Час пик. На трамвайной остановке тесно. Кандидаты в пассажиры нервно разминаются перед посадкой. Зная нравы и повадки работников горэлектротранспорта, прибытие трамвая ожидают в любую минуту, не имея ни малейшего понятия о точном времени наступления этого долгожданного события. О расписании движения городского пассажирского транспорта знают только то, что такой документ в природе существовать должен, но где и у кого – покрытая мраком тайна. Поэтому хамское требование пассажиров «придерживаться расписания» вызывает у кондукторов и водителей злобное неприятие. Они просто сатанеют от одних намеков на этот виртуальный документ. В силу сложившихся обстоятельств можно простоять на остановке десять минут, можно полчаса, а то и целый час. Трамвай, как всегда, появляется внезапно и неожиданно. В связи с этим, люди, беспорядочно толкающиеся на остановке, находятся в режиме постоянного ожидания, не расслабляясь ни на секунду.
Сердцем горожане понимают огромные преимущества пеших прогулок перед изнурительной ездой в общественном транспорте. Появляется бодрое настроение, становится глубже и содержательнее дыхание и, наконец, стираются границы между умеренным аппетитом и ненасытной прожорливостью. Огорчает разве что полиартритный скрип в суставах да супермозоли, толщиной с лошадиное копыто. Вот они-то и склоняют чашу весов к мысли, что лучше плохо ехать, чем хорошо идти. Тем более, что идти очень часто бывает весьма неблизко. Неумолимая статистика отмечает, что по городу конкурс среди пассажиров в среднем составляет тридцать - сорок человек на одно внутри трамвайное, троллейбусное или автобусное место. Спрос явно превышает предложение. Очевидно, что такой высокий проходной балл в общественный транспорт может означать только одно – жёсткую и бескомпромиссную борьбу среди собравшихся соискателей на право ехать.
О приближении транспорта, как правило, узнают задолго до его появления из-за поворота. Дребезжание, издаваемое городским средством передвижения по рельсам, невозможно спутать ни с каким другим источником шума и вибрации. Когда какофония по мощи издаваемых звуков достигала пика, превышая все мыслимые и немыслимые уровни, нормированные государственными стандартами, в рядах, ожидающих происходило быстрое плановое перемещение колонн, готовящихся к штурму. Дух поднимался до уровня боевого, концентрация воли и сил становилась максимальной. Цепкие косые взгляды, бросаемые по сторонам, мгновенно схватывали и оценивали физические кондиции потенциальных соперников. Мозг напряженно просчитывал варианты победного броска. Гнетущая тишина повисала в воздухе мёртвым штилем. Наступало затишье – предвестник неминуемой бури.
Диспозиция десантных отрядов обычно выглядит следующим образом: низкорослые субъекты, выступающие в наилегчайшей весовой категории, предпринимают отчаянную попытку пробиться ближе к рельсам. Других шансов проникнуть в вагон без больших санитарных потерь у них нет. Более крупные индивидуумы, среди которых нередко попадаются огромные, местами даже пузатые экземпляры, держатся несколько в стороне, опасаясь быть ушибленными зеркалом заднего вида. Техника их посадки базируется на принципах, положенных в основу всех известных бильярдных игр. Используя бройлерские характеристики своих тел, эта когорта, выждав подходящий момент, ударяет в тыл хилого авангарда, загоняя несчастных в дверь, словно шар в лузу, по инерции врываясь туда же на плечах противника. И, наконец, третье, самое малочисленное подразделение, являет собой скорбный набор лиц пожилого и преклонного возраста. Шансы их казались бы ничтожными, если бы не многолетний жизненный опыт и отработанный до автоматизма механизм посадки.
Штурм начинался сразу же после остановки трамвая. Первый удар толпы оказывался настолько мощным, что многострадальный вид транспорта испуганно вздрагивал, давая сильный крен. Совершенно непонятно, как ему вопреки законам физики удавалось удерживаться на рельсах. У нападавших такое развитие событий оставляло неизгладимо мерзкий след в душе и синяки на теле. Дверь, прогибаясь коромыслом внутрь вагона, ударяла вновь прибывших пассажиров, теснящихся на подножках, вызывая гневные крики и нарекания последних. Ситуация обострялась до конфликтной и практически всегда перерастала в открытое столкновение противоборствующих сторон, находящихся по обе стороны двери. В редких случаях положение спасала руководящая и направляющая роль кондуктора.
- Граждане, - выкрикивала она заранее заготовленный текст. - Ну, что вы прётесь, как бараны в закрытые ворота. Дайте же людям выйти наружу, в конце концов.
Толпа неохотно поджималась, оставляя узкий проход, через который и кошка и та с трудом бы протиснулась. Но этого оказывалось достаточным для непритязательных наших сограждан. Строго соблюдая установленные в городе правила поведения пассажиров в общественном транспорте, в образовавшуюся щель шла выдача тел пассажиров, опознать в которых мирных граждан не представлялось ни малейшей возможности.
В этот раз первым, судя по бороде, подали мужичка в рваных кальсонах китайского производства образца 1968 года. Шуба, шапка и другие атрибуты верхней одежды, позволяющие отличить этого несчастного от отбивной, вышли отдельно. Все, включая хозяина, было аккуратно складировано в стороне от места боевых действий. Следом за первым пассажиром, напоминающим скорее разобранный детский конструктор, чем живой организм, выдали ещё одну особь мужского пола с нездоровой «синюшностью» на лице. Огромный галстук, одетый этим почти, что покойным участником движения, видимо, по случаю какого-то торжества, нас¬только плотно стянул его хилую шею, что практически перекрыл доступ кислорода вовнутрь задыхающегося организма. Он хрипел и открывал рот как рыба, оказавшаяся на берегу. Сердобольная старушка, под ноги которой швырнули этого убогого, не без труда освободила его от удавки, подарив глоток чистого воздуха, и как акушерка, помогающая сделать первый вздох новорожденному, успокаивающе похлопывала его по ягодицам. Ослабив петлю и вынув изо рта шарф, она ласково, по-матерински, пожурила беднягу.
- Ах, сынок, сынок. Камикадзе ты наш отечественный. Первый раз в опчественном транспорте едешь, что ли? Когда в другой раз захочешь покончить с собой, выбери что-нибудь не такое мучительное.
Мужик тихо стонал, кивал головой в знак согласия. Следующие жертвы были не в лучшем состоянии. Оказавшись вне трамвая, они долго приходили в себя, фыркая и тряся головами, словно лошади в стойле. Затем осознав, что их жизни уже ничто не угрожает, рысью уносились подальше от этого Богом проклятого места.
Многоопытный водитель трамвая убедившись, что основная группа желающих освободила вагон, резко тронулся с места, не ожидая повторной волны цунами. Коварный манёвр вызвал приступ ярости у толпы, обалдевшей от невиданной наглости. Цепляясь за что только возможно и выкрикивая ругательства и угрозы в адрес управляющего трамваем, народ пошёл на приступ, сметая всё на своём пути. Вопли и стенания, доносившиеся из чрева вагона, разнесли печальную весть о том, что далеко не все желающие его покинуть смогут увидеть родную остановку прямо сейчас. Под напором превосходящих сил штурмующих трамвай пассажиров, эти скорбные звуки становились всё тише и тише, пока не умолкли окончательно. Люди смирились с неизбежным.
Через короткое время скорость трамвая стала значительно выше скорости бегущих рядом неудачников, так и не сумевших вопреки огнедышащему желанию проникнуть внутрь вагона. К отчаянию теряющего силы и скорость эскорта, позорно удиравшее средство передвижения могли догнать только плевки и матерные слова, пущенные в след небольшим отрядом мстителей. Но удовлетворения это не приносило. Схватка была окончательно проиграна, а необходимость возвращения на исходные позиции – очевидна.
Счастливчики, выдержавшие конкурсные требования на высокое звание пассажира, понемногу угомонились и принялись осваиваться в новой обстановке. Жизненного пространства в переполненном вагоне практически не было. Стиснутые со всех сторон и лишённые возможности не только шевелиться, но и дышать хотя бы одним лёгким, пассажиры стояли, плотно прижавшись, друг к другу. Со стороны могло показаться, что в вагоне собрались очень близкие, практически родные люди.
Пожилой мужчина с печальным лицом, придавленный к поручню парой арбузоподобных грудей доверчиво уткнулся носом в чьё-то постороннее ухо. Он очень страдал, время от времени порываясь что-то сказать, но не решался. Наконец, при очередном весьма ощутимом толчке, не выдержал изнуряющей сексуальной пытки, мягко попросив.
- Девушка! Не скрою, мне очень приятно чувствовать Вас так близко. Но умоляю – без фанатизма? Я же в возрасте и у меня слабое сердце.
Но крик души сексуальной жертвы не был услышан и понят, ибо одуревшая от давки девушка уже ничего не соображала и на всякие мелочи не реагировала. Дрожа всем телом, она пугливо озиралась по сторонам, не ожидая для себя ничего хорошего.
Чуть в стороне от замершей в сексуальной позе пары корчилась маленькая, сухонькая старушонка, внешне напоминающая греческую букву ипсилон. Запяченная в угол, она периодически сдерживала дыхание, мудро рассудив, что при таком экономном режиме расходования воздуха, его должно было хватить до нужной остановки. В конце концов, и у неё сдали нервы. Тараща подслеповатые глаза на надпись, разместившуюся чуть выше дверей, она ядовито заметила.
— Вот, сволочи! Кто это додумался такую гадость в трамваях писать? Тут и так еле-еле живая, а прочтёшь такое воззвание, совсем умом тронешься от безысходности.
Надпись гласила: " Выхода нет". А какой может быть выход в такой пиковой ситуации?
- Лучше не читать, чтобы не расстраиваться, - резонно заметил стоящий рядом мужчина с высоко поднятой правой рукой.
Со стороны казалось, что таким образом он привлекает внимание собравшейся толпы, желая им что-то сказать или объяснить, но по каким-то причинам не может получить слова. Однако думать так было бы заблуждением. Просто в давке опустить руку вниз у него не было никакой технической возможности. Сзади его подпирали два здоровенных мужика. С боку старуха, тянущаяся к знаниям, а впереди копошилась низкорослая дама в огромном головном уборе. У дамы этой никак не получалось стационарно закрепиться на постоянном месте. Подобно рыболовецкой шхуне, застигнутой штормом и изнемогающей от мощного напора волн, она болталась, ударяясь о посторонние предметы, кружась при этом, словно юла.
Её руки, блуждающие в постоянном творческом поиске надёжной опоры, производили судорожные хватательные движения в попытке зацепиться хотя бы за что-нибудь. Наконец ей это удалось. Но, ни она, ни кто-либо другой не мог предвидеть, к каким непредсказуемым последствиям приведет эта, казалась бы, невинная процедура. Мужик с поднятой рукой, стоящий тихо и смирно, вдруг стал проявлять первые признаки беспокойства. Тупо глядя на окружающих, он мучительно соображал, что же ему так мешает там, внизу. Но когда, наконец-то, после
