Принц и куртизанка

Оксана прикрыла глаза. Лежа на огромной кровати, она разбросала длинные загорелые  ноги, давая отдых видневшейся между бедер щели. Чуть покрытой пушком шелковистых волос, приоткрытой, выпучившей наружу пухлую  мякоть влажного персика, надтреснутого, слипшегося половинками. Мокрыми скользкими половинками, запахнувшими вход; розовыми маленькими  листками, стыдливо закрывшими отверстие …

Девушка глубоко дышит – упругие груди полукруглыми башнями смотрят вверх, увенчанные коричневыми  макушками сосков. Затвердевшие макушки чуть вздрагивают, подчиняясь неровному дыханию хозяйки; голубоватые вены-стрелочки бегут неровными ручейками по белым набухшим грудям. Ослепительно-девственно белым, как альпийский снег, на шоколадном теле. Клиенты сходят с ума от пары ее снежков, притягивающих взгляд и жадные рук.

Она развела бедра – в центре  мякоти половинки разъехались, приоткрыв темную расщелину, выпустившую тугую каплю мутной  влаги. Капля тускло блеснула и  лениво сползла вниз, потерявшись где-то в полоске приплюснутых ягодиц. Розовые ворота медленно склеились – раковина сонно закрылась.Бедра сошлись, смяв пушок и рисуя треугольник внизу стройного живота, пряча усталую и заплаканную нору.

Оксана провела языком по красивым, резко очерченным губам. Губы тоже устали – впрочем, как и вся она целиком. Но, черт побери, утренний клиент смог выдавить из нее, почти зачерствевшей, видевшей всякое  дорогой  путаны такие фонтаны страсти – она покачала головой. Или просто он был первым – и с утра отдохнувшее тело откликнулось неожиданным жаром? Он всегда, как сам пояснил, с утра навещает бордели – ему, видите ли, противно быть пятым, десятым после хрен знает кого.

- Сноб, - вслух подумала она. – Десятым…
Он сам не понял, что сболтнул. Оксана – элита; шесть тысяч – час. И она может позволить себе принимать не больше трех в день, старательно оберегая тело и продляя молодость. Еще бы, с ее внешностью.Одни серые глаза чего стоят; большие, излучающие невинно-наивный  взгляд с ноткой лукавства, от которого загорались даже обрюзгшие сердечники, гипертоники – все, кто давно позабыл лихие гусарства. Изящный носик, утонченный овал лица.  И бесподобная, стройно-безупречная фигурка с плавностями и выпуклостями…Она могла свести с ума кого хочешь – но сегодня сама сошла, как пьяная пэтэушница.
- Да, - усмехнулась она, - бывает же…

Он позвонил заранее( по-другому к ней не попасть), явился минута в минуту в просторную двушку, бросил испытывающе-оценивающий взгляд и попросил…не торопиться. Решительный блеск глаз, волевое лицо – высокий, с выпирающими буграми мышц под футболкой.
« И надо ему это? – мимолетом подумала Оксана. – На таких бабы и бесплатно кидаются. Хотя…  Какое мне дело..»
Он раздевается, как у себя дома. Подошел, любуясь Оксаниным телом. Под его взглядом она даже заволновалась. Надолго приник к грудям, поиграв с сосками, целуя и  пытаясь втянуть налившиеся шарики целиком. Шарики набухают  и помещаются только  наполовину, конусом сосков.  Его ладонь легла между бедер; пальцы забегали по закрытой, еще сухой, не готовой щели. Он водит по ней, еле касаясь, приоткрыв, теребя капюшон розовых складок. Находит горошинку в самом верху; спрятанную, укутанную. Та  откликается, вырастая – Оксана прикусила губу. Вместе с той растут и лепестки, растягиваясь и капая соком ему на пальцы.

  Повернул ее на живот, погладил спинку и не спеша, сантиметр за сантиметром, стал целовать тело. Шею, плечи, восхитительные  ягодицы-арбузики, гладкие, шелковые, – Оксана блаженно закрыла глаза… Вот его сильные руки стиснули попу; мнут жадно, грубо, до красноты, разлившейся по коже – она задышала прерывисто и шумно.

Он повернул на спину – В Оксанины мягкие щеки уткнулся твердый ствол. Ткнулся нагло, заставив полураскрыться губы, и уперся стену зубов. По-хозяйски чиркнул по ним, смачиваясь слюной; и нырнул в теплый ротик… Оксана только успела раздвинуть зубы.
« Презерватив! Презерватив!» - мысленно крикнула с полным ртом. Клиент уже двигает твердой головкой –  проникает на всю глубину. Туда, сюда – высовываясь, стержень  блестящий, в пленке слюны. В ее ротике тесно, тепло, обалденно.  Она заездила по стволу, вытянув губы трубкой, языком прилипая к чувствительной кожице – в горло тычется кол. Скользит туда-сюда, покрытый мокрыми пузырьками, катаясь по языку, надувая шарик на щеке…Оксана клюет ему в пах, лбом постукивая  в кубики живота – это ее заводит. Минута, другая, третья – она распаляется, жадно всасывая и облизывая крепкий стальной стержень. Ее ладони впились ему в ягодицы – губы катятся по стволу, сплющенные, заглатывая почти целиком. Он прижимает к себе, обхватив затылок – бьет теплая струя… Терпкая, густая, вязкая. Она стонет вместе с ним, только тише. Оксана не отстраняется, ловя до последней капли; проводит языком, вытирая начинающую опадать иссиня-красную головку.  Головка морщится, как приземлившийся парашют; скукоживается, превращаясь из грозной раздутой булавы в смешную сардельку.

Он курит, сочно вдыхая дым, через плечо бросая взгляд, в котором немного нежности, насмешки и чего-то глубоко печального.Оксана смотрит, подперев голову ручкой – губы в засохших белых подтеках, размазанных снежной поземкой. Он спрашивает, явно заинтересованный, прямо заглядывая  в глаза, об ее жизни. Он не смотрит на часы, торопясь, как другие клиенты получить сполна за свои шесть тысяч и даже больше.

Оксана говорит – он кивает, делая пометки в своей голове. Тушит третью по счету сигарету и крадучись, как тигр, забирается на нее. Разводит бедра – щель распахивается  лопухами - воротами.  Он аккуратно и понемногу вставляет палец, массируя вход – тот растет, раздаваясь вширь и опять намокнув. Палец делает круги внутри Оксаны – по стенкам пещеры бегут ручьи, прорываясь к выходу, стекая на лепестки…Она выгнулась, поднимая бедра. Он вошел, нависнув телом – раковина всхлипнула и проглотила. Пещеристый вход, вначале узкий для его большого столба, раскрывается. Раз, два, три – Оксана подается навстречу, насаживаясь на ствол. Еще чуть – и она бьется под ним с выступившими на теле бисеринками пота и расширенными зрачками, в последний раз прыгнув на кол затопленной пещерой. Между ног – болотце; но он еще не закончил. Оксану как во сне ставят на четвереньки, вывернув половинки зада, раскрыв вспухшие  лепестки и вторую дырочку, крохотную. Она над  перекошенными  воротами темного тоннеля; коричневая, в сеточку. Он слегка надавил  ее пальцем, сам проникая через ворота  в уже  расхлябанную  хлюпающую пещеру. Раздатую и  затопленную. Проваливается, тыкаясь  вглубь, в самые недра. Ствол скользит легко, чиркая в податливые резиновые стенки – голова очумелой Оксаны ерзает по простыне. Она сжимает мышцы – ему снова тесно и обалденно. Тесно в кольце эластичных стенок.

- Ах, ах, ах! – стоны рвутся; она вцепилась в простыню. Еще миг – и волны захлестнут ее; в голове хлопнет вспышка…  Он стукает бедрами – ягодицы шлепают гулко. Два крепких крутых холма толкаются навстречу стержню. В такт им размашисто прыгают груди между расставленных локтей. Оксана качается, надевая себя на ствол; ловя дулом шомпол…. Она вскрикивает, закусив подушку – он вынимает  и снова сует ей рот. Натруженная головка, в ее терпких соках, торопливо влетает в подставленные раскрытые губы. Оксана, как пьяная, машинально ловит лоснящуюся дубину, боясь промахнуться и пропустить извержение. Сосет шумно и ненасытно. Рот онемел, ожидая выстрела.
Она щекочет языком по гладкой плоти, полируя, пока он снова не взрывается пряными брызгами. Фонтан бьет еще и еще, истощаясь – Оксана ждет, пока дрожь в его бедрах проходит. Он вынимает и вытирает  об ее щеки. Последняя капля, застывшая, цепляется за губу Оксаны и  прилипает воском.

Он ушел, загадочно посмотрев, думая о чем-то своем. Не простившись, не восхитившись, без самодовольства и просьбы о следующей встрече. Ушел, подмигнув и поцеловав…
- Да, - произносит она, - и на старуху бывает проруха.
Оксана потянулась. Его запах еще здесь; его вкус… Хм; надо пойти сполоснуться. Да пошло все! К черту работу. Пусть подольше она пахнет им; пусть во рту его резко-душистый след. О-чу-меть! Кто же он; откуда, зачем?

Звонок. Черт; она совсем забыла! Сегодня же еще назначено директору мебельного, Ревазу Васгеновичу….Фу; как будет противно после незнакомца, с которым раскрылась и улетела, принимать на себе толстое волосатое тело…Слушать чавканье, как будто тебя пожирают. Кавказец любил, нырнув головой  между бедер, лизать ее там. Словно жирный противный кот лакает похлебку. Она вспомнила незнакомца -  мощный торс, сильные руки, эти глаза с теплым льдом. Настроение от предстоящей встречи упало.

« Сказать, что больна? Н-н-нет; слишком серьезный клиент. Придется стиснуть зубы и охать….» На лице – кислая гримаса с недовольно поджатыми губами. « Забудь; и возвращайся к своей работе….» Оксана вздыхает, жалея себя. Идет открывать…

На пороге Реваз возмущенно толкается … с Ним!
- Слюшай, я записан!
- Сейчас ты в поликлинику будешь записан, - жестко бросает он. – Сказано – девушка больше не работает.
- Эй, - Реваз пучит косматые брови. – Моя очередь…
- Твоя очередь, - медленно произносит, - к ишакам у себя в горах.
- Зачем ссоришься из-за шлюхи? – Реваз возмущенно толкнул незнакомца.
Хлесткий удар в студень живота – кавказец, хрюкнув, сгибается и падает на четвереньки.
- Слышь, ты, баран, я не ясно сказал? – от его тихого шепота становится холодно. Кавказец кашляет, тряся пузом…

Оксана улыбается. Она сейчас похожа на девочку; улыбка чиста и светла.
Слушает уверенный хрипловатый голос…
- Я – проститутка, - с горечью произносит она. Чувство вины перед ним; злость; боязнь, что это всего лишь сон.  « Так не бывает…»
- Все женщины – проститутки. А точнее – все мы, люди. Кто-то отдается за деньги – и это самое честное. Кто-то – за имя, работу, поход в ресторан. Мы все делаем ради денег то, что нам не нравится…
- И ты?
- Я – меньше чем все остальные. Потому что имею эти самые деньги; а они дают свободу. – Мудрый, сильный, властный. Его тон завораживает. – И я предлагаю тебе разделить со мной эту свободу…
- Почему – я? – она уже знает, что согласится. С ним – на все, не думая.
Он жмет плечами и скупо улыбается.
- Собирайся; совсем случайно у меня пара билетов на круизный лайнер.
- Ты – сумасшедший, - она кокетливо бросила взгляд. Его кивок; неспешный, с ухмылкой. Оксана нагнулась поднять чулок, мелькнув тенью пушка  внизу ягодиц.
- А-а-а; у нас же лайне-е-ер!
- Поедем на следующем….