Вот окно. За окном – дерево. На дереве сидит здоровенная ворона. Вот она лениво каркнула и так же лениво хлопнула себя по литым бокам огромными, сизого, с вороным отливом цвета крыльями, по форме похожими на крылья стратегического бомбардировщика, который на днях зачем-то показывали по телевизору. Интересно, где она так отожралась? Где-где… На помойке, где! Не на стратегическом же аэродроме!
А вот внизу, по тротуару , взмахивая грязным хвостом, пробежала корова. Во всей её игриво-вертлявой позе чувствовалась стойкая жизнерадостность и уверенность, что завтра её не сдадут на мясокомбинат. Откуда она появилась здесь, в городе? И главное, никто на неё не обращает никакого внимания! Безобразие! Скоро по улицам крокодилы поползут – и всем все будет до фонаря! Вот люди! Никакого переживания за судьбу родного края!
Иван Моисеевич Мухортов брезгливо передёрнулся, после чего громко и неприлично зевнул, потом почесал грудь. Грудь была мягкой на ощупь и слегка волосатой, что навевало на определённые греховные мысли. Да, молодость, молодость… В молодости он любил веселиться и мило, но без отягощающих последствий, поразвратничать. Сейчас же его все больше тянет смотреть через окно на творящиеся вокруг безобразия, пить кефир из большой фаянсовой, похожей по размерам и форме на ночной горшок, чашки и размышлять о бренности бытия, чтоб его, это бытие, черти сжевали…
На «фазенду», что ли, съездить, вдруг возникла неожиданная нелепая мысль. Картошку пора копать, да и хрен в углу уже подоспел… Сосед вчера за грибами в Бояркино ездил…
Зачем ему грибы? Он же пьёт…
Иван Моисеевич сложил губы дудочкой, что означало начало напряжённой умственной деятельности, и поднял глаза к потолку. Потолок пора бы побелить. Белить? А ну его на х.., этот потолок! И так сойдёт.
Может, посмотреть телевизор? Наши вчера сыграли с неграми вничью. Мерзавцы, за что их только народ содержит! Не негров - наших… Нет, это не наш футбол! Это какое-то сексуальное извращение на зелёном поле!
Нет, мне совершенно не хочется ныть, подумал Иван Моисеевич, обиженно надув губы, но жизнь заставляет! Слишком много развелось разного-всякого, чего не должно быть! А всё потому, что неправильно мы воспитываем нашу молодёжь! Идеалов нету, а у них терпежу не хватает – лишь бы хапать, хапать и хапать! Да и к каким чертям собачьим идеалы, когда все только на Запад и смотрят! А где исконное, отечественное, кондовое, сермяжное? Где любовь к родным берёзками отечественным гробам? Все норовят импортное приобрести, даже те же гробы… Видел недавно в «Ритуале». Полированный, с латунными ручками, мейд ин Италия. Тридцать тысяч. Мерзость какая, хоть и заграница…С другой стороны, не так ужи дорого, если в последний путь… Да, футбол, футбол, родные берёзки… Как у Есенина? «Белая берёза под моим окном…». Нет, лучше мы будем пальмы любить, и не потому, что хочется, а чтобы назло и вопреки! А на пальмах, между прочим, вороны не сидят! На пальмах – обезьяны! Они там же питаются, там же и размножаются. Вместе с футболистами.
Да, наши ещё этим неграм продули. Ну, не продули, вничью сыграли, но это всё равно, что продули… Ну, что за жизнь такая? Одни пинки и сплошные недоразумения!
Иван Моисеевич ещё раз глубоко вздохнул и уселся за письменный стол. Он был известным местным писателем и в эти дни готовил для местной прессы очередную разгромную статью о мировом космополитизме.
