необдуманных поступков. И подтянуть теорию. У тебя есть все шансы, чтобы продолжить обучение.
–В старших курсах? – у Ласло глаза загорелись от предвкушения.
–Если подтянешь теорию! – я призвала на помощь всю суровость, что вообще имела. – А пока…удовлетворительно.
Я ждала спора. Но спора не было. зато был восторг юного мага, который выскочил в коридор и закричал кому-то из приятелей:
–Я буду учиться на проклятия!
Не сейчас, конечно. Через два года вас поделят по направлениям. Тогда и будешь. Ну, если доживёшь, конечно.
Следующий. И ещё, и ещё… сколько вас ещё осталось, мои ненавистные ученики? Кто-то пытается отвечать, кто-то даже трезво размышляет, но всё оно меркнет, когда я начинаю задавать задачи на теоретическую ситуацию.
–Представьте, что на портрете появляются морщины, заломы, сами собою меняются черты. При этом тот, кто заказал портрет, в лице не меняется. Ваши предположения?
–В портрете проклятие!
Очевидный выход, но нет. Подумай немного, несчастный! Ну какой идиот зацепит проклятие на холст? Крепить надо на то, что мало, имеет натуральное происхождение и не подвергается быстрому уничтожению.
Это даже на первый год проходят! А ты на девятом!
–Ну или не в портрете… – видимо, в моих глазах есть что-то такое, что заставляет ученика раздумать. Но вообще, подход замечательный: или в портрете проклятие, или не в портрете. Или не проклятие.
–И всё же?
–В краске! – глаза сдающего светлеют, зато я мрачнею. Ещё один. Но тут на балл выше, чем я думала. Не превосходно, но и не «удовлетворительно».
Зато следующая ученица меня радует:
–А другие картины также меняются? Ну, от этого художника?
–Нет, только эта.
–Значит, имеется воздействие через зеркальный, или, говоря проще – протеус-мир. Кто-то манипулирует материями. Возможно, сам носитель портрета и обратился к колдуну. Или ведьме. А там его личность и перевели на проекцию. Вот.
Но зато она делает ошибку в борьбе с проклятием. Зеленая вода – или, как шутят ведьмы, заклинание болотницы, успевает обрызгать её до самых волос до того, как она разрывает мерцающие зеленым путы и падает, тяжело дыша.
Молодец, но этого недостаточно. Недостаточно, чтобы сказать, что ты знаешь мой предмет.
***
–Магрит, могу я с тобой поговорить? – профессор Карлини непривычно мягок, и это означает, что сейчас Магрит огребёт.
–Говорите, профессор, – я кивнула ему, жестом приглашая сесть в соседнее кресло. Хамство, конечно, но я не могу встать. У меня мигрень. А ещё у меня прошли сдачу семьдесят альтернативно одарённых интеллектуалов. За день. И только четырнадцать из них не попытались сделать ничего опасного, не вывели меня вопросами и заученными темами и не продемонстрировали полное отсутствие знаний.
–Устала, бедная? – у-у…профессор Карлини попытался меня пожалеть. Ну всё, Магрит, твоя песенка спета!
–Не то слово, профессор. Я вообще не понимаю, как все эти дети живы-то ещё? – я приподнялась, чтобы сменить позу на более удобную. Лежать в кресле с трагическим страданием – это тоже искусство, так как моя шея не рассчитана на это самое трагическое страдание и легко затекает.
–Ну, вы тоже были не ангелами, – профессор улыбнулся. – Если мне не изменяет память, то однажды группа учеников приволокла в свою гостиную ядовитых пауков.
Упс!
–Нам нужен был их яд, профессор! Только для зелья…
–Ага, для зелья, укрепляющего кончики волос, я помню, – согласился Карлини. – А рецепт эта группа студентов вырыла в библиотечной книжке. Вернее, из двух книжек, и, не имея ингредиентов к первому рецепту и ко второму полностью, решила их совместить!
Я замолчала. Мои годы ученичества стали мне открываться с неожиданной стороны. Я помнила, как мы веселились с Розамунд и Горго, когда ловили пауков, а потом тщательно запихивали их в свои сумки, чтобы потом пустить их яд на бальзамы. Нам троим хотелось иметь крепкие, блестящие волосы.
–Или, например, помню как одна ученица практиковала вызов мёртвого мира, – продолжал Карлини, – она желала поговорить со своим отцом, вот только не позаботилась выложить вокруг себя нужного знака защиты, решив, что отец её не тронет. А когда явился не дух отца, а дух казнённого безумца…
Карлини многозначительно примолк. Его молчание было острее всех возможных слов. Оно упрекало меня куда больше, чем любое слово. Молчание, вызывающее память. Мою память. И как-то иначе переворачивались теперь в ней все мои шалости и проделки. Кто вызвал мёртвого в класс, чтобы сорвать урок? Кто напустил на Ричарда магическую саранчу, едва-едва вычитая о ней что-то в книге?
Кстати, надо было не посылать противодействия. Тогда наши дороги бы разошлись давно.
А кто выпрыгивал в окно, пробуя заклинание полёта? А кто ползал по проклятому кладбищу с приятелями, нарываясь на приключения и пытаясь вызвать демона?
–Профессор, – я вздохнула, – скажите честно, как вы нас всех не убили? Кошмар же. полный кошмар. Вспоминаю и я в ужасе.
–Я подумывал, – признался Карлини, – серьёзно подумывал. Но иногда вы были такие милые… мне вас становилось жаль. А потом вы опять творили какую-нибудь ересь, и я жалел, что купился на ваши милые мордашки.
Я стихла, вспоминая самые выдающиеся свои проделки. Что ж, а я же была ещё тихой ученицей. Я ещё много училась, и потому, например, не пробовала прыгать через магический костёр, как то полагается ведьмам. Хорошо что не пошла, к слову. Во-первых, я сама не очень прыгучая. Во-вторых, четырёх недоучек-ведьм наутро отправили в лазарет с разной степенью ожогов.
–Но я пришёл поговорить, Магрит, – Карлини посерьёзнел. – Я видел оценки, которые ты ставила сегодня. Это… не радует меня.
–Считайте меня плохим профессором! Считайте, Карлини, но выше эти дети просто не заслуживают!
–Ни одного высшего балла.
–Не заслуживают, – повторила я. – Они либо не знают теории, либо лажают в практике, либо не понимают что несут. Теория тоже дана не для попугаев! Она дана для осмысления!
–Магрит, – профессор покачал головой, – ты немного ошибаешься. Ты хочешь, чтобы они стали идеальными учениками. Но так не бывает. Многие просто теряются. Многие нервничают. Многие не учат так, как надо. Надо проявить терпение.
–Профессор, если они лажают в астрологии – это их сватая обязанность. А вот то, что касается проклятий… однажды, они могут просто покалечиться. Или лишиться жизни. И что тогда? Кто за это ответит? Магрит, что ставила им высшие баллы?
–Магрит, высшие баллы или не высшие… ты строга. Во-первых, ты не единственный источник знаний в их жизни. Во-вторых, я учил тебя. Я сам вёл у тебя проклятия, и я-то помню, как ты перепутала огненный вихрь с водным, и пустила гулять по классу нехилую стихию. Что я тогда сделал? Не помнишь?
–Нет, – солгала я.
–Я убрал вихрь, выругался по матушке и по всем сторонам света, а тебе сказал, чтобы ты готовилась усерднее. И поставил тебе оценку выше среднего. А ты? За такой же фокус ты поставила сегодня «удовлетворительно». Теорию ты, Магрит, тоже плохо знала. Списывала на тестах, потаскивала домашнее задание у других… но в итоге? В итоге ты преподаёшь здесь, преподаёшь проклятия и хочешь, чтобы твои ученики успевали сразу везде и всюду. Но кому-то из них проклятия нужны лишь как проходная дисциплина, как тебе было нужно целительство то же. А кому-то, кто заинтересован, ещё предстоит реальный путь, полный своих ошибок. Своих, Магрит. Практика или теория – ошибки будут. У тебя есть профессиональные раны?
Я промолчала. Карлини и без того знает ответ, а я признаваться в шраме на животе и двух на спине признаваться не хочу. Сглупила, да. Не выровняла защиту, не так прочертила знак, сама дура, знаю, знаю!
–Наберись терпения, Магрит, – посоветовал Карлини, поднимаясь, – к их знаниям, к их навыкам, к их разности. Да, времена меняются, но не думай, что вы были лучше, или что эти хуже. Я каждый раз думаю, что предыдущий выпуск был не так плох, и что эти, сегодняшние, чистой воды идиоты. Но вот они выходят в мир, потом я их нахожу или получаю от них вести и понимаю, что эти идиоты не идиоты совсем, и что, набив свои шишки, они вдруг оказались жизнеспособны. Более того – добились успеха.
–Одна я у разбитого корыта! – я фыркнула. Злиться не было сил, хотя надо бы. Я же ведьма!
–Считай это своей ошибкой. А может и нет. Разве тебе здесь плохо? А сколько учеников получат от тебя знания? Сколько из них будут тебе благодарны? Терпи, Магрит. Они не идиоты и не безнадёжные маги, они просто ещё не успели выйти в мир. Они не представляют опасности и реалии, они ещё не жили. Пройдёт время, и ты тоже поймёшь, что они были не так и плохи. Во-первых, всегда придут те, кто хуже. Во-вторых, идеальные ученики – это ученики, которые выросли и покинули Академию
Я осмысливала слова старого профессора. В них было что-то очень близкое и понятное, что-то теплое, и всё же пока я не могла с этим смириться и принять это. слишком веяло наплевательством. Хотя, может так и надо? Живите, а я помогу? Ошибайтесь, а я поправлю, если нужно?
Но если не успею?
–У каждого своя голова, – сказал Карлини, – если ты не успеешь, значит, так было нужно. Я был прав когда позвал тебя вернуться в Академию. Ты можешь быть хорошим профессором. Но как же тебе будет от этого тошно, пока ты не научишься терпению.
–Подбодрили, – кисло улыбнулась я. – У меня аж мигрень на тошноту сменилась.
–Еще не то будет, – пообещал Карлини. – Но ты не раскисай. Учись терпеть, учись смиряться, взрослей. И ещё дай Тимее возможность пересдать. А то её родители нагонят нам сюда совет попечителей.
Я хотела поспорить, но махнула рукой:
–Плевать, пусть приходит.
–И ещё, – Карлини протянул мне конверт, – пришло утром. Я решил не срывать твой экзамен.
Но я уже не слушала его жалких объяснений по поводу нежелания меня беспокоить. Я смотрела на строку отправителя. Ричард. Чёртов Ричард, явно зная, что я его ненавижу, зная, что он мой враг, и я желаю ему смерти, решил мне написать.
–Спасибо, профессор, – я приняла конверт и швырнула его на тумбочку. Ничего, я прочту. Но не сейчас. Сейчас не могу – трясёт.
–Не откроешь? – удивился профессор.
–Сначала научусь терпению! – огрызнулась я, и Карлини поспешил меня оставить, сообразив, наконец, что ведьма в мигрени – это далеко не лучший собеседник.
(*) (больше о Магрит в рассказах «Об одном доме», «Благое дело», «Чёрный Сад», «Спящее сердце», «Разочарование», «Без вины», «Руины», «Неудачница», «Искушение»)
