О спасении

–Это не я, Эва, клянусь силами Океана! – Сигер вваливается в мои покои, наплевав на все приличия. В былые времена, в лучший час, я могла бы здорово высказать ему за нарушение всех правил, но сейчас мне не до этого.
Да и на мою защиту поднимается Хотэм – верный слуга моего отца – Морского Царя – воин, ушедший на покой дворцовой службы от битв. Первый, кто пришёл меня поддержать. Один из тех, на кого я полагаюсь в будущем.
–Царевич, вы в покоях своей сестры! – напоминает Хотэм.
Сигер изумлён. Он раз за разом совершает одну ошибку – он полагает, что если он царевич, то ему необязательно утруждать свою память и своё внимание и сближаться со слугами. Я иного мнения – чем больше союзников, тем лучше. Никогда не знаешь наверняка, какая служанка и чей оруженосец окажется в нужный момент в нужном месте. К тому же – мне не так и сложно поддерживать тёплые отношения со многими придворными слугами. Хотэм и вовсе просто попался. Он воин и за любого моего брата или мою сестру голову сложит, это понятно, но ко мне он расположен больше – я сумела его убедить однажды, что, как и он я искренне верую в наших морских богов и молюсь в храме Вод.
Нет, я действительно часто захожу в храм Вод, но потому что мне положено там быть, а так я сразу же и показываюсь для придворных смиренной перед высшими силами – знаю, им это нравится. Им очень нравится верить в то, что и над короной тяготеет власть, куда большая, чем может охватить тот, кто эту корону носит.
Наверное, так и появились все боги. Всем хотелось помнить о том, что даже цари и владыки не имеют всей власти. С другой стороны, и царям, и владыкам было удобно сплавлять неудачи на волю капризных богов…
–Всё в порядке, Хотэм, – мой голос слаб, но что от меня ещё можно ждать? – Он мой брат, он не обидит меня.
Хотэм колеблется ещё мгновение. Он верный слуга, а ещё он знает Сигера, знает, как тот хочет трон. Зато слепо не знает, как трон хочу я.
–Я буду у ваших дверей, царевна, – решается Хотэм и уходит прочь.
Киваю равнодушно – плевать мне…
–Заботится он о тебе! – замечает Сигер с мрачностью, – а я вот ему не нравлюсь.
–И не только ему.
–Эва, клянусь тебе, я не имею к решению отца никакого отношения! – он вскидывается, вспоминает, зачем пришёл.
Ещё бы…
Под моими ногами закачался мир, когда на утреннем совещании мой отец объявил страшную волю:
–Эва, тебе надлежит готовиться к тому, чтобы сойти на сушу. Я собираюсь заключить союз с земным королём. Скрепить его браком – это лучший вариант.
Земным королём, суша… нет, мы, царевны и царевичи всегда знаем, что Трон – это долг, что Морской Царь – это, прежде всего царь, а только потом наш отец. Каждая и каждый должны подчиняться его воле, но одно дело, если союз заключают между равными, и другое, если гонят на сушу. Суша, поганая земля, вдали от моря, что разлито по нашим венам. Мы умираем на суши, а перед тем стремительно стареем и болеем, задыхаемся. Нам говорят, что если наш муж или жена проживут меньше нас, мы можем вернуться, но даже если случается миг счастливого возвращения, то мы уже чужие для своих – мы измученные и постаревшие, мы чужие, мы потеряли столько сил и столько всего упустили. Наши ровесники братья и сёстры глядят ярко и весело, с удивлением и отвращением…
В своей стихии мы моложе и дольше живём. А главное – свободнее.
Но чёрт с ней, с молодостью, я бы смирилась! Но я хочу трон, а быть вдали от двора – это значит, терять события и влияния, терять власть. И это не мог не понимать Сигер, как не мог не понимать, что я его первого заподозрю в том, что он желает от меня избавиться, а иначе с чего именно я?
Я – царевна. Я вхожу в Совет. Одна из немногих братьев моих и сестёр. Ко мне прислушивается, хоть и через раз, ибо вода мятежна – и сам Морской Царь. А тут – суша.
–Это не я, – Сигер несчастен, – Эва, я клянусь тебе!
–Хочешь сказать, что не желаешь, чтобы я покинула царство? – я улыбаюсь. Нервно и страшно. У меня нет слёз. Слёзы кончаются где-то там, когда ты решаешься бороться за трон с собственными братьями и сёстрами, тогда, когда ты начинаешь их свергать, ломать и подставлять, когда тебе они даже обещают:
–Я не буду претендовать, клянусь силами Океана, –  а ты не слушаешь, потому что послушать – это слабость.
Слёз нет, есть только странная усталость.
–Хочу, – признаётся Сигер, – но не сейчас, а когда нас станет меньше, когда мы, например, избавимся от Бардо.
Бардо – о, проклятый Бардо! Приблудыш, полукровка, его мать – человек, его отец – Морской Царь. У него не должно быть прав вообще, но нет –  наш отец приближает его к себе. А мы пока не можем понять, почему и не рискуем играть очень уж открыто против него.
–Без меня, похоже, – усмехаюсь. Я уже знаю как всё будет. Я всё прекрасно вижу.
–Ну уж нет! – Сигер нервничает, мечется по моим покоям так, словно они и есть поле битвы, хотя Сигер, в отличие от меня, ни в одной битве и не был. – Тебя надо оставить!
Нет, я знаю Сигера и не позволяю себе даже на миг поверить в то, что он переживает за меня. Это не так. Я его соперник, но, увы, мы пока движемся в одну сторону и можем помогать друг другу, а если я уйду, то он останется один против всех наших братьев и сестёр. Одному сложнее, а мы почти научились не замечать, что враги. Когда-нибудь нам придётся сойтись в противостоянии, если один из нас не окажется хитрее другого, но пока мы можем держать союз.
–Желаешь переубедить Морского Царя? – мне смешно, вопреки всему смешно. Сигер моего веселья не разделяет:
–Всегда можно переубедить кого угодно.
–Не всегда, Сигер. Я не переубедила тебя оставить мысль о троне.
–Эва, я говорю тебе – это не я подал идею о том, чтобы сослать тебя на сушу!
От слова «суша» Сигера передёргивает. Мы разные – мы рождены от разных дочерей Океана, но мы одинаково боимся суши. Она далеко от моря, что разливается в нас самих.
–Я знаю, – я и вправду знаю это. Сигер не был тем, кто подал идею скрепления союза с земным королём через меня, я знаю. Во-первых, ему не хватило бы наглости и смелости. Во-вторых…
Впрочем, хватит и первой причины.
–Тогда кто? Кто? – Сигер нервничает. Он не любит не видеть всей картины. Он не может жить в неопределённости. Вода разная, и, хотя мы все пришли из неё, мы отличаемся. Сигер – море. Пусть малое и юное, но море. Ему нужно заполнить всё вокруг, ему нужно всё видеть и узреть. Поэтому он нервничает, поэтому он не выносит Бардо и поэтому же он нуждается в привычном союзнике.
Я не море. Я река. Я могу и изогнуться, я могу и перетерпеть неопределённость, могу извернуться и придумать, как схитрить и пройти. Всей картины никому не дано знать. Даже Морскому Царю, иначе он лично казнил бы половину своих детей и две трети подданных.
–Как думаешь? Это был Бардо? – Сигер ненавидит Бардо и удобно назначает его виновником. Но я пока не знаю, что ждать от Бардо и не знаю, как и Сигер, почему отец так привечает его, а потому не выступаю против него:
–Я бы на его месте начала бы с тебя. И потом, Бардо знает, что я хочу трон. И у нас с ним отношения чуть лучше, мы, быть может, сговорились бы.
–У тебя со всеми отношения лучше! – Сигер мрачен и зол. – Тебя все любят!
Не все, Сигер. Ты даже не представляешь насколько не все. Начнём с того, братец, что я сама себя не очень-то и люблю, иначе мы бы сейчас с тобой здесь не говорили. А вот уважают и видят во мне что-то разумное и возможное? Да, это так, пожалуй, но кто же виноват, Сигер, что ты умеешь лишь приказывать и снисходить? Да, часть пойдёт за тобой, часть воинов и советников, но подданные не любят одни приказы. Им не нужен царь, который держится властно и далеко. Такого царя нельзя понять, такого можно бояться и перед таким можно склоняться. А если не будет страха, Сигер?
–Не преувеличивай, – вздыхаю, – меня отправляют на сушу. Это ли не кара? Это ли любовь?
Сигер злится, бесится, мечется. У него нет зацепок. Он не знает, как меня оставить, он не верит и в то, что я легко приняла его клятвы в непричастности. Странное дело – он старше меня, а всё так и не повзрослел!
–Прекрати метаться, – прошу я, – сядь, голова болит.
Он покорно падает в кресло, хотя и удерживается в нём с трудом. Ему нужно больше движения и больше ответом. Я жду.
–Ты не сильно скорбишь! – замечает он. – Как-то это странно.
–Смысл? Меня изгоняют из дома. Едва ли это было стремительным решением. Что мои слёзы и скорбь изменят? Я могу пасть на колени перед отцом, но я не сделала этого. И не сделаю. Он царь, – я слышу как звучит мой голос. Совершенно убитый, выцветший.
–Мне кажется, ты не всё говоришь, – признаётся Сигер, – что-то не так. неужели ты даже попытку не предпримешь…
–Не получится, – перебиваю нервно и сама поражаюсь этой нервности. – Не получится, Сигер.
Он смотрит внимательно, точно во мне скрыт ответ. Впрочем, даже если бы ответ лежал перед Сигером на моём столе, нескрытый множеством карт, и тогда ещё ему надо было бы его понять.
–Что ты знаешь? – настаивает он, – Эва, я тебе не враг. Пока не пришло время делить трон нашего отца, я тебе не враг.
А оно пришло, Сигер! Просто ты этого ещё не понял. Крепок Морской Царь, да и ему в морскую пену придётся уйти. Впрочем, ты прав – пока мы не враги. Пока ты ничего не понял.
–Я знаю, чья это была идея, – в голосе всё та же отвратительная безысходность и равнодушие.
Мне и самой плохо, но я должна напитаться этими равнодушием и безысходностью!
–Чья же? – Сигер цепенеет.
Моя, Сигер. Я сама сказала отцу, что хочу на сушу. Почему? Потому что знаю точно – он согласится, а потом не отпустит сам. Я вхожа в совет, я воин, и он спросит меня почему я не хочу быть больше дома. И я скажу. Но тебе я скажу другое:
–Алана.
Алана – любимица Морского Царя, весёлая и юркая, лёгкая на подъём, непонятно зачем включённая в постоянный совет. Пользы от неё нет, зато много шума, венков, браслетов на вечную дружбу сестёр из водорослей и попытки вовлечь в танцы. Отцу нравится её легкость и её юный смех. Она не похожа на нас – мрачных, безнадежных, коварных. У Аланы всё на лице и на языке. Она даже таиться не умеет.
Но её и не нужно за эту лёгкость. Лёгкость не нужна в войне и мятежах. Не нужны те, кто не умеют молчать. И не нужны те, кто всё сдают отцу, не взвешивая.
–Алана?! – на лицо Сигера приятно посмотреть. – Она же дура! Эва, ты…
Он осекается. Видимо, вспоминает, что дурость – это преступление для царской крови.  Дураками могут быть простые слуги и поданные. Мы – нет.  И потом – Алана – любимица отца. Кто знает как кораллы мыслей лягут у нашего Царя? Нет, лишнее надо отрезать и истреблять. В этом Сигер уверен. И поэтому он проглатывает мою наживку. Ему это выгодно. Просто раньше не было повода, чтобы снести Алану. Теперь он есть.  Я нарисовала картину, которая мне нужна и теперь Сигер займётся ею.
А я просто продолжу мрачно смотреть в стену.
–Вот дрянь! – у Сигера ярость. – Я до последнего хотел надеяться, что ей нужны лишь пляски да песни русалочьи. А она?
–Отец любит её, поэтому и мне спорить нет смысла.
–Эва, я…– он не успевает договорить. Его прерывает стук в покои.
–Войдите! – я знаю, что это Хотэм, знаю даже зачем он пришёл, и, до обидного оказываюсь права:
–Царевна, вас ждёт ваш отец, – Хотэм упрямо игнорирует Сигера. В его глазах сочувствие ко мне. Так и должно быть. Так я и надеялась.
–Прости, братец, мне надо выслушать моего