Войдя в кабинет он увидел Дзержинского сидевшим за столом, но тот взглянув на него, тут же поднялся и они поприветствовали друг друга, как старые товарищи.
- Очень рад, что вы нашли время и откликнулись на мою просьбу о встрече, - сказал Феликс Эдмундович, предлагая сесть напротив и начать беседу. - Сейчас октябрь 1920 года, а я снова назначен председателем Комитета обороны Москвы.
- Всё так серьёзно? - спросил Каретников присаживаясь рядом.
- Да, дело усложнилось, - Дзержинский отодвинул от себя стопку бумаг, будто она могла ему чем-то помешать в беседе. - С ликвидацией "Тактического центра" ничего не закончилось. В Средней Азии борьба с басмачеством в самом разгаре, за Западе война с Польшей, а теперь ещё и местные усобицы, которые грозят перерасти в серьёзные последствия. Мы до апреля сего года вели переговоры по заключению мира со странами Запада, но только Эстония пошла на такое соглашение и 2 февраля, как вам известно, мы заключили мирное соглашение с этой страной. А 25 апреля сего года польская армия начала наступление. Вместе с нею на украинскую землю вошли её "союзники" - петлюровцы. 6 мая они захватили Киев, потом заняли Минск. 6 июня перешли в наступление войска Врангеля. Мы вновь ввергнуты в тяжёлую войну. В нашем тылу активизировались в связи с этим шпионы и агенты польской разведывательной службы и её подрывники. В тылу участились поджоги военных складов, взрывы мостов, нападения бандитских групп. 9 мая в Москве был взорван склад артиллерийских снарядов, погибли люди. В течении одного месяца вражеские диверсанты уничтожили до 20 военных объектов. Особенно широкие масштабы подрывная деятельность приобрела на Украине и в Белоруссии. Так что наше правительство вынуждено вновь перевести страну на военное положение. Отсюда и моё прежнее назначение. Надо надеяться, что до Москвы эти новоявленные повстанцы не дойдут, я имею ввиду те силы, что сосредоточились сейчас вокруг внешнего тылового обвода, за тем сюда и приехал, чтобы на месте проконтролировать ситуацию. Ведь и переговоры наши идут со скрипом, враги почуяли, что обстановка осложнилась и хотят нанести нам удар из тыла. Я попрошу вас доложить мне последние ваши данные и соображения о совместной работе с левыми эсерами по ликвидации вражеских тылов. Знаю, что белоказаки пытаются продвинуться из южных районов сюда под Курск. Так, как обстоят дела?
Каретников в подробностях рассказал о местной обстановке, не упустил и факт согласия на переговоры со стороны полковника Самарина, но Романа Григорьевича смущали его условия.
- Вот этот момент и надо сейчас с вами прояснить, Феликс Эдмундович, - Каретников разложил на столе карту и показал места сосредоточения белоказаков у реки Сейм.
- Не смотря ни на что, переговоры надо начинать на любых условиях. Калганов человек опытный в этом деле, он постарается донести до Самарина все нужные нам аргументы.
- Давайте теперь просчитаем исход всех событий, и что мы предпримем, если что-то пойдёт не так?
- Исход? Тут может быть только два варианта: либо они соглашаются отвести свои войска, разоружить местные банды, выступающие под их покровительством и разойтись по домам, как это и было предусмотрено декларацией от 20 августа, либо, сорвав переговоры и взяв заложников, как вы предполагаете, они подпишут себе смертный приговор, ведь тогда у нас будут руки развязаны. Мы действуем в рамках закона и декрета лишь тогда, когда и они принимают условия этого закона, а если нет, то все договорённости от 20 августа аннулируются, не по нашей вине.
- Теперь о рисках для парламентёров - все переговоры до этого проходили на нашей стороне, а теперь придётся по требованию офицеров вести их в самом логове.
- Риски есть всегда, на то они и переговоры, - Дзержинский закурил и откинулся на спинку стула. - Я понимаю ваши волнения, но если речь касается спасения жизней тысяч людей, а ведь мы уберегаем их от ненужного кровопролития, то риски вполне оправданы. И этому парню скажите, что если его будет дядя силой удерживать и заставлять отправиться с ним на фронт к барону Врангелю на подмогу, то пусть соглашается и не ввязывается в лишний конфликт. Потом уже видно будет по ходу дела, главное, выманить их на официальную встречу... И не считайте, что этот парень совсем мальчишка, не такой он уж и младенец. У нас на фронтах в Красной Армии шестнадцатилетние полками командуют, а ему уж двадцать лет. И потом, он в этой кутерьме их не интересует, просто прихоть царского полковника, который никак не может унять свою гордость.
- То есть, парень этот будет как разменная монета во взрослой игре? - Роман Григорьевич пристально смотрел на главного чекиста страны.
- Может быть и так! Но его жизнь в сравнении с жизнью тысяч солдат... Одним словом, подумайте и взвесьте на чаше весов. Ответа жду от вас немедленно, как только уладите все детали.
Павлик приехал в Глазуново попрощаться перед дорогой с братом, которого уже привезли к ним в госпиталь из Новлянки и Татьяной. Первым делом он подскочил на коне к лечебному корпусу и заглянул в окно третьей палаты. Распахнул занавески и посмотрел на спящего Ивана.
- Нет, я не буду его будить, - шёпотом произнёс он и посмотрел на медсестру Настю. - Я потом под вечер ещё приду к нему, тогда уж, авось проснётся... Как спит, а? Иванушка, братик мой! - он ещё раз ласково взглянул на больного с перевязанной головой брата и направил коня к корпусу, где проживала обслуга.
Таня уже была на ногах и потихоньку входила в ритм обычной жизни и своей беспокойной работы. Когда приехал Павел она гладила бельё угольным утюгом. Он вошёл к ней в комнату, она вскинула на него глаза и отложила бельё в сторону. Таня вытерла руки о фартук и подошла к Павлику.
- У брата был? - спросила она строгим голосом.
- Да, только что оттуда, но он спит и попрощаться, наверное не успею...
- Как, попрощаться? Это что ещё за новости? - она взяла парня за плечи и развернула к себе лицом. - Сказывай, что ещё случилось?
- Ничего, меня на задание посылают вместе с парламентёрами к... белым, - не уверенно ответил он и отвернулся. - Вот я и хотел тебе сказать... Ежели что, ну понимаешь - не вернусь и всё такое... Всякое может там случиться, то ты деда не оставляй, ладно? Хворый он, не бросай его, помоги, чем можешь. Ведь один он, Ивану то некогда будет!
- Ты, что говоришь-то? - она снова с силой повернула его к себе лицом. - Какое задание ещё? Никуда не поедешь, не пущу!
И тут она упала ему на грудь и забилась в истерике:
- Паша, не уезжай!.. Прошу тебя, откажись!
- Нельзя уже отказаться, я слово дал! Танечка, что с тобой? - он взял в ладони её мокрое от лёз лицо. - Ведь Иван с тобой остаётся!..
И тут он не выдержав, порывисто притянул её к себе, обнял и прижался к её горячим губам. Она не оттолкнула, её губы тоже ответили ему, он чувствовал их нежный трепет, но она продолжала почему-то со стоном жалобно рыдать, будто её женское сердце чуяло надвигающуюся беду.
Когда он отпустил её Танечка продолжала всхлипывать:
- Павлик, родной, не уезжай!.. Мне страшно чегой-то! Они ж звери, Пашенька, - и она вспомнила, как истязали её белоказаки в лесу, после чего она еле выжила.
Он отстранил её от себя:
- Танечка, милая, что ты?! Мне ещё к комиссару ехать, - он хотел было уйти, но она не отпускала.
Когда он всё же выскочил на двор к своему привязанному к перилам у крыльца коню Тимоше, Танечка тоже выбежала за ним и ухватилась за рукав его рубашки.
- Миленький, Павлик!.. - она давилась словами сквозь слёзы, прижимая руки к груди.
Он ещё раз на последок прижался к её губам, и вскочив на коня умчался по тропе, скрываясь за густыми ветвями старых дубов и елей.
Бармина ещё долго стояла на дороге и вглядывалась в тёмные дебри, нависшие высокой аркой над тропой, по которой умчался сейчас её милый дружочек. Все чувства перемешались и теснили грудь, была непонятна её тоска и жалость, вдруг ударившая в сердце. Там в лечебном бараке лежал тот, о ком она печалилась и не спала ночей, а теперь, казалось, что она теряет что-то более важное и дорогое. И что за напасть, почему так хочется рыдать и рваться за ним вслед, за этим молодым, шаловливым повесой, к которому она никогда не относилась всерьёз? Магия его обаятельной улыбки, какого-то чарующего взгляда, теперь приковала и не отпускала её сознание. Она всё стояла и прижимала руки к груди, хоть её и звали громкими голосами с стороны госпиталя. Танечка в последний раз взглянула на эту тропу, вскинула руки к голове, а потом их резко бросила вниз, опустив вдоль тела. Она стянула с себя платок, вытерла им мокрое от слёз лицо и поплелась к лечебному корпусу.
На вокзал в Шохино прибыл первый состав с фуражом и продовольствием для красных кавалеристов бригады Капорина, которые уже были на пути к Ровенкам и находились в Нарышкино. Сложная ситуация с белоказаками заставила Дзержинского принять такое решение и выделить на защиту Курска и прилегающих к нему районов конную группу из состава московского военного гарнизона, которая была в охранении. Неизвестно как и чем могут закончиться переговоры, а помощь подойти во время не поспеет с Юга, если белоказаки устроят здесь мятеж и погромы. Алексей Днестров пол дня мотался по станции, проверяя документы и размещая вновь прибывших людей, сопровождавших грузы. Он на минутку заскочил к себе домой, чтобы проведать заболевшую мать, а на пороге его ждала Евгения, одетая по деревенски, что было против её правил. Она отчаянно смотрела на Алексея, прижимаясь к стволу берёзы у него на дворе, и сверкая глазами проговорила:
- Вот что, милок, мне рожать скоро, а в городе меня каждая собака знает, потому как дети ходят ко мне на дом музыкой заниматься, и не пристало мне тут в родильном доме быть, - она поправила платок. - Дитя своего не заберу, а осуждения от людей не желаю... Вот и отвези меня сегодня же в деревню, в Каменку к Глафире Дугиной. Помнишь, как у неё мы на сеновале с тобой ночевали? И она помнит, а потому предлагает ребятёнка моего забрать к себе, так как одинока. Ну, что смотришь? Вези!.. - она наступала на него решительно и дерзко, Алексей не мог ей в глаза глядеть от стыда.
Он прислонился к деревянным перилам крыльца и тихо произнёс:
- Хорошо, только дай мне с делами управиться, и через час - едем!
Они ехали на подводе в Каменку, выехав с базарной площади. Алексей правил кобылой осторожно, чтобы не растрясти Женю, которая уже была на последнем месяце беременности. Они ехали молча по городу, но когда выехали в поле на простор, Евгения обернулась к Алексею:
- Что молчишь-то? Ведь сам дитё забрать обещался, а теперь в кусты?
- Заберу, как только обстоятельства позволят. Это даже