спиной было окно, и в окне том медленно угасал ещё один осенний день: небо медленно ржавело и бледнело, скрюченные возрастной подагрой листья клёна бессмысленно трепыхались на ветвях в ожидании скорой кончины. Скудела жизнь за окном. Скудела она и в нашей квартире.
Потом кто-то позвонил, и мама отошла к телефону. За столом сидели только мы с Петей. Вот он, неожиданно серьёзно, вдруг и заговорил:
- Оля, сделайте своей маме приятное: притворитесь, что принимаете мои ухаживания. Пусть она хоть последние дни свои будет счастлива…
- Последние? В каком смысле?..
- Как – в каком? Больна же. Рак у неё. Уже давно…
И тут мама закончила разговор и вошла на кухню:
- Оленька, детка, ты только не волнуйся, но только что звонил Григорий Аркадьевич, ну, врач мой. Сказал, что завтра меня положат в госпиталь. А? Что? Нет, говорю же тебе, не волнуйся – просто плановое обследование. А пока меня не будет, тебе Петенька поможет справляться с домом…
А потом долго так посмотрела на него и добавила:
- И КОГДА меня не будет… Поможете, Петя, моей девочке?..
