Английская литература во время безвременья

проходили через критические области между Исландией и Азорскими островами, уменьшая атмосферное давление, подпитывая западные ветра и создавая титанические шторма.

В такой наэлектризованной атмосфере тусовка Шелли совместно с Байроном в Женеве задумала идею соревнования в страшных историях, чтобы развлечь себя не выходя из дома во время холодного и неприветливого лета. Ночью 18 июня 1816 года, в то время, когда очередная гроза вулканической погоды бесновалась над ними, Мэри и Перси Шелли, Клэр Клэрмонт, Байрон и друг и доктор Байрона, Джон Полидори, в полумраке виллы Диодати при свете свечей зачитывали друг другу готические стихи из недавно вышедшей книги поэта Кольриджа. В фильме 1986 года, рассказывающем о компании Шелли тем летом, британский режиссёр Кен Рассел представляет, что Шелли употребляет опиум, а Клэр Клэрмонт доставляет оральное удовольствие Байрону, развалившемуся в кресле. Групповой секс в гостиной был маловероятен даже для круга Шелли, но употребление наркотиков кажется весьма вероятным — его мог вдохновить пример Кольриджа, известного своим пристрастием к наркотическим веществам. Как ещё объяснить тот факт, что Шелли с криком выбежала из комнаты, когда Байрон зачитывал в ней психосексуальную поэму «Кристабель», испуганная его видением Мэри Шелли с оголённой грудью, на которой вместо сосков располагались глаза?

В такой непринуждённой атмосфере Байрон задумал идею современной истории о вампирах, которую затем присвоил обиженный Полидори, и опубликовал от имени Байрона, превратив её в рассказ «Вампир», где в сатирической форме описал аристократическую заносчивость и сексуальные аппетиты своего нанимателя. В случае Мэри, зловещая атмосфера этой бурной ночи оформила её отстранённые размышления по поводу соревнования на лучшую страшную историю в виде книги. Она напишет свою собственную страшную историю об обречённом чудовище, вызванном к жизни против его воли во время шторма. Как писал позже Перси Шелли, казалось, что роман создан «величественной энергией и стремительностью бури». Вот таким образом уникальная творческая синергия туристов студенческого возраста за несколько недель библейской погоды породила два знаковых образа современной культуры: монстра Франкенштейна и Дракулу Байрона.

Через неделю после памятной ночи 18 июня Байрон и Шелли чуть не попали в беду, идя под парусом по Женевскому озеру, когда они внезапно попали в жестокую бурю, налетевшую с запада. «Ветер постепенно увеличивался, — вспоминала Шелли, — пока не задул с невероятной силой; и, поскольку он шёл с дальнего края озера, поднял волны устрашающей высоты и покрыл всю поверхность озера пеной». Каким-то чудом они нашли укрытый порт, где даже закалённые штормами местные жители «переглядывались с удивлением». Растущие на берегу деревья сдувало ветром и раскалывало молниями.

Пиротехнические молнии, бушевавшие в июне 1816 года, вдохновили литературное воображение Мэри Шелли. В романе «Франкенштейн» она использует свой опыт пережитой грозы в сцене рокового вдохновения её юного и обречённого учёного:
Когда мне пошел пятнадцатый год, мы переехали на нашу загородную дачу возле Бельрив и там стали свидетелями на редкость сильной грозы. Она пришла из-за горного хребта Юры; гром страшной силы загремел отовсюду сразу. Пока длилась гроза, я наблюдал ее с любопытством и восхищением. Стоя в дверях, я внезапно увидел, как из мощного старого дуба, росшего в каких-нибудь двадцати ярдах от дома, вырвалось, пламя, а когда исчез этот слепящий свет, исчез и дуб, и на месте его остался один лишь обугленный пень. Подойдя туда на следующее утро, мы увидели, что гроза разбила дерево необычным образом. Оно не просто раскололось от удара, но все расщепилось на узкие полоски. Никогда я не наблюдал столь полного разрушения.

// перевод З. А. Александровой

В тот момент жизнь Франкенштейна изменилась. Он с маниакальной страстью посвятил себя изучению электричества и гальванизма. В яростной кузнице тамборанского шторма Франкенштейн был рождён в качестве антисупергероя современности — современного Прометея, крадущего огонь богов.

Влияние Тамборы на историю человечества идёт не от экстремальных погодных условий, рассматриваемых отдельно от всего остального, но от миллионов точек влияния, из-за которых вся климатическая система планеты слетела с катушек. В результате долгой плохой погоды урожаи на Британских островах и в Западной Европе упали на 75% и более в 1816-1817 годах. Первым холодным, влажным и ветреным летом Тамборы европейские урожаи стремительно завяли. Фермеры оставляли посевы в полях так долго, как это было возможно, надеясь что хоть малая их часть созреет в поздних лучах солнца. Но долгожданного тепла не появилось, и, наконец, в октябре они сдались. Картошку оставили гнить на полях, а целые поля ячменя и овса остались лежать под снегом до следующей весны.

В Германии переход от плохой погоды к неурожаю, а от него — к массовому голоду прошёл с пугающей скоростью. Карл фон Клаузевиц, прусский военный тактик и историк, наблюдал за «душераздирающими» сценами, путешествуя верхом в окрестностях Рейна весной 1817 года: «Я видел иссохших людей, еле похожих на человека, рыскающих по полям в поисках полусгнившей картошки». Зимой 1817 года в Аугсбурге, Меммингене и других немецких городах прошли бунты в связи со слухами о том, что страна экспортировала в голодающую Швейцарию зерно, в то время как местным приходилось есть лошадей и собак.

В это время в Восточной Англии бунты шли с мая 1816 года. Вооружённые чернорабочие с транспарантами «Хлеба или крови» промаршировали на соборный город Или, захватили в заложники членов городского магистрата и сразились с народным ополчением.

В этот период социальных и экономических беспорядков в Европе во время тамборского периода историк Джон Пост продемонстрировал, что хуже всего пришлось людям в Швейцарии, где в то время в 1816 году жили Шелли и её друзья. Даже в хорошие времена швейцарская семья тратила на покупку хлеба не менее половины своего дохода. К августу 1816 года начался дефицит хлеба, а в декабре пекари в Монтрё угрожали, что перестанут работать, если им не разрешат поднять цены. Вместе с надвигающимся голодом пришла угроза жестоких бунтов. Голодающие толпы в торговых городах набрасывались на пекарей и уничтожали их лавки. Английский посол в Швейцарии Стрэтфорд Каннинг писал своему премьер-министру, что армии крестьян, находящихся без работы и голодающих, собирались для похода на Лозанну.

Наиболее шокирующей оказалась судьба некоторых отчаявшихся матерей. В ужасных условиях, постоянно возникавших в тамборский период, некоторые швейцарские семьи бросали своих отпрысков, а другие решали, что будет гораздо милосерднее убить своих детей. За это некоторых голодавших женщин ловили и обезглавливали. Тысячи швейцарцев, более обеспеченных и выносливых, эмигрировали на восток, в процветающую Россию, а другие отправились по Рейну в Голландию, чтобы оттуда пройти под парусом в Северную Америку, столкнувшуюся с первой активной волной европейской эмиграции в XIX веке. Количество эмигрантов, прибывших из Европы в порты США в 1817 году, более чем вдвое превысило показатели любого из предыдущих лет.

Европейские бедняки, разорённые голодом и болезнями тамборского периода, быстро хоронили умерших и возобновляли борьбу за собственные жизни. В худших случаях дети, выгнанные из семей, в одиночку умирали в полях или у дороги. Участники круга общения Шелли были благородного происхождения, и их не коснулись подобные ужасные обстоятельства. Они не испытывали на себе кризис с едой, повлиявший на миллионы жителей сельской местности Западной Европы в тамборский период. Однако же знаменитые работы Шелли были опутаны сетью экологических катастроф, последовавших за извержением Тамборы.

Байрон и Перси Шелли отправились на недельную прогулку по швейцарским Альпам в июне 1816 года, в течение которой они спорили о поэзии, метафизике и будущем человечества. Также они нашли время, чтобы наблюдать за встреченными ими крестьянскими детьми, которые «казались чрезвычайно обезображенными и больными. Они по большей части были сгорбленными и у них было увеличено горло». В романе «Франкенштейн» недоразвитое творение доктора имеет схожую гротескную форму: едва похожее на человека существо, деформированное, сгорбленное, увеличенное. Как и толпы беженцев на дорогах Европы, ищущих помощи в 1816-1818 годах, это существо, отправляясь в города, встречается со страхом и враждебностью, ужасом и отвращением. Как говорит само это бедное существо, хотя оно и страдало в первую очередь от «суровой погоды», но «ещё больше от человеческого варварства».

Пусть Франкенштейн и является выдающимся примером литературной изобретательности, сама Мэри Шелли не желала подобного вдохновения для её страшного рассказа, полученного от реального мира — вымирания крестьянских селений в Европе во время климатической катастрофы, вызванной вулканом Тамбора.