тающими снежинками не дружно гулял, и мы спокойно стравливали давление пивных газов до тех пор, пока не приблизились к местному Дворцу культуры. На специальном щите рядом с ним красовалось подмоченное приглашение посетить выступление гастролирующего гипнотизёра.
«Ничего себе! – подумали мы одновременно. – Это же то самое, что нам и нужно! Непонятно, а потому интересно! Страшная перспектива!»
Билеты ещё продавались. За полтинник. Терпимо. До начала выступления оставалось минут двадцать, потому мы вполне могли сойти за местных очень неторопливых джентльменов!
Осмотрелись, разделись в гардеробе, уселись на свои нумерованные места. Двадцать первый ряд. Зато посредине! Народу много. Я и не ожидал увидеть столько в каких-то Осиповичах. По всему видать, не деревня! И почти не шумят – все ждут! В назначенное время стали хлопать в ладоши, приглашая приезжего гипнотизера не набивать себе цену.
Тогда сквозь половинки бархатного занавеса в зал высунулось чьё-то лицо, заинтересованно обозрело пространство и исчезло. Но скоро из-за половинок занавеса, не открывая его, выплыл пожилой мужчина в бархатном концертном пиджаке. Он поздоровался с залом, делая вид, будто несказанно счастлив встрече со зрителями. Потом слегка порасшаркивался, выражая свою благодарность за общее к нему внимание, чем и закончил своё вступление.
Далее он туманно поведал, что же это за штука такая – столь таинственный гипноз, и как он до сих пор уживался с не верящим в чудеса материализмом. Наконец, концертный пиджак заверил всех, будто настоящий гипноз совсем не отрицается наукой, не запрещен у нас в стране и в некоторых случаях с успехом применяется даже в медицине.
– А ваш гипноз всех берёт? – выкрикнули из зала.
– Всех, товарищи! Всех берёт! Чисто теоретически, конечно, есть кто-то неподверженный, но это только теоретически. А так – всех! Разумеется, всё зависит от силы внушения! Но с силой у нас – всё в порядке!
Концертный пиджак забрал у зала минут пятнадцать. Наконец, занавес за ним распахнулся настежь, и пиджак, театрально разведя руки в сторону, пригласил присутствующих приветствовать аплодисментами некого Маэстро. Тот был в черном фраке. Поклонился, приложив руку к груди, и только тогда началось самое интересное…
По просьбе Маэстро на сцену поднялись два парня из зала. Он сам на них указал, выбрав, наверное, самых по виду слабаков. Они, отвечая на вопросы Маэстро, рассказали о себе положенный минимум и тут же легкомысленно заснули. Прямо-таки, стоя заснули, как лошади! А коварный гипнотизёр на виду у всех подавал им всякие команды, и парни эти, словно, дрессированные животные в цирке, то послушно поднимали руки, то старательно плясали гопака, то делали вид, будто вылизывают пустые тарелки! Зал довольно хохотал. Контакт был установлен. Первоначальное недоверие улетучилось.
Промучив парней некоторое время, гипнотизёр щелчком пальцев вывел их состояния болванчиков и, ничего не понимающих и не помнящих, под смех зала отправил на прежние места.
После этого Маэстро пригласил на сцену сразу десять человек. Их уже никто не назначал. Они выходили на сцену сами и по собственному желанию. Более того, трое желающих, потоптавшись у сцены, оказались лишними, и с сожалением вернулись на свои места.
Люди на сцене подобрались разные по полу, возрасту, росту и ожиданиям, написанным на их лицах. Но все, и они, и весь зал, ждали чуда!
– Ты как? – спросил я в этот миг товарища, подразумевая его самочувствие.
– Нормально! А что?
– У меня в животе страшная революция… Не знаю, усижу ли… – поделился я своими страхами.
Товарищ не ответил. Видимо, у него всё было в норме, а происходящее на сцене уже заворожило всех зрителей. Кроме меня.
Я о себе ничего не преувеличиваю. Скорее, наоборот. Вместе с ощущением тяжести во всём животе, меня всё сильнее мучила мигрирующая боль в боку, одновременно смутная тревога, тошнота и обессиливающая слабость. То и дело бросало в жар. Временами я сильно потел… В общем, стало понятно, что со мной происходит неладное. Значит, следовало что-то предпринимать, но во мне ещё теплилась крохотная надежда, что всё как-то перемелется и не придётся срочно покидать зал. Меня удерживало и то обстоятельство, что для этого следовало протиснуться через ноги двух десятков человек, впритык сидящих в моём ряду.
За это время Маэстро усыпил всех десятерых и при полном одобрении смеющегося зала стал издеваться уже над ними. Сначала все загипнотизированные, но каждый сам по себе, ловили в воздухе летящие в их воображении мыльные пузыри. О, как они старались! Это действительно было очень смешно! Только не мне. Страшная перспектива!
Потом Маэстро поставил задачу ловить козу, которая якобы стояла перед каждым из участников, но в руки не давалась. И каждый на глазах умирающих со смеху зрителей проявлял удивительную смекалку, лишь бы только выполнить задание. Кто-то пытался схватить козу за рога, кто-то за хвост. Были желающие ее поднять и повалить. Один хитрец надумал свою козу заманить пучком воображаемой травы. Один бедолага подкрадывался к козе даже ползком, пряча голову и притворяясь невесть чем…
В зале уже смеялись взахлёб, не обращая внимания ни на соседей, ни на самих себя. Все хватались за животы.
Я тоже за него хватался, но мне было не до смеха. Что-то внутри, мучившее меня не на шутку, и не думало утихать. Не дай-то бог, процесс станет неуправляемым. Постепенно накатывал тот неприятный момент, когда следовало решаться и немедленно уходить из зала. Но именно тогда мне вдруг становилось немного лучше. Всего чуть-чуть, но отпускало! И забрезжившая впереди надежда лишала меня решительности настолько, что я оставался на месте, лишь ослабляя брючной ремень.
«Ещё немного посижу! – думал я. – Должно же это безобразие когда-то закончиться!»
Однако в следующий момент мне становилось хуже, и я почти готов был встать… Но опять слегка легчало, и я оставался. Сколько такое мучение продолжалось, я уже и не знал, поскольку совершенно потерял чувство времени.
А на сцене все бедолаги, наконец, успешно справились с трудной задачей. Они поймали своих коз и уговаривали их потерпеть. Понятное дело! Ведь коз следовало подоить, чего им, кажется, совсем не хотелось. Приходилось идти на всякие хитрости. Козы сопротивлялись, бодались, убегали, опрокидывали вёдра… Но подопытные зрители, косвенно всё это демонстрируя зрителям, считали выполнение такого задания главным делом своей жизни. Они не отступали от бедных коз.
Коварство Маэстро не знало предела. Он объявил, будто козы – о, боже! – почему-то стали меньше ростом. С этим пришлось мириться и под них подстраиваться – приседать, становиться на колени, ложиться на пол.
Зал не знал меры в неистовстве собственного смеха. Только и я страдал не меньше загипнотизированных бедолаг на сцене. Даже больше их, поскольку я, в отличие от них, всё происходящее со мной и вокруг меня понимал!
Маэстро ещё два раза «уменьшал» размеры коз. В итоге дояры и доярки уже лежали рядом с козами на сцене, ухитряясь совершать движения, напоминающие дойку. Многие работали весьма изящно – самыми кончиками пальцев, – имея в виду, что коза-то у них в руках теперь не крупнее мышки.
Зал всё хохотал, изнемогая. Наконец, гипнотизёр сжалился над добытчиками козьего молока и привёл их в обычное состояние. Ничего не понимая, озираясь и оглядывая друг друга, они пытались понять причину смеха в зале. Разумеется, ничего у них не получалось.
Когда все в зале успокоились, не понизив уровня своего интереса, Маэстро предложил поэкспериментировать уже с самим залом, уверяя, что ничего опасного и даже неприятного для зрителей не предвидится. Он пообещал всех на короткое время всего-то усыпить. И лишь для того, чтобы каждый зритель прочувствовал то же самое, что бедняги испытывали на сцене. Гипнотизёр убедительно обещал не нарушать чьих-либо интересов и никого не компрометировать. После того, как он ещё некоторое время позаговаривал залу зубы, все будто бы согласились.
В моём же весьма неустойчивом положении бессознательное подчинение могло оказаться более чем опасным. Я даже думать не хотел о том, что могло со мной произойти (можете сами догадаться)! Потому сразу решил не подчиняться. И правильно сделал, ибо в следующую секунду все в зале по команде Маэстро подняли руки. Далее он скомандовал взять руки в замок. Этого я вынести уже совсем не мог. Тогда при всём желании я не смог бы даже брюки, извините за пикантные подробности, снять! Я резко поднялся и стал ломиться через весь свой ряд на свободу, подминая безвольно сидевших с поднятыми и сведенными в замок руками зрителей. Для меня такие приказы были явно чересчур!
Я мощно проломился по своему ряду, словно разъяренный слон сквозь переплетенные лианами джунгли, не обращая внимания на оттоптанные ноги, вырванные по ходу дамские сумочки, порванные чулки и поломанные прически. Впрочем, за моей спиной не слышалось ни упрёков, ни возмущений. Лишь раскачивающиеся по всему залу сотни поднятых рук рисовали сюрреалистическую картину безвольного человеческого стада с всесильным дирижёром на сцене. И лишь один он удивленно наблюдал за мной, одиноким бунтарём, вполне возможно, напуская на меня свои чары наибольшей мощности.
Но не тут-то было! Я изо всех своих сил рвался на простор, не подчиняясь командам гипнотизёра! Где-то там под привычной табличкой-символом с мужским силуэтом для меня чудилось спасение от физических и моральных мук. Мой исстрадавшийся живот едва сдерживал невольно готовящийся с его помощью позор! И я, не поддавшийся ужасному гипнозу, силой всей своей воли не мог допустить такого финала!
Может через полчаса, может позже, ибо время на меня уже не имело привычного воздействия, потому и не ощущалось, обессиленный, я вышел в фойе. В гардеробе почти не осталось чужой одежды. Я забрал своё пальтишко, вернув гардеробщице ее жетончик, и выплыл на улицу, всё ещё опасаясь повторения тяжкого испытания.
От перенесённых физических и моральных мучений, я был весь мокрый, потому и продолжающийся дождь воспринимал с полным безразличием. С усилием плёлся я в гостиницу, мечтая лишь об одном – упасть на койку и заснуть, навсегда оставив в этом сне все прошлые страдания.
Коллега был уже на месте.
– Ты куда пропал? – удивился он. – Исчез так незаметно, будто гипноз тебя совсем не берёт! Только теоретически! А я так хорошо расслабился…
– Гипноз не берёт! Это точно! – ответил я через силу, сбрасывая с себя мокрое пальто и всё остальное. – Но и тебе есть чему радоваться! Тебя почему-то совсем не берёт испорченное пиво! Я же теперь даже не знаю, что хуже – пиво или гипноз? Пожалуй, и то, и другое – страшная сила!
Февраль 2020 года.
