Майским, теплым днем отец и сын выпивают под буйно цветущим тополем, расположившись на грубо выкрашенных, шатающихся скамейках.Легкий переменчивый ветерок поднимает и кружит над ними поземку тополиного пуха.
Угощает отец. Это было у них почти традицией - в конце месяца отметить получение отцом пенсии.
Между ними стоит табуретка, застеленная свежей "Сельской жизнью"**. На ней - початая бутылка "Московской", под ногами - уже опорожненная из-под самогона. Из закуски имелся изодранный ломоть хлеба домашней выпечки, кусок слегка пожелтелого сала, на скорую руку надерганного зеленого лука, несколько штук огурцов и бурых, недозрелых помидоров. Сало они отрезают по кусочку каждый себе, огурцы и помидоры едят не разрезая, а надкусывают и сдабривают крупной солью, которая рассыпана здесь же.
Отец приходится мне родным дедом по маминой линии, а сын соответственно - дядей. Разговор вокруг второй мировой войны. Дед, прошедший эту самую гибельную войну на земле от звонка до звонка, не любил её вспоминать, а дядя наоборот. Войну он встретил подростком и порассуждать о ней был горазд всегда. С дедом в особенности.
Не чокаясь, они выпили, и дядя полез в карман за папиросами. Достал мятую пачку "Беломоканала", одну папиросу протянул деду.
- Папаша, закурите это... Это не ваш "Север".
Дед не спорил, молча взял папиросу, раскурил...
- А вот скажите, что курил Ёсиф Виссарионович Сталин?
Дед молчал и смотрел куда-то в сторону хозяйственного двора, где жили куры, утки, гуси, а в хлеву с маленьким загончиком обитала пара свиней. Дядя равнодушно глянул в ту сторону и вернулся к вопросу:
- Так я вам докладаю: Сталин курил "Герцеговину Флор".
- Корыто для воды у свынэй потыкло.
- И что?
- Трэба заварыть.
- Так заварите.
- А ты на шо?
Дядя охватил за горлышко бутылку, налил себе и деду. Не дожидаясь, выпил, закусил луком.
- А я литав на самолетах.
Видно было, что последний невинный вопрос деда его уколол, и он, против своей воли с чисто русского, на котором разговаривал до сих пор, перешел на местный диалект.
Вообще-то этот язык был для него родным и до призыва в армию дядя другого не знал. Однако, после... После службы в военно-воздушных силах СССР, да ещё в составе ограниченного контингента советских войск в Китайской Народной Республике в городе Порт-Артуре, отношение к местному наречию перевернулось. Им он стал пользоваться крайне редко, когда бывал трезв.
Деду было начихать на чем "литав" его сын. Поэтому он задался аналогичным вопросом:
- И шо тэпэр?
- "Тэпэр"! Эх, вы!...
Дядя не пояснил конкретно, кто есть "вы", но было ясно и так, что ничем хорошим "вы" не являлись, махнул рукой и снова разлил по стаканам. Они выпили.
- А вот скажите мне, папаша, кто командовал южным фронтом? Конев?
- Конив.
- А почему он шел на Кавказ?
- Конив?
- Гитлер!
- Так ты заварыш корыто?
- Так я вам докладаю: он шел за нефтью. И шел клином. Гитлер шел клином.
- Корыто ты заварыш?
- Корыто!... - Дядя взял бутылку и разлил из неё последнее. - Корыто...И зачем я сюда приехал? Вертеться, как белка в колесе? Эх, вы..
Он резко поднялся, насколько позволяло состояние, потряс пустой бутылкой над своим стаканом и, не оглядываясь, направился к уличной калитке.
Дед остался сидеть. О чем он думал? О дырявом корыте, которое ему самому придется латать? Или о том, как будучи рядовым 17-го казачьего корпуса под командованием генерал-лейтенанта Кириченко Николая Яковлевича, шел, полз, скакал от своей Каневской до Берлина, не ведая ни о каком клине...
* станица в Краснодарском крае;
** общесоюзная газета для села.
