Мадлен вышла из экипажа на своей улице, но домой направилась не сразу. Примерно полчаса она просто бродила, собираясь с мыслями после встречи с Тьерсеном. Больше всего её волновало, где теперь держать этот сверток. При мысли о том, что его может обнаружить Пьер внутри нее всё холодело. Рейналь уж точно не стал бы выслушивать её оправдания, почему у него в квартире появились вещи «бывших». Кусая губы, Мадлен свернула на соседнюю улицу и медленно пошла вперёд, взвешивая в голове все возможные варианты. Навстречу ей встретилась парочка национальных гвардейцев, к тому же ещё не совсем трезвых по случаю воскресного вечера. Мадлен замедлила шаг и судорожно сжала ладонью сумочку. Словно её уже обыскивали и обнаружили «грозные улики». Конечно, у нее было свидетельство о гражданской благонадежности, которое ей помог получить Рейналь и которое она теперь всегда носила с собой. Но обнаруженные драгоценности «бывших» стали бы вполне весомым поводом для ареста.
- Привет и братство, гражданка, - приветливо улыбнулся ей один из гвардейцев, поравнявшись с ней.
- Привет и братство, - механически отозвалась Мадлен и улыбнулась ему в ответ.
- Может быть, что-то ищешь или проводить тебя куда? – выпивший парень явно был не прочь познакомиться с симпатичной рыжеволосой девушкой.
- Нет, нет, благодарю, гражданин, - Мадлен вновь мило улыбнулась. – Я спешу с работы домой. Муж меня уже заждался.
- А… муж… - разочарованно протянул парень. – Что ж, беги домой скорее.
- Пока муж не рассердился, - подхватил второй. - Он, наверное, страшно ревнивый.
И оба рассмеялись.
Мадлен улыбнулась в ответ и повернувшись, ускорила шаг. Сердце в груди билось, как маленький набат. Хорошо, что гвардейцы встретились миролюбивые.
А если бы им что-то не понравилось и вздумалось обыскать ее сумочку?
Переведя дыхание, она на мгновение остановилась. И в этот момент ей пришла в голову мысль, куда можно вполне надежно спрятать драгоценности.
«Надо лишь выбрать момент, когда Пьера и Луизы не будет дома», - размышляла молодая женщина, подходя к дому, где была квартира Рейналя.
- А я уже успел соскучиться, Мадлен, - проговорил Рейналь, когда Мадлен шагнула в прихожую, стряхивая с одежды снежинки.
Он обнял ее, поцеловал в губы и заметил слегка отстраненное и задумчивое выражение ее лица.
- Устала, наверное, любимая?
- Да, Пьер, немного устала, - Мадлен сняла шарфик и тряхнула волнистыми рыжими волосами. – Было много шитья. Мы с Катрин едва управились.
- Бедная моя, - Рейналь взял в ладонь ее руку и поцеловал ее холодные замерзшие пальцы:
- Давай я тогда сам разогрею тебе ужин.
- Хорошо, Пьер, - ласково улыбнулась Мадлен, - спасибо. А я пойду пока погреюсь немного у камина. Что-то продрогла вся. А как Луиза?
- Весь вечер рисовала, а потом задремала, как раз перед твоим приходом.
- Хорошо. Я сама ее разбужу к ужину, - Мадлен чмокнула Рейналя в щеку и пошла в спальню, где ярко пылал растопленный камин.
Держа в руках сумочку, она быстро осмотрелась.
- На первое время сойдет и так, - пробормотала Мадлен и, подойдя к массивному коричневому комоду, отодвинула нижний ящик. Достав из сумочки газетный сверток, перевязанный бечёвкой, она сунула его в самый низ ящика, под массивную стопку накрахмаленного постельного белья.
«Надеюсь, Пьер не полезет сюда до завтра. А завтра я перепрячу в более надежное место», - подумала Мадлен и, подойдя к висевшему в углу спальни старенькому деревянному распятию, тому самому, которое досталось ей еще от матери, горячо перекрестилась.
- Господи, прости меня, что мне пришлось солгать Пьеру, - прошептала она. – Я сделала это не со злого умысла.
После ужина Мадлен уложила Луизу и, дождавшись, когда Рейналь уйдет в кабинет, где он по обыкновению всегда работал часа полтора перед сном, быстро пошла в спальню. Закрыв дверь, она прошла к комоду, отодвинула нижний ящик и извлекла небольшой газетный сверток, плотно стянутый бечевкой. Перерезав ее перочинным ножиком, молодая женщина села на постель и осторожно развернула газетный листок. Та самая «Гильотина» - газета, которую издавал её муж. Под ней оказался кусок синего бархата, в нескольких местах уже изрядно потёртый.
Развернув его, Мадлен аккуратно разложила перед собой на постели находившиеся там вещи. Золотое кольцо с красиво ограненным синим камнем, похожим на сапфир. Кольцо казалось совсем небольшим. Мадлен примерила его на безымянный палец, и оно пришлось ей впору. Невольно ей вспомнились слова Пьера о том, что у неё такие же тонкие пальчики, как у дворянки. Еще были изящные золотые серьги в форме капель с такими же синими камнями и золотой кулон в виде крыла на цепочке. Последним оказался медальон с женским портретом, написанным на слоновой кости и заключенным в золотую оправу, украшенную маленькими бриллиантами. Мадлен взяла медальон в ладонь и посмотрев на портрет молодой женщины, невольно вздрогнула. Луиза действительно была очень похожа на неё.
- Господи Боже… - прошептала Мадлен и прижала руку к сильно забившемуся сердцу. – Лу так похожа на неё… Словно она её мать, а не я. Одно лицо»
С портрета грустно смотрела красивая молодая женщина с большими карими глазами и волнистыми каштановыми волосами, собранными в высокую прическу, украшенную жемчужной нитью. Лишь один непокорный локон выбивался из прически и спускался вниз по белой гибкой шее, касаясь высокой груди.
В руках женщина держала сложенный серебристый веер. Мадлен перевернула медальон, на задней его крышечке было что-то выгравировано, но очень мелко.
Подойдя к камину, она поднесла медальон ближе к глазам и с трудом прочитала изящные витиеватые буковки:
«Анжель-Лилиан де Тьерсен, светлый ангел»
- Как жаль, что ты прожила так мало, Анжель-Лилиан, - прошептала Мадлен. – И как же моя дочь на тебя похожа…
