Русские?.. - немножечко бандиты...

             

Я много езжу по миру, вижу людей, разных: красивых и  очень красивых, говорливых, напористых и очень закрытых, не расположенных к откровениям, суровых и свободных почти до развязности. И всегда хочу знать, как же они воспринимают нас, русских – совсем ещё недавно униженных и раздавленных  потерей самой грозной  страны планеты, а сегодня говорящих о рождении «Русского мира».
Откровенными такие разговоры становятся нечасто, разумеется. Да и глупо было бы рассчитывать на настоящее откровение с людьми, которых судьба совершенно случайно поставила на моей дороге и которых больше я не увижу никогда.
Но кое-какие памятные слова, взгляды, улыбки всё же были. Ими дорожу и в минуты душевного затишья перебираю их мысленно, как янтарные чётки…
Тунисец Мухаммад из Сусса когда-то сказал:
- Вы лучше, чем французы, потому что у вас никогда не было колоний, и вы не знаете, что такое быть хозяином человека.
Утверждение, конечно, не бесспорное - ведь чем как не колониями были для России страны Средней Азии и Казахстан, только колонии эти были не за морями и океанами, а рядом с державой-метрополией - но, не скрою, слышать это было приятно.
Один высокомерный турок поведал мне как-то в Бельдеби:
- Русские? Щедрые очень почти всегда, но иногда начинают торговаться из-за какой-то мелочи, словно от этого зависит вся их дальнейшая жизнь. А торговаться не умеют: сразу горячатся, кричат, обижаются. А когда человек обнаруживает перед чужим свои чувства, это значит, что слаб он в глубине души и в себе не уверен…
- Ты полагаешь, Халед, что это именно проявление слабости?- спрашиваю я у него.
- Раньше был точно убеждён. Но теперь, когда ваших к нам приезжает много, глядя на них, начинаю сомневаться. А объяснить себе этого не могу. Непонятные русские.
- А тебе русские понятны? – спросил я в египетской Хургаде Мохамеда, который готовил очень вкусную рыбу в маленьком ресторанчике прямо на берегу моря.
- Русские? Понятны ли… Я не знаю. Я вас немножечко боюсь, потому что ваши мужчины всегда ходят с такими лицами, будто все они чуть-чуть расстроены тем, что у них все умерли, и даже Путин. А ваши женщины так бывают красивы, что часто, глядя на них, я жалею, что женат на египтянке.
- Но считается, что из всех восточных славянок  белоруски самые красивые,- вызываю его я на дальнейшие откровения.
- Они – тоже. Но они… как бы – повтор, копия с ваших оригиналов. Хотя моему брату больше нравятся украинки,- широко улыбается он мне, сияя своими перламутровыми зубами и давая понять, что дальнейших откровений не будет, потому что и так уже много сказал для повара рыбного ресторана.
Потом долго смотрит на мультипликационно-бирюзовые воды Красного моря и совершенно невпопад  добавляет:
- … Так и должно быть, ведь вы выросли среди снега… среди его белой-белой красоты…
- А ты считаешь, что русские красивые, Тиру?- спросил я молодого гибкого индийца, живущего в Южном Гоа, когда он остановил машину у большого озера, сплошь затканного лотосами, чтобы мы могли на них полюбоваться.
- Очень,- не задумываясь отвечает он.- Когда я иду по пляжу или встречаю иностранцев в городе, то русских узнаю всегда, даже если не слышу их языка. У вас глаза всегда такие… такие… прекрасно-жадные глаза… Как будто вы всё время торопитесь жить и чувствовать, словно боитесь не успеть и не понять самого важного в жизни. В этом вы на нас похожи очень: мы тоже хотим постичь самую глубинную суть мира, только не так, как вы. Мы медленно наполняем  душу миром, что вокруг нас, а вы хотите мир обнять руками и к сердцу прижать. Нам это не понятно, но то, что этот мир вам интересен, и роднит нас с вами.
- А разве ты встречал людей, которым мир вокруг не интересен, Тиру? – пытаюсь я дальше слушать этого умницу.
- Конечно. Американцы. Они ведут себя в мире, как в магазине. Их всегда интересуют лишь две вещи: добротно ли этот мир сделан и сколько он стОит.
- Наверное, ты просто не любишь американцев,- отвечаю ему я.
Тиру искренне удивлён. Левая бровь его ползёт вверх и причудливо изламывается. Он несколько сбоку глядит на меня, чуть улыбается и продолжает:
- Вовсе нет. С чего ты взял? Они – забавные. Наивные такие и очень открытые: никогда не стесняются быть невеждами.
Тиру продолжает улыбаться и смотреть на лотосы, багровые островки которых то тут, то там вспыхивают в белоснежной пене других цветов.
И в Таиланде мы тоже смотрели на лотосы и разговаривали с массажисткой Та, которая честно и скрупулёзно делала свою работу, коротко отвечая на мои вопросы.
- Скажи мне, Та, а какие из туристов нравятся тебе более других?
Она сразу же отвечает:
- Русские, конечно. Они такие… большие. И добрые. Всегда платят и не торгуются…
Не думаю, что это была лесть, потому что, ложась к ней на массажный стол, я сказал, что родом из Казахстана. Она не стала допытываться, где это. Вполне удовлетворилась тем, что «очень далеко». Только уточнила,  дальше ли это, чем Россия.
Когда я стал расспрашивать её, только ли то, что она сказала, привлекает её в русских, она, немножко покряхтев (массаж ведь делает!), добавила:
- Русские, наверное, очень здоровые. Хорошее у них здоровье, потому что живут в холоде и операций над собою не делают. А ещё -  мяса много едят…
Наши израильтяне тоже много едят мяса и любят нас беззаветно, как своё прошлое. Потому что половина Израиля – это бывшие соотечественники. Поэтому, наверное, с удовольствием заговаривают с нами на улице и часто, совершенно не знакомые, зовут к себе в гости.
На пляже в Тель-Авиве мы познакомились с немолодым  очень Романом, который раньше жил Курске, а двадцать пять лет назад, вслед за сыном, эмигрировал в Израиль. Мы сидели в малюсеньком внутреннем дворике у него дома, прячась в тени стен и единственной пальмы. Пили ледяную русскую водку и говорили о России. Когда прощались, подвыпивший изрядно Рома, совершенно протрезвев, вдруг сказал:
- Я бы вернулся. Только кому я теперь там нужен… Да и здесь тоже…
- Россия нам всем нужна,- говорил мне пятидесятитрёхлетний грек Макис – владелец небольшого отеля в Халкидиках.- Ведь Греция и Россия – части единого восточнославянского пространства. Россия - это такое же продолжение Греции, как Европа - наследница Рима. Знаешь, был однажды в России. И никак не мог избавиться от мысли, что вы – мой народ, хотя…- тут Макис несколько замялся,- хотя немножечко бандиты. А от этого ещё больше сродни грекам, потому что мы тоже любим покричать и поиграть мускулами.
Макис смеялся своей удачной шутке, а в это время молодая гречанка танцевала прямо на столе, вокруг которого на мраморном полу полыхал огонь. И было в её танце что-то первобытное, дикое, языческое и, правда, - что-то славянское было…