т. Л. приводила меня к себе на фабрику. Там меня кормили и укладывали на нары. Я не могла шевелиться после еды. Живот раздувался, женщины плакали, глядя на меня. Во время блокады у меня сильно потемнели волосы, заострился нос, срослись брови, а тело было покрыто какой-то шерстью или пухом. Это был страшноватый ребёнок.
Да, забыла ещё про один блокадный эпизод. Ещё при жизни мамы на ул. Маклина. Мы с ней были уже вдвоём, без папы. Вдруг к нам является Галина бабушка Евгения Трофимовна и просит у нас карточки, как и дядя Боря (её сын). Мама послала меня в комнату за альбомом с фотографиями. Я принесла. Тогда Е. Тр. стала кричать, что ей нужны хлебные карточки. А я очень рассердилась на это и сказала маме, чтобы она выгнала Е. Т. Ну, кое-как уговорили, и она оставила нас в покое.
Люди лишались рассудка.
В детском саду я находилась до 20 мая 1942 г., до того момента, когда мы уехали из Ленинграда на Кавказ, в Ессентуки, к маминому брату, к дяде Жоржу. Поехали мы втроём: т. Л., т. Н. и я. Эвакуация – это отдельная история.
Наши скорбные даты:
8 февраля 1942 года – день смерти А. Ф. Долинского;
18 февраля 1942 года – д. смерти О. С. Долинской;
31 декабря 1941 года – д. смерти А. Л. Долинской;
1 апреля 1942 года – д. смерти О. Л. Рубец;
Февраль 1942 года – д. смерти Л. А. Рубец, дяди Бори, дяди Коли; Евгении Трофимовны Савич.
Эвакуация
Эвакуация проходила и зимой, и летом по Ладожскому озеру. Эта трасса названа «Дорогой жизни». Ладога спасла тысячи людей. Зимой людей перевозили на машинах по льду. Немцы бомбили, лёд ломался, машины с людьми уходили под воду. А весной и летом на катерах людей перевозили моряки на другую сторону Ладоги. Всё это сопровождалось страшными бомбёжками.
Мы уезжали из Ленинграда в мае, поэтому нас перевозил по Ладоге катер. Но до Ладоги нужно было добираться на поезде. Ехать надо было до Кобоны, отправного эвакопункта. Наш поезд по дороге несколько раз бомбили. Он останавливался. Уцелевших людей размещали в уцелевшие вагоны и везли дальше. Так было несколько раз. Наконец, добрались до места. На берегу Ладожского озера стояла, да и сейчас стоит, маленькая церквушка, которая в зимнее время спасала людей от морозов во время эвакуации их на машинах через замёрзшее Ладожское озеро. Но в мае было тепло, и в церквушку мы не заходили. Все ждали катеров, разместившись вокруг церкви. Вещей с собой было немного. То, что смогла взять в свои руки т. Лина. Т. Нина пришла на Финляндский вокзал с одной маленькой чёрной сумочкой под мышкой. Она сказала, что едет к брату и ей ничего не нужно. Так и отправились в путь. Похоже, что с головой у неё в блокаду стало совсем плохо. Наши вещи «ехали» через Ладогу одни, без людей и были разбросаны в лесу за Ладожским озером, т.е. уже на Большой земле. Так называли места, свободные от немцев. Для группы людей, в которой находились и мы, подали 3 катера. Мы ехали (плыли) в среднем. Сразу же началась бомбёжка снова. Немецкие самолёты летали над нами и сбрасывали бомбы. Береговая наша артиллерия пыталась их отбить. Два катера по краям пошли ко дну, с людьми, разумеется. Мы остались на воде одни. Мне стало плохо от качки и голода, я позеленела совсем. Подошёл молодой матросик и сунул мне в руки белую булку. Это было как сон. Стало легче, и даже появились какие-то чувства. Было солнечно и тепло. Мы достигли противоположного берега. Теперь надо было отыскать вещи. Их было гораздо больше, чем людей, т.к. 2/3 уже погибли. Но люди искали только свои тюки. Нашли свои пожитки и пошли через лесок к железнодорожной станции, откуда нас должны были отправить куда-то на юг в товарных вагонах. По дороге нас встретили собака и кот. Они, видно, гуляли по лесу. Люди из последних сил бросились к ним с криками: «Кис-кис!», «Собачка!» Всем захотелось их погладить. Люди отвыкли от вида всего живого. Собака поджала хвост и бросилась наутёк, кот за ней. Мы оставили эту затею.
Добрались до станции, где всем голодающим была выдана еда: суп и каша, но предупредили, чтобы ели понемногу, иначе можно сразу же умереть, т.к. организм отвык от пищи за 9 месяцев голодовки. Так и случилось. Некоторые так и застыли навек с ложкой в руках. Многие погибли от этого же и по дороге. Мёртвых выбрасывали из вагонов, живые ехали дальше. Нас везли в южном направлении, но в объезд, там, где ещё не было немцев. Потому ехали долго, казалось, всё лето. Наш путь был на Кавказ через Сталинград, который мы успели проскочить перед приходом немцев в те края. Именно в Сталинграде при остановке нашего состава я побежала в туалет на железнодорожные пути и села под один вагон. Потом стала подниматься и с силой ударилась головой об буфер, с помощью которого сцепляют вагоны. От удара у меня пошла кровь, голова была пробита. Мы с т. Л. Побежали на вокзал. Там оказали мне первую помощь и вставили в дырку на голове марлевый тампон, с которым я благополучно и прибыла в Ессентуки. Была жара, всё это присохло к голове, и при перевязке уже в Ессентуках я перенесла ужасную боль. Но самое главное, что мы успели в Сталинграде на поезд, иначе бы нам там было несдобровать.
(Публикуется впервые)
ГЛАВА 4. УЛИЦА, ВЕДУЩАЯ В РАЙ
Указом от 20 августа 1739 года новой улице было присвоено два названия: от Вознесенской перспективы до современного Львиного переулка – Приказная, а оттуда до Пряжки – Морская. В первой части улицы селились служители Приказа Адмиралтейского ведомства, а во второй предполагалась разместить Морскую слободу, где бы жили моряки и кораблестроители. Однако очень быстро, уже в 1744 году Морская становится Офицерской, потому что живут там не просто мореплаватели, а офицеры Морского ведомства, новое название приживается, захватывает и вторую, Приказную часть, и так и существует до 1918 года.
Революционный вихрь сметает с карты города все названия, связанные с офицерами, - они ведь все белогвардейцы. Но по таинственным ассоциативным путям улица получает имя - Декабристов: офицеры, но вроде бы и свои, бунтовщики.
А по-хорошему ее бы следовало назвать Музыкальной. Близость к Мариинскому театру притягивала сюда артистическую публику: здесь селились балерины и певцы, художники и композиторы, поэты и их поклонники. На обе стороны улицы открывались музыкальные школы, театры, увеселительные заведения и даже кабаре.
Каждая улица – это свой микромир. Маленькие деревянные домики на заболоченном пустыре сменились каменными зданиями, – по указу императрицы Елизаветы Петровны, – известные архитекторы возводили здесь особняки, доходные дома и даже замок. Благотворители учреждают больницы, меценаты – богоугодные заведения. Актеры открывают свои театры. Рестораторы - трактиры. Магазины, ателье, шляпные мастерские, булочные, прачечные, гимназии и Кадетский корпус. Жизнь кипела, менялись вывески, пролетки сменились автомобилями, а смену классике приходит модерн и его скоро вытесняет конструктивизм. Меняются лица прохожих, ветшают и снова обновляются старые дома. Большевистские декреты лепятся на место афиш, рушится Литовский замок, а Тюремный переулок получает имя революционера Матвеева. Старая эстонская церковь становится сначала складом, потом домом обороны и снова возвращается к своему первоначальному назначению. В ДК Пятилетки тянутся длинные очереди в кассу кинотеатра, а на сцене ставят «Сильву» молодые рабочие с Адмиралтейских верфей. Исчезает и Дом Культуры, захватив в небытие Литовский рынок, и на его месте теперь сверкает стеклом и бетоном второе здание Мариинского театра.
В доме № 1 по Офицерской улице в 1850 году была открыта лечебница Святого Лазаря для приходящих больных, основанная «Обществом посещения бедных». За минимальную плату пришедшие получали здесь медицинскую помощь, а те, кто приходил с рекомендацией от "Общества", от платы освобождались. Прием велся круглосуточно. Попечителем «Общества» был зять Николая I герцог Максимилиан Лейхтенбергский, после смерти которого в 1852 году, лечебница получила его имя – Максимильяновская. Заведение взяла под патронат великая княгиня Елена Петровна. Вместе со знаменитым хирургом Н.И.Пироговым и доктором Н.Ф.Арендтом она на собственные средства основала отделение для раненых офицеров.
Именно в этой лечебнице впервые появилась специализированная медицинская помощь. С 1893 года лечебницу возглавлял Н.А. Вельяминов. В 1897 году он открыл школу для калек, где их обучали разным ремеслам. Кроме того, они изготавливали примитивные протезы.
В советское время лечебница сменила много разных названий, переехала в расположенный неподалеку дом №19 по Вознесенскому проспекту, но петербуржцы всегда называл её Максимилиановской.
Во время войны в одном из флигелей был госпиталь медсанслужбы МПВО, потом - районная больница. В 1971-1991 г.г. - больница им.Нахимсона.
Сейчас - городская больница № 28 «Максимилиановская».
В 1811 году в Петербург приезжали родители Александра Пушкина: они выбирали учебное заведения для сына. Совет А.И.Тургенева окончательно определил их выбор в пользу Царскосельского Лицея. Тогда они на месяц останавливались на углу Вознесенского и Офицерской – в доме № 2 поручика Д.Прохорова, построенном в 1798 году.
Дом № 4 построил архитектор А.М.Грунтов в 1833 году, а в 1865 году архитектор Ф.Ф.Бекман изменил фасад.
С августа 1831 г. по май 1832 г. на третьем этаже дома жил Н.В.Гоголь. В письме Пушкину от 21 августа 1831 года Гоголь писал: «Дворы домов по Мещанской, по Екатерининскому каналу и еще кое-где, а также и много магазинов были наполнены водою. Я живу на третьем этаже и не боюсь наводнений; а кстати, квартира моя во 2 Адмиралтейской части, в Офицерской улице, выходящей на Вознесенский проспект, в доме Брунста».
В соседнем, типичном доходном доме № 5 в 1856 году недолго снимал двухкомнатную квартиру Лев Толстой.
В доме № 7 в квартире № 19 жил известный музыкальный критик В.П.Коломийцев, у которого часто собирались музыканты – Л.В.Собинов, Ф.И.Шаляпин, Н.Н.Фигнер и другие. В первом этаже располагались магазины – молочных продуктов «Братья Сумароковы» и мясная лавка купца Н.М.Коростелева.
Из дома № 9 в августе 1937 года забрали известного филолога-востоковеда, историка, переводчика китайской классической "Книги перемен" Ю.К.Щуцкого. В феврале 1938 года его приговорили к смертной казни по обвинению в контрреволюционной деятельности и в тот же день расстреляли. Ему было сорок лет. По просьбе его родных на доме установлена табличка «Последний адрес».
Дом № 10 был возведен на участке вместо стоявшего там одноэтажного каменного дома купца А.Х.Вилька с братьями, построенного на рубеже XVIII и XIX веков. С середины XIX века участком владели богатые бароны Стандершельды. По их распоряжению в 1860 году архитектор М.Ф.Петерсон построил четырехэтажный доходный дом.
В 1870 году в нем жил известный русский шахматист М.И.Чигорин. В начале ХХ века в этом доме находились Итальянское генеральное консульство и Петербургское филармоническое общество.
Из взносов, которые вносили участники общества, вдовы и дети артистов оркестров Императорских театров получали пенсии.
Дом № 13 был построен в 1833 году архитектором Либерицем А.И. в стиле классицизма.
В истории Петербурга этот дом известен как дом Шуппе. В «Адресной книге Санкт-Петербурга» на 1837 год
