здесь никто не рассматривал. Если только следователь Верне, который допросы проводил. Остальные – не думаю.
- Отлично, - Тьерсен слегка улыбнулся, - этого Верне вы вряд ли больше увидите. Вам остался лишь вызов в трибунал, а туда, в Консьержери, во Дворец Правосудия вас поведут охранники, точно не знающие досконально вашего лица.
«Да им по сути и дела до этого нет, - мысленно продолжил он про себя, - кого они там будут вести. Им главное привести и сдать заключенного охране Консьержери».
- Теперь слушайте дальше, - продолжал Тьерсен, стараясь говорить как можно убедительнее, - мы ведь с вами примерно одного роста, так?
- Черты лица…, - он провел рукой по своей трехдневной щетине, - если не бриться, то сходство наше будет еще больше. Цвет волос у вас чуть темнее, чем у меня, но тоже не суть… Я постараюсь сымитировать вашу манеру говорить, держаться. Ну и суть дела… то, что будет касаться защиты в трибунале. Я просто прочитаю там вашу защитную речь… а если будут вопросы о работе в типографии и ваших протестах против правительства… кому, как не мне знать подробности, ведь именно я иллюстрировал статьи для «Гильотины» и каждую внимательно читал. Никто не догадается, что в трибунале не вы, а я. Я и отправлюсь в тележке на площадь Революции, вы ведь не думаете, что в трибунале вас действительно оправдают? А вы, Рейналь… вы останетесь в этой камере вместо меня. Вы станете Андре Серваном. И может быть… может быть о вас на время забудут. Может быть, позже вы выйдете отсюда, кто знает… - Тьерсен сжал пальцы, и его голос дрогнул, - я не хочу вашей смерти. Вы нужны и Мадлен… и Луизе. Это то немногое, что сейчас я могу для них сделать.
Я прошу вас… очень прошу согласиться на мой план.
- Господи… - потрясенно произнес Пьер после паузы, во время которой карие глаза Жана-Анри умоляюще смотрели на него, - да ты совсем свихнулся, Тьерсен.
|