Пьер с полминуты продолжал с силой сжимать горло Тьерсена, но тот совсем не сопротивлялся. Затем, он разжал руки, и бывший маркиз обессиленно рухнул на пол, хрипло кашляя и хватая ртом воздух. Даже не посмотрев на него, Рейналь прошел мимо и тяжело опустился на матрац, отвернувшись.
- Почему… - хрипло пробормотал Тьерсен после очередной порции кашля. Он провел дрожащими пальцами по вене, глухо пульсирующей на шее. – Почему вы остановились?
Пьер едва глянул на него и мрачно сплюнул в сторону.
- Противно стало, - бросил он, - марать об тебя руки.
Вытащив из кармана платок, он тщательно вытер их, словно в подтверждение своих слов.
- Надеюсь, гильотина прикончит тебя и без меня, Тьерсен. И довольно скоро.
- Я и сам не хочу жить, - Жан-Анри вновь закашлялся, - я…
- Заткнись! – бросил ему Пьер, ложась на матрац и отворачиваясь лицом к стене, - меньше всего я сейчас хочу слушать твои жалкие объяснения.
Тьерсен молча вернулся на свой матрац и также лег на него.
Полдня они провели в полнейшем тяжелом молчании. Но после обеда – жидкого пересоленного супа, в котором плавали кусочки куриной кожи, Пьер поставил пустую тарелку на стол, сел на матрац и, взъерошив свои темные жесткие волосы, неожиданно громко рассмеялся. Тьерсен, все еще сидевший за столом, с испугом посмотрел на него.
- Я ведь знал, что жизнь та еще шутница, - язвительно протянул Рейналь, - но что она устроит мне такое… черт побери, этого я совсем не ожидал.
Он поднял голову и впервые за этот день посмотрел на Тьерсена, сидевшего за столом.
- Еще я думал сегодня о том, почему ОНА тебя так и не выдала, чертов маркиз, - сказал он чуть тише, — ведь это было так просто. Одно лишь ее слово, и ты бы отправился на площадь Революции целоваться с Луизон.
- Мадлен добрая, - тихо ответил Тьерсен.
– И, может, думала про девочку, ведь я… ее отец, - эти слова он сказал совсем тихо, но Пьер их все же расслышал.
- Ты не отец, а… с губ Рейналя уже готово было сорваться отборное ругательство, но он все-таки сдержался. – Да, моя Мадлен очень добрая, она даже муху не может прибить. А Лу… что ж, она к тебе привязалась, как к родному… может, действительно что-то родственное ощущала, а?
Тьерсен испуганно посмотрел на Рейналя и увидел, как его темные глаза вновь сузились.
Тьерсен неловко пожал плечами.
- У Луизы действительно очень сильный дар, - проговорил он, стараясь, чтобы его голос звучал твердо, - не надо дать ему угаснуть.
Поглядев на Пьера, он заметил, что взгляд того немного смягчился.
- После моей смерти не знаю, что с ними будет, - глухо ответил он, - никогда не верил в Бога, но готов молиться ему, чтобы с Мадлен и Луизой ничего не случилось.
В его голосе Тьерсен расслышал откровенную боль.
Жан-Анри молчал, положив руки на стол и опять разглядывая свой шрам. Он посмотрел на дешевое обручальное колечко, и воспоминания о Жаннет вновь нахлынули на него тяжелой давящей волной.
- Эти казни… бесконечные казни, - глухо сказал он, - мы ведь сами делали все для их усиления, мы сами кормили гильотину.
- Что ты там бормочешь, Тьерсен? – Пьер слегка поднял бровь, - упрекаешь меня в разжигании террора? Я и сейчас убежден, что от таких, как ты, «бывших» надо избавлять страну. Пусть и не всех казнить… но вышвырнуть вас подальше из Франции. Кстати… - он поднялся с матраца, потирая спину, подошел к столу и сел напротив Тьерсена, - почему ты не убрался из страны?
- Не получилось, - Тьерсен сжал длинные пальцы, — это долго рассказывать, сразу уехать не вышло. А когда вернулся в Париж, узнал, что наш особняк конфискован.
- Наш? – Пьер немного удивленно посмотрел на него, - ах да, Мадлен же рассказывала, что там жила еще и твоя старшая сестрица. И где же она сейчас? Сидит или уже гильотинирована?
- За границей. Но сейчас ее, возможно, уже и нет в живых. Чахотка, - пояснил Тьерсен тусклым голосом.
Пьер постучал по столу пальцами.
- И ты не нашел ничего лучше, как устроиться работать в радикальную революционную газету? Я теперь думаю и про Филибера Журдена… и не очень лестно… ведь взял тебя, чертов аристо, по его рекомендации.
- Я сумел убедить его, что патриот, - криво усмехнулся Тьерсен. – Он ни в чем не замешан.
- Лишь то, что мы оба скоро сдохнем, приглушает мою ненависть к тебе, - процедил сквозь зубы Рейналь. – И желание тебя прикончить.
Он встал и прошелся по камере тяжелым шагом, затем устало сел на матрац. Поднял лежавший там камзол, надел и застегнул на все пуговицы.
«Вроде бы в камере не так холодно» - подумал Жан-Анри, наблюдая, как Пьер, закашлявшись, лег и, накрывшись, ветхим залатанным одеялом, отвернулся к стене.
- А теперь заткнись, чертов аристо, дай мне подремать, - проговорил он, закашлявшись, чувствую себя что-то неважно.
Тьерсен проснулся от скрежета ключа в замке и звука открываемой двери.
- Ужин, граждане заключенные! – громогласно гаркнул охранник, заходя в камеру и ставя на стол поднос, на котором стояли две кружки с водой, два куска черствого хлеба и пара вареных яиц. Переместив все это на стол, он осмотрел камеру, и взгляд его уперся на Рейналя, так и лежавшего неподвижно в углу и накрытого одеялом.
- Что с ним? – бросил он вопросительный взгляд на Тьерсена. – Днем, вроде, бодрый был. – Если заболел чем, то его и переводить некуда, лазарет маленький и сейчас переполнен.
- Наверное, просто спит, - испуганно пробормотал Жан-Анри, - сейчас его разбужу.
Охранник кивнул и направился к двери.
Подождав, пока ключ в замке повернется, а шаги за дверью утихнут, Тьерсен подошел к Рейналю и тронул его за плечо.
- Рейналь, вставайте, принесли ужин.
В ответ Пьер что-то простонал, но так и не пошевелился.
Тьерсен еще сильнее потряс его за плечо.
- Вставайте, ужин!
- Я… я не хочу есть… - пробормотал Рейналь, с трудом открывая глаза с покрасневшими белками. Тьерсен увидел выступившие на его лбу капли пота.
- Холодно как здесь, аристо… - пробормотал Пьер, укутываясь в одеяло еще сильнее. – Дай мне пока свое одеяло на часик, потом верну.
- Здесь же совсем не холодно, - с недоумением ответил Тьерсен. Но одеяло принес и накинул сверху на Пьера.
Сам он был в одной рубашке и холода совершенно не ощущал.
- Вы нездоровы? – растерянно пробормотал бывший маркиз, дотронувшись рукой до лба Рейналя и увидел, что тот весь горит.
- Рейналь, у вас жар, - проговорил он, - как вы так заболели?
Он поднял голову и посмотрел на небольшое незастекленное оконце под потолком.
«Продуло его, что ли…» - подумал он.
- Рейналь! – он ткнул Пьера в бок, отчего тот хрипло надсадно закашлялся, - вы лежите под самым окном. И вы заболели, вероятно. Давайте пока на мое место, - он потянул его за рукав, и через пару минут Пьер с трудом встал, пошатываясь, добрался до матраца в противоположном углу камеры и рухнул на него, не говоря ни слова.
Поужинав в одиночестве, Тьерсен лег на матрац и накрылся камзолом, пытаясь уснуть. Забирать свое одеяло у Пьера он не стал.
Но заснуть не получалось. Он долго лежал, глядя в темноту и слушая тяжелое дыхание и периодически хриплый кашель Рейналя.
«Лазарет переполнен, - подумал Тьерсен, — значит, его оставят здесь…»
Он опять подумал про Жаннет… и ощутил боль, почти физическую. В горле все пересохло и, поднявшись, он подошел к столу и сделал глоток из кружки, в которой оставалось еще немного воды. Пьер заворочался, то ли во сне, то ли в болезненном забытьи и несколько раз назвал имя Мадлен.
Тьерсен вспомнил и ее… худенькую девочку-подростка с нежным румянцем и красивыми рыжими волосами. Робкую и пугливую, как маленький олененок, когда она работала в его особняке. Вспомнил и красивую молодую женщину с побледневшим от волнения лицом, с волнистыми волосами цвета красной меди, убранными в высокую прическу… женщину, которая тогда, вечером, встретилась с ним в таверне. Прикосновение ее тонкой руки в перчатке, когда она брала сверток, в который он завернул драгоценности своей матери, предназначенные для Луизы. Он вспомнил большие карие глаза Лу, его дочки… то, как она доверительно прижималась к его камзолу во время их уроков рисования в типографии Рейналя. И маленькую сосредоточенную морщинку, появившуюся между ее красивых темных бровей… и то, как тогда он изумился, что этот ребенок, шестилетняя девочка задает ему такой, совершенно не детский вопрос: «дядя Андре, а вы знаете, как нарисовать Бога?»
- Как нарисовать Бога… - прошептал Тьерсен, так и стоя у стола с кружкой в руках.
Рейналь вновь сильно закашлялся, вырывая его из воспоминаний прошлого. Жан-Анри поставил кружку на стол и вернулся на матрац, по-прежнему глядя в темноту. Он продолжал думать про вопрос Луизы и… совершенно неожиданно в голову ему пришла мысль, от которой стало легко и тепло.
- Я пока не знаю, как нарисовать Бога… - тихо проговорил Тьерсен, - прости, Лу. Но это я все же попробую сделать… ради тебя и ради той девочки с рыжими волосами. Главное, чтобы согласился Пьер.
Утром Рейналю стало чуть получше. Он с трудом сел на матрац, совершенно бледный, взъерошил прилипшие ко лбу волосы и посмотрел на Тьерсена.
- Я вчера провалялся весь вечер, да?
Жан-Анри кивнул.
- Сегодня вам получше?
- Вроде, да, - отозвался Рейналь, - сам не знаю, что это… слабость и дикий холод.
- У вас был жар вечером и ночью, - ответил Тьерсен, - к сожалению, лазарет переполнен, как сказал охранник. Пока вас не могут перевести туда.
- Черт с ним! – Рейналь махнул рукой, с трудом поднялся с матраца, добрел до стола и сделал пару глотков воды из кружки. Затем вернулся на матрац и лег.
- Аристо, я думаю о том, как буду защищаться в трибунале в таком паршивом состоянии. Скорей бы уже суд.
Тьерсен, уже привык, что Пьер вместо имени или фамилии презрительно называет его «аристо» и не обращал на это внимание.
- Вы знаете, как нарисовать Бога, Рейналь? – спросил он его и слегка улыбнулся.
- Что? – Пьер удивленно посмотрел на него, как на помешанного, - вроде, лихорадка и жар у меня, а чушь несешь ты, аристо.
— Это не чушь, - Жан-Анри покачал головой, - об этом меня спрашивала Лу, но я не знал тогда, что ей ответить.
- А сейчас знаешь? – Рейналь опять накрылся двум одеялами, - черт, как же холодно…
- Сейчас… - Тьерсен задумчиво смотрел куда-то перед собой, словно видел там что-то, невидимое другим, но удивительное и прекрасное, - сейчас – может быть… может быть узнаю. Ладно, - он решительно поднялся со стула и подошел к матрацу Рейналя, - можно мне сесть рядом, или вам будет противно?
- Садись, - буркнул Пьер, закрывая глаза, - мне уже все равно.
- Мне пришла в голову одна мысль, - начал Тьерсен, старательно думая, как наиболее убедительно подобрать слова, - ее вполне можно осуществить, если вы согласитесь. Моя жизнь не нужна уже никому, в том числе и мне самому. А ваша, Рейналь, нужна… очень… и Мадлен, и Луизе, и я подумал…
- Господи, что ты там несешь, бывший, - Пьер раздраженно повысил голос и тут же закашлялся.
- Хорошо, тогда я начну так, - Тьерсен внимательно посмотрел в его полуприкрытые глаза, - многие из охраны знают вас здесь в лицо? А начальник тюрьмы?
- К чему ты клонишь, чертов аристо? – пробормотал Рейналь после небольшой паузы.
- Просто ответьте на мой вопрос, - Жан-Анри вдруг с силой сжал его руку, и Пьер с некоторым испугом посмотрел в его карие глаза.
- Гражданин Марино меня вообще не видел, - бросил он, - а остальные… особо меня
Классно написано!
