- Я буду тебя бить, Гриша!
- Не надо, Слава! Прошу тебя…
- Надо, Гриша, надо! Ты оскорбил меня, и я буду тебя бить…
- Ты не прав, Слава! Подумай, ты подумай своей пьяной головой – разве я тебя обидел?
- Врешь! Я не пьян, - Слава покачнулся, но устоял. – Я всё… соображаю. Хорошо, я пока не ударю тебя. Давай разберемся… - тут Слава снова покачнулся и, чтобы не упасть, опёрся плечом на пока еще живой шкаф для одежды. Шкаф дрогнул, и стоявшая на нем пустая бутылка свалилась Славе на голову.
- А-а, ты ударил меня, Гриша, подлец! Так получи же…
- Опять эти клоуны сцепились. Ну что – пошли разнимать, что ли? – соседи по общежитию пришли, растащили окровавленных бойцов, вылили на них по ведру воды, затем налили каждому по стакану водки, заставили выпить и уложили на свои кровати, пригрозив, что если ещё услышат драку – выкинут обоих на улицу.
Гриша Повалий и Слава Молодонец дрались друг с другом два раза каждый месяц. Именно два, не больше и не меньше. Потому что дрались они только по пьянке, а пили они только в аванс и получку. В остальное время это были справные мужики под сорок лет, приехавшие на северную лесозаготовку из Западной Украины – по вербовке, деньжат срубить. Приехали вместе, жили в одной квартире – у каждого своя комната – двухэтажного восьмиквартирного дома, отведенного для завербованного народа. Местный люд посчитал этих новеньких друзьями, а поселковые женщины пришли к единодушному мнению, что Слава и Гриша – мужчины положительные: трезвые, всегда побритые, чисто одетые, не матерятся попусту. В общем, идеал.
Но в первую же получку идеал дал трещину: подбитый глаз, выбитый зуб, сломанный стол, пробитая перегородка и вдребезги разбитое окно были тому жестоким свидетельством. И потом бои стали повторяться как по расписанию. Народ дивился, мужики, кто работал с кем-либо из этих чудаков (а работали те в разных бригадах), пытались докопаться до причины драк, но со временем плюнули на это безнадежное дело: казалось, что истоки вражды вековые, словно Молодонец и Повалий из разных родов, враждующих столетия. После драки Гриша и Слава пару дней не разговаривали друг с другом, а потом – словно и не было ничего.
Постепенно поселок привык к чудачествам странных карпатских парней, драки их стали событиями совершенно рядовыми, и уже не обсуждались. Только соседи в день выдачи денег носили побольше воды в общежитие – иногда и по баку холодянки приходилось выливать на каждого бойца, чтобы образумить. Да продавщица промтоварного магазина Галя Бутакова, тайно влюблённая в красавца Молодонца, откладывала в тот день под прилавок лучшую мужскую рубашку хорошо известного ей размера – лица у Славы и Гриши порой оставались целы, но рубахи – никогда. Грише Галя тоже откладывала, но похуже. И пока еще ни одна из отложенных рубашек не осталась невостребованной. Впрочем, одна была, но это особая рубашка. Изнутри, напротив сердца, Галя со слезами вышила: «На вечную память любимому». Эту рубашку Галя собиралась подарить Славе в день последней его зарплаты здесь – в июле, когда заканчивался двухгодичный срок вербовки и он, как и Гриша, уедет в свои далекие Карпаты. Сейчас был июнь, и сегодня была получка.
- Общежитие горит! – пронзительный женский голос взорвал тишину кинозала.
Народ бросился из клуба на улицу. Дым густо валил из двух раскрытых окон первого этажа и из подъезда. Огня пока не было видно, но он не заставил себя ждать – полыхнуло разом, и деревянный барак занялся как пионерский костер.
Несколько человек, забежав в горевший дом, выкинули кое-какие пожитки, да вытащили троих пьяных, один из которых был Молодонец. Попытки тушить пожар вскоре были оставлены за бесполезностью, люди бросились отстаивать соседние дома: по цепочке передавали ведра с водой из ламбины, что находилась метрах в пятидесяти, - поливали крыши и обращенные к пожару стены.
- Гриша, там же Гриша остался! – истошный вопль Молодонца перекрыл многоголосый гам.
- Бля, точно, а где же Повалий-то, - растерянно проговорил один из парней, забегавших в горевший дом.
- В его комнате Гришки нет, я смотрел, - уверенно сказал другой.
- Да где же он!?
- Гриша, держись, я иду к тебе! – Молодонец вдруг рванулся к двери подъезда.
- Стой, дурак, сгоришь! – попытались перехватить его, но не успели. Коля Мотин, верховод местной молодежи, бросился за Молодонцом внутрь дома, но через несколько секунд выскочил обратно, отхаркиваясь. А через полминуты здание начало рушиться.
Когда разобрали руины пожарища, то обгорелые трупы Вячеслава Молодонца и Григория Повалий обнаружили рядом. И было такое впечатление, что они крепко обнялись перед смертью.
