РОССИЯ.
Как же сложилась судьба догов на бескрайних просторах России? В глубокой древности земли современной юго-восточной Европы населяли племена аланов. Известно, что они держали очень крупных, бесстрашных собак. Аланские доги выполняли боевые и караульные функции, применялись для травли дикого зверя. Когда во времена великого переселения народов аланы двинулись по Европе с ними распространялись их собаки, есть даже мнение, что они участвовали в формировании старого английского бульдога.
Аланы относились к группе скифских племен. Вспомним, кстати, тут блоковские строки: "Да, скифы мы, да, азиаты мы ..."
Вспомним заодно, что само слово "собака" произошло от скифского "спака". Но это все дела слишком далекого прошлого, а мы двинемся по времени ближе к настоящему ...
Известный знаток собак и охоты наших предков В.Левшин разделял травильных догообразных собак на три группы: тяжёлых - датские доги, средних - меделянские собаки и легких - мордаши. Из них только первые имели иноземное происхождение, а мордаши и меделяны были известны на Руси с незапамятных времен. Знаменитый русский кинолог и охотовед Леонид Павлович Сабанеев в своем монументаль¬ном труде "Собаки охотничьи, комнатные и сторожевые" писал: «Что мордаши были известны на Руси до нашествия монголов, не подлежит никакому сомнению: они были, вероятно, еще более распространены во времена князей галицких и киевских". А про меделян он указывал, что это «русский вариэтет молоссов.»
Так что и Владимир Красное Солнышко и Владимир Мономах не обходились без договых собак в своих охотничьих потехах. Охота на Руси была далеко не только средством добычи мяса, а делом доблести, отваги и славы, сравнимым с воинскими подвигами. Да это и понятно - встреча с разъяренным вепрем или медведем, туром или зубром не менее опасна, чем схватка на поле брани. Надежными помощниками в опасном деле служили мордаши и меделяны.
Мордаши не были редкостью на Руси, упоминание о них встречается в различных охотничьих книгах. Они представляли собой невысоких, но очень сильных крепких собак с мощнейшими челюстями, Л.П.Сабанеев указывает на их «толстомордость, выпуклость черепа, сильно развитый затылочный гребень, морщины на морде, отвислые брыли и веки, наконец, страшные низкие и звучные голоса». Мордаши, как и бульдоги, отличались перекусом и связанной с ним способностью к «мертвой хватке». Шерсть у них соответственно климату была более длинная и густая, чем у западных собратьев. Изображения подобных собак можно увидеть в старинных книгах и журналах.
Вот как описывает их писатель и большой знаток русского бы¬та Николай Лесков в рассказе "Зверь": "Кроме того в его охоте были особенные собаки, которые брали медведей. Этих собак называли "пьявками". Они впивались в зверя так, что их нельзя было от него оторвать. Случалось, что медведь, в которого впивалась зубами пьявка, убивал ее ударом своей ужасной лапы или разрывал ее пополам, но никогда не бывало, чтобы пьявка отпала от зверя живая."
Особенно развитыми умственными способностями они не отличались, но были преданны и надежны.
Впрочем, тут могут быть разные мнения, одно из них принадлежит великому писателю Льву Толстому.
Знакомые с детства хрестоматийные строки: "У меня была мор¬дашка. Ее звали Булькой." Так начинал Лев Николаевич цикл не¬больших рассказов про свою собаку, которую взял щенком и сам вы¬растил. В описании Толстого нет точных кинологических терминов, тем не менее портрет сразу узнаваемый: "Лицо у Бульки было широкое; глаза большие, черные и блестящие; зубы и клыки белые всегда торчали наружу".
И еще: "Булька был смирный и не кусался, но он был очень силен и цепок. Когда он, бывало, уцепится за что-нибудь, то стиснет зубы и повиснет, как тряпка, и его, как клещука, нельзя никак оторвать".
Толстой хотел уехать на Кавказ один, без Бульки, и запер его перед отъездом. Что произошло дальше? Правильно, бесконечно преданный своему хозяину пес - "пробил раму и выскочил из окна и прямо, по следу, поскакал по дороге и проскакал так верст двад¬цать в самый жар".
На Кавказе Булька старался всюду следовать за Львом-Никола¬евичем. Молодой офицер завел себе там и другую собаку, легавую Мильтона, для охоты на птицу: «С Булькой они не грызлись. Ни од¬на собака не огрызалась на Бульку. Он, бывало, только покажет свои зубы, и собаки поджимают хвост и отходят прочь.»
Мордаш бесстрашно охотился вместе с хозяином на кабаков. Один раз кабан распорол ему живот и он полз к Льву Николаевичу, волоча за собой кишки. Живот зашили и собаку спасли. А в то вре¬мя, когда без обезболивания, по живому, ему протыкали иглой брюшную стенку, Булька не огрызался, а благодарно лизал хозяину руки.
Но Булькина смелость явилась и причиной его гибели. Когда Толстой уже уезжал с Кавказа, в последнюю ночь в казачью станицу пробрался волк и хотел зарезать поросенка. Мордаш и легавая Толстого бросились за серым хищником, но Мильтон бежал на почти¬тельном удалении, а Булька насел вплотную. Волку удалось скрыться, а Булька вернулся с небольшой раной на лбу. Через некоторое время волк опять появился в станице. Такое поведение волка гово¬рило о том, что он, скорее всего, был бешенный.
Лев Николаевич заподозрил это, присыпал ранку Бульки поро¬хом и поджег, стараясь уничтожить инфекцию. Не смог помочь хозя¬ин Бульке. В Пятигорске пес заболел. Поведение его изменилось, он не пил, а ходил и кусал различные предметы. Лев Николаевич не перестал дружески общаться с Булькой, жалел и гладил его. Тот по своему обыкновению лизал ему руки, но иногда делал судорожные движения челюстями, как бы стараясь укусить, но вовремя останав-ливался. Неизлечимая болезнь открыла свое беспощадное лицо!
Молодой Толстой из-за своей дружеской привязанности нахо¬дился на грани скорой неизбежной смерти, и мир бы не прочитал никогда «Войну и мир», «Воскресение», «Анну Каренину». Но Булька не подвел хо¬зяина и друга даже смертельно больной. Преодолевая приказы пораженного вирусом бе¬шенства мозга кусаться, он ушел прочь и где-то в жестоких мучениях умер. Светлая память тебе благородный Булька!
Великолепные бойцовские свойства мордашей высоко ценились охотниками и «кровь» их приливалась к другим зверовым собакам - борзым, гончим. Впрочем, так поступали охотники в разных странах. Многие современные породы несут в себе наследственность мордашей и других догообразных. Наиболее наглядно это можно проиллюстри¬ровать на западно-европейском примере. Знаменитый бладгаунд, гончая Святого Губерта, несет в себе крови мастифа не меньше чем настоящей гончей.
Но постепенно звезда мордашей стала меркнуть. Причины тому - изменения условий жизни и быта, запрещение травли медведей, смена любимых видов охоты и, соответственно, пород собак.
Меделянская собака представляла собой более рослую чем мор¬дашка разновидность старорусских догов. Использовались они кроме звериной травли и для охраны усадеб. Отличались большой силой, неустрашимостью и угрюмым недоверчивым нравом. В мемуарах П.И.Богатырёва «Московская старина…» читаем: «У нас находился «на покое» старый пёс Лебедь – славный в своё время ходок в одиночку на медведя. Отец велел спустить его. Лебедь догнал его (быка) и ударил грудью в зад. У него была привычка прежде ударить зверя грудью, сшибить его, так сказать, «с позиции», а потом уже «взять». Бык от удара ткнулся головой в снег- упал на колени и не мог подняться, так как Лебедь сидел у него на затылке.»
Сохранилась фотография замечательного русского писателя Александра Куприна с меделяном. А в рассказе «Мысли Сапсана о людях, животных, предметах и событиях» Куприн писал: «Я Сапсан, большой и сильный пёс редкой породы, красно-песочной масти, четырёх лет от роду, и вешу около шести с половиной пудов…»
Судьба и мордашек и меделянок одинакова, к концу девятнадцатого столетия они полностью исчезли. Догов, с которыми охотились наши предки больше нет. Остались только названия, которыми стали называть английских мастифов и бульдогов. В завершении хо¬чется сказать, что использование догов на Руси сильно отличалось от Западного мира: во главу ставилась охота, а не охрана и защи¬та. Охота была поэзией жизни, караул - грубой прозой. Во всяком случае на мировой арене русское собаководство представлено почти исключительно охотничьими породами: борзыми, гончими, лайками. Из сторожевых до наших дней дошла только южнорусская овчарка.
В послевоенное время велась работа, чтобы запомнить данный пробел. Мы уже говорили о более или менее успешных попытках: мос¬ковской сторожевой, черном терьере, московском водолазе. Некоторые из предприятий закончились полным провалом. Кто знает сейчас о так называемом "московском доге"? А не так давно в столице группой собаководов велась работа по его созданию - к немецкому догу приливали кровь восточно-европейских, кавказских овчарок. Недостаточно продуманный подход к сложному делу заранее предопределил отрицательный результат. Да и главная перспектива все-таки не в выведении новых пород (особенно в наш кризисный период), а в хорошем разведении признанных во всем мире.
Иллюстрация работы художника-анималиста Марины Ефремовой.
IX
