ПРИНЦЕССА

  Сидя на лавочке в тенистом уголке изумительного по красоте парка, доставшегося в наследство психоневрологическому интернату от расстрелянного когда-то большевиками помещика, я предавался разморенной июльским сонным зноем тихой и благостной грусти. Знаете, накатывает иногда такое: делать совершенно нечего, а коль и есть какое-то дело, то лень подняться, и даже мысль о том, чтобы оторвать задницу от лавочки, противна естеству в целом и душе в отдельности.
      
     Даже время вроде бы остановилось, но, как ни странно, грустил я как раз о быстротечности и безвозвратности времени. Подобное случается, по крайней мере со мной, на кладбищах, в моргах и особенно в богоугодных заведениях. Мне было жалко и того расстрелянного душегубами помещика, и сотрудников, замотанных в прах заботами о подопечных и хроническим безденежьем, и самого себя, которого когда-нибудь не станет на земле, а вот парк никуда не денется, скамеечка тоже (чай, железная)… Еще чуть-чуть, и я, вполне вероятно, уронил бы слезу, как вдруг:
     
      -Сударь! Не будете ли вы так любезны предложить даме место возле вас?
     
      О, Боже! Из меня мигом выскочила моя черная меланхолия и галопом рванула куда-то в кусты. Передо мной стояла вылитая принцесса Диана. Не такая, какой ее запомнил весь мир в момент трагедии, а совсем юная, в самом расцвете своего несомненного обаяния.
     
      -Почту за честь, сударыня! - подхватился я со скамеечки, будто на ежике сидел.- Окажите любезность! - погнал я витиеватым слогом и даже чуть не ляпнул: «Ваше Высочество».
    
       Незнакомка воистину царственно кивнула головой и присела на краешек скамейки, легким мановением руки пригласив и меня последовать ее примеру.
      
     -Представляете, я озадачена сегодня одной проблемой... - обратилась она ко мне. - Возможно, вы подскажете, как ее решить?
      
     -Я весь внимание, сударыня!
      
     -Понимаете, в вашей стране нарушаются права человека...
      
     -Это не новость...
     
      -Да, конечно, однако сами граждане находятся в неведении, как государство их беззастенчиво обирает.
     
      -?
     
      -Прожиточный минимум. Скажем, вы получаете зарплату в размере две с половиной тысячи рублей, и это у вас считается выше прожиточного минимума. Но вы хотя бы однажды задумались над тем, что с данной суммы государство забирает у вас подоходный налог в размере тринадцати процентов, то есть триста двадцать пять рублей, и вы, фактически, оказываетесь за чертой бедности, поскольку вам не положена компенсация за жилье и другие социальные льготы, назначаемые чиновниками из расчета начисленной вам, а не выданной на руки суммы?
      
       -Хм... рад бы вам помочь, но у меня нет ответа. Я понимаю, сударыня, ход вашей мысли и, пожалуй, согласен с вами, однако в данном вопросе столько юридических и демагогических препон, что до истины докопаться практически невозможно. Плетью обуха не перешибешь...
    
       -Вот я и говорю, в вашей стране законодатели не заботятся о благе народа.
    
       -Простите?..
     
      -Ах, да! Я иностранка. Вы, наверное, приняли меня за леди Ди? Я забыла представиться. Наследственная, знаете ли, рассеянность... Я действительно принцесса... Только не английская, а югославская — принцесса Мария из рода Карагеоргиевичей...
     
      ...Не по годам развитая, умная и добрая девочка Марина училась во втором классе, когда ее маму буквально за считанные дни съел ураганный рак легких. Марина осталась с папой и старшим братом-пятиклассником, с которыми такого тесного контакта и абсолютного взаимопонимания в отношениях, как это было изначально и до последних дней с мамой, уже не получилось. С мамой они могли бесконечно фантазировать о волшебных мирах, удивительных странах, добрых и справедливых королях и счастливых подданных, красивых, утонченных принцессах и мужественных принцах, благородных рыцарях и о преданных им дамах сердца.
     
      Благо мама в этих вопросах была профессионалом: она закончила истфак МГУ и работала в новомодном Центре по изучению и восстановлению русской геральдики.
      
     Смерть мамы стала роковой для всей семьи. Папа все чаще и чаще приходил домой пьяным. В конце концов он потерял престижную и высокооплачиваемую работу в руководстве крупной строительной фирмы. Какое-то время трудился на подхвате у рыночных лоточников-челноков и прочих братьев по разуму,  но и оттуда его в итоге выперли. В общем, ситуация банальная, в моих историях не раз описанная: водка кого угодно опускает ниже плинтуса, на самое дно, а подняться с того пресловутого дна могут лишь единицы. Папа в число единиц не входил. В последние перед Марининой трагедией годы он собирал на свалках и у пивных ларьков пустые бутылки, промышлял цветной металл, торговал у вокзалов и подземных переходов черемшой, грибами, боярышником, украденными по случаю у дачников овощами и фруктами. Между прочим, доход у него был немалый: худо-бедно хватало и на пропой, и на относительно сносное существование семье.
      
     Вслед за папой к бутылке начал прикладываться и Маринин старший брат. Говорю же, банальная ситуация — все как у всех! Настырная и богопротивная телевизионная реклама пива заставила мальчишку отведать сей «живительной», особливо для растущего организма, влаги. Три дня блевал желчью, а потом ничего, привык. В ход пошла и водочка. Лиха беда — начало...
     
      Кошмар усугубился, когда Марина заканчивала среднюю школу. В один недобрый предвесенний вечер папа привел в дом мачеху, бабенку «второй свежести», но еще допустимо кондиционную как на мордаху, так и на фигуру. Оказалось, по части уничтожения алкоголя папа и брат Марины даже вместе взятые ей и в подметки не годились. Бабенка фактически не просыхала, а в редкие моменты прилива сил принималась настойчиво домогаться от Марины лесбийской «любови». И если Марина еще как-то мирилась с образом жизни своих родных, то дичь со стороны мачехи, противная всему естеству девушки, поставила ее на грань запредельного. Единственное, что удерживало от смертного греха самоубийства, — мечта получить аттестат зрелости и бежать, бежать куда глаза глядят!
      
     Аттестат Марина получила, а вот сбежать не успела. С выпускного вечера она не пошла в парк на прощальное гуляние со своими одноклассниками, а вернулась домой. Ночью ужравшиеся до поросячьего визга родные по инициативе и при самом непосредственном участии мачехи устроили над девушкой «групповуху». Измывались почти сутки, до тех пор, пока соседи, переполошенные нечеловеческими криками сошедшей с ума Марины, не вызвали милицию.
     
      И вот парадокс, уважаемые читатели. Какая-нибудь прошмондовка, на которой штампы ставить негде, затаскивает мужика на себя, потом объявляет его насильником и... готово дело: покатил мужик хлебать баланду и нюхать тюремную парашу. Никакие свидетели не нужны — дело интимное! Достаточно заявления потерпевшей... Я бывал на зонах и в тюрьмах, где встречал прорву таких мужичков-лопушков, гниющих за колючкой в результате подлейшей подставы. По случаю же с Мариной  врачи дали однозначное заключение: изнасилована неоднократно в изощренной форме, но ни «папа», ни «братик», ни паскуда-мачеха наказания не понесли. Почему? Как я уже отметил выше, закон требует заявления от потерпевшей, а какое заявление может сделать умалишенная, и даже если сделает, кто ей поверит? Приехавшие по вызову милиционеры видели собственными глазами, что девушка была привязана к кровати, совершенно голая и вся в крови, но не наблюдали  самого полового акта, так что (по закону!) в свидетели они тоже не сгодились...
     
      Год Марина провела в психиатрической больнице, потом суд лишил ее дееспособности (то бишь гражданских прав) и назначил в опекуны службу социальной защиты. В результате – интернат. Но все это я узнал потом,  а пока…
     
      Мы мило беседовали с ее высочеством Марией из славного рода югославских королей, когда на нас наткнулась моя хорошая знакомая Галька Полковник, интернатская старожилка, строгая и справедливая «мамка» всех обеспечиваемых. Фамилия у Гальки - Майорова, но сами пожизненные постояльцы повысили ее в звании за характер и неизменную форму одежды: бриджи с малиновым кантом, офицерский китель и фуражку с разлапистым орлом на кокарде.
    
       Узрев нас, Галька заложила руки за спину, строевым шагом подгребла к скамейке и грозно вымолвила:
      
    -Сидите! Балдеете, вашу мать! Ну-ка, принцесса хренова, поднимай жопу, пойдем, пару замесиков в помойку опрокинем (пообедаем. - В.К.)
    
       -Галь!.. - говорю я, - ну что ты «полкана» на мирных граждан спускаешь, окстись! Виноваты, извини, забыли о времени...
     
      -Ага, о времени они забыли! Ты глянь - это девка? Это не девка, а костыль на стропах! Соплей перешибешь... Жрать ей надо побольше, а она барышню из себя корежит, фигли-мигли разводит! Хрен с тобой, что ты принцесса, а жрать-то все равно надо! Ну дурдом, мама родная, сплошной!..
     
      У Гальки своя трагедия. Возможно, когда-нибудь я вам ее расскажу.
      
     Уже уводя в столовку сникшую принцессу Марию, Галька обернулась ко мне:
    
       -Володь! Ты чего, директора ждешь? Не жди, не будет его сегодня!
      
     -Откуда знаешь? - задаю на прощание глупый вопрос, поскольку неоднократно убеждался, посещая интернат, его постояльцев, изумительный парк, что Галька знает все.
     

      -На птицефабрику поехал. Побираться! Может, какой дохлятинки выцыганит в долг. Там, на фабрике, директор ихний такой тихобздуй, мама родная! Пока раскачаешь,  соплями изойдешь! Дурдом сплошной…