зайцы-беляки, залегшие днем в свои зимние логовища в густых ельниках и березняках...
К косому у Потапыча отношение особое, почти отцовское что ли... Любит охотник раскосые и удивленные заячьи глаза, его длинные уши, сильные лапы, острые зубы. Раз, освободив беляка из чьего-то силка, принес промысловик его в зимовье и выпустил в избушке. До весны прожил под нарами пораненный петлей косой, которому Потапыч не ленился срубать вкусные осиновые ветки.
А в глухую осеннюю ночную пору окрестные беляки будили Потапыча дробным перестуком лап по обитой оцинкованным железом завалинке зимовья, с усердием грызя рамы и подоконники в избушке (между рамами окошка охотник положил как-то пакет соли, чтобы стекла не запотевали; соль от дождей размокла, пропитав древесину).
Любят зайцы, как и лоси, лизать и глыбы серой каменной соли, которые промысловик ежегодно выкладывает на отведенных солонцах!...
Зима для зайца — тоже голодное время! Поэтому, набредя на осиновую рощицу, Потапыч достает из рюкзака топор и срубает с десяток тонких осинок: будет тут «заячья столовая»!...
А вон тому большому пестрому дятлу ничего не надо: долбит и долбит с утра до вечера промерзшие стволы сосен и елей, отыскивая под корой вредителей — замерзших личинок жуков-короедов! А когда надоест это занятие, принимается за спелые сосновые шишки, принося их в клюве в свой особый «станок» и раздалбливая чешуйки, под которыми и скрыты мелкие питательные семена. Целые вороха пустых сосновых шишек под какой-нибудь щелястой сухарой видел Потапыч в своих лесных странствиях...
Где-то вдоль берега таежной речки кормятся сейчас и лоси, обкусывая ветки и вершинки сосны, пихты, можжевельника, соскабливая резцами нижней челюсти кору осин, ив, рябин...
... Лыжная тропа егеря вьется и вьется между деревьями, минует лесные поляны и русла таежных речек. Все здесь до мелочей знакомо охотнику, тут он — как дома!...
Родился и вырос мой герой Потапыч (имя и фамилию опускаю) в семье ханты, отец и мать охотились, рыбачили. Они-то и обучили его истинному следопытскому искусству, всем охотничьим премудростям. Научили любить и беречь природу, чтить ее как огромное Живое Существо!
Природа вмещает в себя, кроме зверей и птиц, самого человека, того же Потапыча. Он — ее маленькая частица, но мыслящая, разумеющая! Тайга северная полна скрытой жизни, полна разнообразнейших, порой еле слышных, потаенных шорохов и звуков, чьих-то тревожных криков и даже воплей и стонов. Ухает во тьме филин, воет волчья стая, брешет на луну лисица, только-только народившиеся медвежата в берлоге сосут молоко из сосков мамы-медведицы, истошно прокричал попавшийся в зубы куницы заяц, росомаха напала на зазевавшегося глухаря, тетерев ворочается в глубокой снежной «перине», удобнее устраиваясь на ночлег...
Вот и сейчас Потапыч многое слышит из жизни Природы! Но его видят и слышат гораздо больше лесных обитателей! Слышит черный ворон, летящий навстречу заходящему солнцу, слышат соболь и куница, готовящиеся к ночной охоте, слышит рыжая лиса, спрятавшаяся за большим выворотнем!
Для них человек с ружьем — большая опасность. Даже волк не нападет на охотника, чуя запах пороха и ружейного масла. Групповая душа птиц и животных (биологи давно ее признают!) предупреждает: сторонись, пока цел!
Но... Потапыч уже давно не охотник, не добывает зверя, а охраняет его! Но зверь этого не знает, не чует, боясь попасться на глаза...
Как хотелось иногда Потапычу стать другом какому-нибудь своему меньшему брату, встречаться с ним в тайге, подкармливать в гиблое время зимы. Для лесных синиц Потапыч возле избушки соорудил кормушку, она никогда не пустует! В отдельные годы в его зимовье жили подранки: лисенок, утка-кряква, журавль и другие лесные обитатели, застигнутые в тайге бедой. Выручал из нее бедняг Потапыч, но не приручил никого: дикие зверь и птица все равно нас, людей, чураются! Только один раз серый журавль, проживший в неволе около года, стал ранней осенью приглашать своего спасителя в полет: разбегался, махал крыльями, кричал что-то на своем птичьем языке! Но так и не дождавшись попутчика, улетел в теплые края...
Наша и их души во многом сходны: зверям и птицам не чужды страх, любовь, верность и преданность! Их тела и тельца, остро чувствующие боль, мы все еще жадно поедаем за столом! Охота, прежде всего любительская, для нас Какое-то варварское наслаждение, для них — почти всегда неизбежная смерть! С ростом числа и мощности орудий истребления от человека почти не спастись, потому-то в нашей тайге от года в год становится пустыннее и одиноко!
Остро осознает этот неистовый человеческий пресс на все живое в Природе мой герой, для которого стал ясен единственный путь спасения лесных обитателей — горячая любовь к ним, знание и понимание их жизни и нашего общего единства. Ведь для Потапыча и его народа — ханты --звери — те же люди, только переодетые в шкуры и бегающие на четырех лапах!...
Вл.Назаров
Нефтеюганск
2008 год
