«Ночь темна, и кругом тишина, спит советская наша страна». И бодрая «Стой, кто идёт! Стой, кто идет! Никто не проникнет, никто не пройдёт!» И чуть переиначенная «Три танкиста»: «У высоких горных перевалов часовые Родины стоят!» И опять Высоцкий: «Ринат Халилов, мой сосед по камере – там Мао делать нечего вообще!» Не каждый день так «зеки» поют. Интересно, офицерам об этом доложили? Думаю, теперь-то точно горячий ужин принесут!
Послеобеденный досуг разнообразился неспешными вояжами до «толчка». Проходя мимо столовой, я выискивал взглядом Приходько, но он на глаза больше не попадался. Наверное, до посинения картошку чистил или макароны продувал.
Денёк склонился к закату. Ринат неподвижно лежал на своей шхонке, глядя в потолок. Ужин обжигал! Часовые Родины, исполнявшие обязанности вертухаев, на сей раз не подкачали.
Отбой!
Следующее утречко опять отметилось заглянувшим солнышком. Для поднятия настроения решил спеть «Милицейский протокол» Высоцкого: «Разбудят утром – не петух прокукарекал, сержант поднимет – то есть, как человека!» Но Ринат никак не отреагировал.
Зато после завтрака нас ждал сюрприз. Дверь открылась, и очередной постовой-сержант, известил:
– Можете полежать на травке: командир сегодня добрый.
Похоже, «подпол», тот самый «наш человек», сжалился над нами. Сощурившись на солнышке, мы выползли из КПЗ и потянулись.
– Но дальше этого места, – погранец прочертил сапогом линию на земле, – выходить нельзя!
Мы растянулись на мягкой травке в теньке, оголившись по пояс. Внутрь камеры даже не хотелось заглядывать.
– Ну, пацаны, вы кто такие и откуда? – Постовые решили нарушить «обет молчания».
– Из Казани, учимся в университете, приехали по турпутёвке, – начали мы свой рассказ.
И так два часа: за Казань, за университет, за физику-биологию. Пограничники с интересом слушали, задавая вопросы.
Смена караула. И опять за Казань, за Татарстан, за университет… Пусть слушают, скучно у них, да и Ринат отвлечётся от своей хандры. И так через каждые два часа, с каждой новой сменой, с перерывом на обед и «дефиле» до «толчка».
Однако Ринат не изменил своей привычной подозрительности, шепнув мне на ухо:
– Ты думаешь, они просто так расспрашивают нас? Им наверняка дали задание подловить нас на россказнях.
– По заданию ли, от безделья – какая разница? Тебе где лучше: на травке или в камере?
От постовых тоже кое-что узнали. Почти все призывались с Украины, все мягко произносили «г». Служилось им непросто: один жаловался на строгость службы в войсках госбезопасности, другой сетовал на почти полное отсутствие увольнительных.
Мы поинтересовались, кто нацарапал на стенах КПЗ.
– Сидели недели за две до вас трое иранцев. У них как заболит что-то – сразу границу нарушать. Пока то-сё, их посмотрят, подлечат. Один даже на вопросы не отвечал, сразу руку под нос, мол, болит, лечи сперва! Понятно, наш медик лечил. Потом их возвращают. Хорошо устроились!
Мы судорожно сглотнули, вспомнив чёрные матрасы на нарах. У меня потом красная сыпь на теле появилась.
Но нас беспокоил главный вопрос: сколько здесь ещё промурыжат?
– Не беспокойтесь! На допросы больше не тягают? Значит, им с вами всё ясно. Теперь дождитесь ответа на запрос с вашего места жительства: кто вы, что вы, нет ли чего на вас.
– И как быстро придёт этот ответ?
– По-разному бывает. Они имеют право удерживать вас неделю, только потом извещают прокурора.
– Неделю?! И что прокурор?
– Зафиксирует факт задержания, и вы будете дальше сидеть под арестом сколько им потребуется. Но не бойтесь, вы им не нужны, таких балбесов, как вы, хватает.
– Да уж, «успокоили»… Ребят, а ваш подполковник – не татарин случайно? – отважились мы ещё на один волновавший вопрос.
– Пацаны, не зна-ем! – членораздельно ответили «ребята», наглядно продемонстрировав предел расспросов.
Ближе к ужину пришёл пограничник и что-то шепнул нашим охранникам.
– Давайте-ка «домой»: начальство приехало.
Снова лязгнул засов закрываемой двери вонючей камеры. Мы, тяжело вздохнув, уселись на свои «персидские» матрасы. А как было хорошо на воздухе! Второй день отсидки не сравнить с первым. Ринату стало заметно легче. Отбой!
Доброе утро, «мой сосед по камере» Ринат! Алла берсе (Бог даст), оно станет для нас добрым. Последовал утренний «моцион» и уже привычные макароны по-флотски.
И вот, Аллах услышал наши молитвы! Через час после завтрака дверь КПЗ отворилась, и мы услышали слова постовых, показавшихся нам песней:
– На выход «с вещами»!
Мы шкурой почуяли, что в камеру больше не вернёмся. В комнате, где я заполнял анкету нарушителя, сидели «подпол» с майором.
– Благодарите свой родной казанский КГБ: ответ на запрос пришёл очень быстро. Ничего на вас нет, сейчас отвезём вас в гостиницу.
О! Какой вдруг стала комната светлой и просторной! Не погостить ли ещё денёк на почти родной заставе, только не в КПЗ? А мне «дотереть базар» с рядовым Приходько. Но Ринат вдруг выдал:
– Ипташ подполковник, сез татарма (товарищ подполковник, вы татарин)?
– Да я, Ринат, понял, что ты догадался, когда жена звонила, – ответил он по-русски.
Тут в разговор, улыбнувшись, вмешался майор:
– Я ведь тоже татарин! Мы оба когда-то учились в Казанском артиллерийском училище!
Комната стала ещё светлей от озаривших её разом вспыхнувших улыбок земляков. Однако Ринат вновь в упор уставился на офицеров.
– И все-таки, зачем вы промариновали нас здесь трое суток?
Подполковник глубоко вздохнул.
– Видишь ли, Ринат, прутся сюда из Ашхабада регулярно. Мы взяли вас в окуляры, когда вы ещё топали по равнине. Думали, подойдёте ближе, увидите ограждение и уйдёте назад – так обычно происходит. Но вы же стали щупать проволоку, выискивать, где можно пролезть. Я выслал наряд, при вас нет удостоверений личности, а пропуска в гостиницу – не в счёт. Вы неплохо экипированы, с рюкзаками, в них запас еды, воды, хороший фотоаппарат, серьёзный нож. Кто вы такие? Что вам здесь нужно? Извините, здесь государственная граница. Думать надо, дорогой, не так ли? Твои непонятные радиосхемы, для кого предназначены? Их должны были глянуть наши спецы. Нужно было также посмотреть, что вы успели «нащёлкать» фотоаппаратом. Далее. Почему ты следовал сюда через Баку, с кем там встречался? А ты «выступать» на допросе начал, нет, чтоб нам помочь разобраться. Вы поблагодарить должны, что мы вчера на целый день выпустили вас на воздух, ведь так делать не полагается. Но что не сделаешь ради земляков!
Ринат снова не сдержал характер:
– Спасибо. Но почему тогда в Фирюзе первая полоса границы – фуфло? Да и сама граница далеко отсюда!
«Подпол» спокойно ответил:
– Во-первых, здесь граница, выдам тебе тайну, намного ближе, чем в Фирюзе. Во-вторых, рядом большой город. Другое дело, что вас не проинструктировали о нахождении в приграничной зоне, и я ещё разберусь, почему. Турорганизации, которая вас здесь принимала, «вдуют» – будьте спокойны!
– Да уж, «вдуйте» им! – Ринат постучал пальцем по столу.
– Ладно, ребят, давайте прощаться! Больше нам не попадайтесь!
Подполковник встал из-за стола:
– Товарищ майор, сопроводите их до гостиницы!
Мы не узнали даже имен наших земляков: как-никак сотрудники госбезопасности. Одно радовало: наши люди всюду!
Когда мы вошли в гостиницу, к нам опять выскочила из-за стойки администраторша. Тут же нарисовался и директор. Не попрощавшись с нами, майор и директор куда-то удалились – видимо, исполнить формальности. Зато администраторша препроводила нас в полу-люкс! Оставшись одни, мы швырнули на пол рюкзаки и плюхнулись на кровати. Ну, дела…
– Петь, сейчас ужин, – молвил Ринат. – Пойдём, что ли, пожрем?
– Пойдём, – выдохнул я, добавив цитату «джентльмена удачи» Василия Алибабаевича. – «А в тюрьме сейчас макаро-о-оны»!
Едва закрыв за собой дверь столовой, увидели, как десятки голов резко повернулись в нашу сторону: вот они – арестанты, нарушители границы! Помещение тут же загудело. Опрокинув стулья, к нам метнулись наши казанцы.
Я глубоко прочувствовал, что значит «распирает от гордости». Мы оказались в центре внимания. А что, очень приятно! Однако вскоре опьянение популярностью стало потихоньку улетучиваться. Каждый считал своим долгом подойти к нам и, хлопнув по плечу, спросить: «Ну что, передали привет аятолле Хомейни? Записались в корпус стражей исламской революции?» Как будто бы все разом превратились в «рядовых Приходько».
Имело ли трехсуточное заключение в ведомстве КГБ для меня какие-то последствия? Не имело, что опровергает утверждения, дескать, любой интерес со стороны органов ставил на человеке чуть ли не чёрную метку. Госраспределение на режимный «почтовый ящик» я получил, значит «личное дело» было чистым, в противном случае…
А потом исчезли и СССР, и советско-иранская граница. Реорганизовался и КГБ, а аббревиатура его преемницы – ФСБ – звучит не так одиозно. Уж не ведаю, жива ли та застава…
