Мне тридцать четыре, но почти все из моего окружения зовут меня по имени и отчеству – Любовь Андреевна. Давно уже. Двенадцать лет. Это потому, что я учительствую в средней школе весь этот срок, со дня окончания института. Русский язык и литература – моя стихия. А ведь никто не стареет так рано и не живёт в этой старости так долго, как учителя: пришёл в школу в двадцать с небольшим – и уже, пожалуйста, как пятидесятилетний: сергей леопольдович, марь гаврилна и проч., и проч., и проч.
Сейчас, наверное, только два человека говорят мне «ты» и называют по имени. Это Верунька и Надюшка. Они зовут меня Любочка потому, что мы с первого класса вместе и по-прежнему живём в одном дворе, в соседних домах. Не могу даже сказать, дружим мы или нет. Просто представить невозможно, что их у меня нет, ну, или меня нет у них.
В школе все одиннадцать лет вместе, после разошлись по разным вузам, но всё равно были вместе. И теперь Вера – врач, Надюшка – экономист, ну а я, соответственно, - училка.
В компании нашей всегда верховодила я. Традиция это сохранилась и сегодня, хотя я – самая неустроенная.
Все мы – разведёнки, но у девок моих в память о мужьях осталось по ребёнку. У меня же нет.
У Веранды (это Веру мы так зовём) – Артемий, которому совсем недавно исполнилось двенадцать, у Надюшки-ватрушки (всегда была склонна к полноте и потому вечно – на диете, которой придерживается только с утра и которую нарушает каждый вечер) – тринадцатилетняя Лидка.
У меня же… - старый кот Леонид, который достался в наследство от мамы. С ним мы, скорее, не семья, а коммунальные соседи, которые друг к другу не испытывают вообще никаких чувств. Он для меня – дань традиции, я для него – источник пропитания. Я беспрестанно с тетрадями и конспектами, он тоже занят: созерцает через окно Вечность, ну, или ту её часть, которая ему доступна.
Почему так? Я не в смысле отношений с Леонидом, а почему я одна? Да так уж случилось, что муж мой как-то всё долго искал себя, то в театре, то на телевидении, а кормильцем в семье была я. Вот по этой причине уйти в декрет возможности всё не было и не было.
Однажды мне позвонили, и звенящий женский голос попросил, чтобы я отпустила Сергея (мужа, стало быть, моего) и «не истязала ни его, ни себя, ни её, Наташу», с которой у него был робкий годовой роман.
Трубку я положила, а ему сказала: «Уходи».
Он и ушёл. И даже не спросил, почему. И – всё, как камень в воду. Больше я о нём ничего не знаю.
Вера с Надюшкой? Да примерно так же. Помните, как у Толстого про счастливые и несчастливые семьи? Расставание у обеих было блёклым и почти даже пошлым.
И мы продолжили жить, погрузившись в повседневность, но при этом всячески поддерживая друг друга. Подруги мои до сих пор пребывают в железной уверенности, что «педагог я от бога» и всем, кто столкнулся со мною на этом поприще «несказанно повезло».
Поначалу я пыталась объяснить им, что педагогики как науки не существует. Или – пока ещё не существует, потому что находится она в эмбриональном состоянии, когда для каких-то выводов идёт просто накопление материала, и проследить какие-либо закономерности в том, как человек становится личностью, почти невозможно. Но они истово верили (и верить продолжают!), что, возможно, это для всех остальных так. А я, по их мнению, давно уже постигла, «в чём суть вещей и мирозданья». А потому дать совет, «что делать с Артемией – он совсем от рук отбился» или «с Лидкой-негодяйкой невыносимой» я могу по любому случаю и в любое время дня и ночи. «Как это – почему?» Потому что я – «высокопрофессиональный человек с огромным опытом работы с этими… ну, как их… А! Вот!! Детьми!!!»
Совершенно случайно произошло так, что мы с Верой вместе придумали, что делать, когда она нашла у «Артемона» (домашнее имя Артемия) в письменном столе под тетрадями сигареты.
Верка рыдала в телефонную трубку и искренне верила, что сын её всего в шаге от наркотиков. А потому мы решили, что поступить ей нужно так…
Когда Артемий явился из школы, мать встретила его на кухне с сигаретой в зубах (Верка не курит категорически).
- Ты чё эт, мам? – вопросил ошеломлённый отпрыск.
Мать, неумело попыхивая сигаретой отвечала:
- Знаешь, я подумала, что мы с тобою будем курить вместе, а то от тебя так нестерпимо воняет табаком в последнее время, что у меня аж голова кружится. Вот я и решила, что тоже начну курить, чтобы этого отвратительного запаха не чувствовать. Ты, сын, как? Обедать сразу будешь или сначала покуришь, что называется, для стимуляции аппетита? Хотя, говорят, что на голодный желудок это – вредновато, ну так мы же – современные люди!..
Вечером Артемон клялся и жрал землю из цветочного горшка в подтверждение незыблемости своих слов, что «впредь – ни боже упаси… ни разу… никогда… чтоб я сдох!..»
После этого случая мои педагогические дивиденды в глазах подруг резко возросли.
А в прошлую пятницу, даже предварительно не позвонив, ко мне прилетела Надюшка и сказала, что Лидка собралась признаваться в любви своему классному руководителю Валерию Викторовичу. «Ну и что ж, что ему сорок два! Зато он следит за собой и выглядит максимум на тридцать пять!..»
Мы посидели с подругой, обмозговали и решили, что вечером они с Лидкой как бы совершенно случайно придут ко мне, и Надюшка как-нибудь выведет разговор на интересующую нас тему, а там уж я… Как исправлю всё! Как «убежу» (либо «убедю»!) дочь своей подруги в том, что она неправа, что аж прям она возненавидит своего Валерия Викторовича, а не наоборот.
Явились. Вечером. Надюшка, видимо, Лиду уже приготовила, потому что та опускала всё время глаза и виляла ими, чтобы я не могла понять её взгляд.
Сели на кухне. Пошвыркали чайку с печеньем «Привет». Лидка начала первой:
- Вы, тёть Люб, даже не вздумайте меня отговаривать. Я его люблю и жить без него не могу. Каждое утро мне кажется, что я задыхаюсь, потому что давно его не видела. И скорее несусь в школу…
- А я и не собираюсь отговаривать, потому что сама знаю, что это такое – любить человека. Только вот думаю, взять тебя к себе в школу или поближе к дому перевести?
Лидкины глаза пыхнули изумлением. Я продолжила:
- Коне-е-ечно, а как же! Все будут знать, что у вас роман, и вскоре окружающим начнёт казаться, что ты используешь своё особое положение в классе, а он тебе потворствует. Представляешь, какой это будет удар по его безупречному имиджу?!.
Лидия осуществила слабую попытку меня перебить, но я отмахнулась и ещё более темпераментно продолжила:
- Давайте так решим: к жене Валерия Викторовича пойдёт мама и объяснит той ситуацию.
Тут Лидка уже не сдержалась:
- К жене-е-е? К какой жене? Зачем?..
- А как же ты думала, милая моя? Ведь она же живой человек, а это травма, да ещё какая и для неё, и для детей… У него ведь есть дети, а, Лид?
Влюблённая девица опустила глаза и прошелестела почти шёпотом:
- Я не-е-е зна-а-аю…
- А может, Лид, с детьми тебе лучше самой поговорить? Всё-таки вы близки по возрасту, и найти общий язык вам будет проще. Объяснишь им, что уводишь из семьи их отца не потому, что хочешь зла, а потому что – любишь. Искренне и самозабвенно любишь. И жить без него не можешь. А они, дети, то есть, уж как-нибудь проживут без папаши. Пусть тебе его отдадут, всего целиком, без остатка. Думаю, ты догадываешься, что они тебе ответят?..
Вижу: у девицы потекло и из глаз, и из носа. Гордая глава склонилась долу. А потому, чтобы она окончательно уверовала в весь кошмар того, о чём я говорю, продолжаю… Нет, не успеваю, потому что Надюшка подхватывает:
- Точно, Любонька! Так дочь моя за одно и своему папаше отомстит. Она же выросла без отца! Вот пусть теперь и другие попробуют. Это будет честно, мне кажется!..
- Только вот я полагаю: надо бы и ему поменять место работы, ибо где хоть какие-нибудь гарантии, что, спустя какое-то время, в него не влюбится ещё какая-нибудь ученица. И ты будешь вынуждена его уступить. А как же! Иначе это всё нечестно: ты любишь, а другим – что? Мучиться без любви? Страдать и задыхаться?
Джульетта наша теперь уже зарыдала во весь голос, выскочила из-за стола, а потом и в прихожую. Дверь хлопнула, а мы с Надюшкой сидели и думали, каждая о своём, но обе о главном: о детях наших, о том, как же быть, когда они растут и становятся взрослыми. А если так и не станут? Вырастет тело, а душа останется эгоистичным младенцем? А их дети, которые обязательно должны родиться, чтобы совершать всё те же ошибки, чтобы, повзрослев, их обязательно исправить. Ведь, если люди так и будут оставаться детьми, новые дети перестанут рождаться.
