О верном мужчине замолвите слово

             

Как только наш единственный, горячо любимый сын, вступивший уже в критический, как говорила жена, возраст (ему исполнилось тридцать!), женился, супруга моя свершила невозможное и превратила нашу небольшую трёхкомнатную квартиру в тихом центре, доставшуюся мне от родителей, в две двухкомнатных, правда, далеко от центра города, но недалеко друг от друга.
Она была убеждена, что жизнь молодой семьи должна начинаться на отдельной жилплощади.
Итак, мы с матерью моего сына въехали в новую старую квартиру, нуждавшуюся в основательном ремонте, где были намерены закончить уже свой жизненный путь.
За стеною у нас жил Сергей, кажется, Михалыч с женой Елизаветой, если мне не изменяет память, Андревной. Об этом мы узнали в первый же вечер после переезда, потому что Михалыч пришёл к нам знакомиться. Пришёл один, ибо супруга его лет пять уже не выходила из дому, а последние три года вообще не вставала с постели, медленно уходя из жизни от какой-то томительной и длинной болезни. Михалыч же был уже на пенсии, а потому истово ухаживал за супругой («А чё мне делать-то ещё!..»)
Мне он понравился сразу же, как только протянул для пожатия свою большую тёплую руку. Стоял передо мною белый как лунь человек со скуластым лицом, щедро украшенным небольшими такими глазами. Вот бывает так, что по отдельности всё – так себе, а вместе, в ансамбле, что называется, невыразимо притягательно получается.
Жена особенного внимания на него не обратила, потому что сразу же занялась обустройством нового нашего гнезда. Михалыч же расценил это небрежение к себе как заносчивость. «Она у тебя слишком мадам. К тому же суровая очень,»- сказал он мне и больше в наш дом не заходил.
Я же бывал у него довольно часто, потому что отдал ему  старый ноутбук, так и не отключив его от своего интернет-роутера, и Михалыч беззастенчиво воровал часть моего безлимитного трафика, даже не понимая, что он это делает. Ну, не знал он, что за пользование виртуальной сетью нужно платить как за электричество и воду.
Мужик он был смышлёный, ибо всю жизнь проработал слесарем-электромонтажником на местном конденсаторном заводе, а потому довольно быстро освоил самые немудрящие операции на компьютере: почта, яндекс-новости, фильмы онлайн. Когда же узнал, что я преподаю литературу, а любые книги в интернете можно найти и прочитать, то затребовал у меня список из десяти самых-самых, чтобы «хоть на старости лет стать человеком образованным».
Шекспир и Уитмен ему не понравились: «На балет похоже. Бегают туда-сюда, суетятся, хотя уже всё понятно, а они всё тратят и тратят  силы, чтобы вразумить несмышлёного читателя».
Зато от «Пошехонской старины» пришёл в полный восторг, а когда прочитал «Старик и море», и я спросил, проникся ли он шедевром, долго курил, пуская дым из носа, потом молвил: «С мозгой написано…»- и затребовал он меня список остальных книг Хемингуэя.
Я частенько захаживал к нему, и мы подолгу сидели на кухне (это чтобы не беспокоить его всегда нездоровую супругу) и говорили о книгах, только что им прочитанных, о детях, о жизни вообще. Был он мне любопытен своими глубокомысленными суждениями, когда говорил о нас и хохлах и утверждал, что мы ведь тоже не всю правду знаем, о Европе и её новом круге ценностей, рождавшемся на наших глазах. И при этом никогда никого не осуждая…

… Март в этом году случился удивительно холодным. Сегодня суббота, тринадцатое, а ночью было минус двадцать, что ну уж очень холодно для наших краёв. Выходной, а потому мы с женою спим ещё, нежась в тепле постели. Приоткрыл глаза, за окно глянул, а таааам… серый суп, а не воздух. Это потому что мелкий-премелкий снежок косо сечёт заоконную жизнь, делая её тяжёлой, блёклой и больной. А тут ещё телефон зазвонил в такую-то рань! Кому это там не спится? На дисплее высветилось «Михалыч». Долго не беру, но сосед  мой настойчив: всё повторяет и повторяет попытки поговорить со мною в восемь часов утра.
Беру-таки трубку, слышу:
- Спишь? Вставай, айда ко мне. Дело есть.
По тону чувствую – что-то случилось. Потому встаю, плещу в лицо водою, во что-то потребное для визита одеваюсь, звоню в двери Михалычевых однокомнатных апартаментов.
Открывает. Идём, как всегда, сразу на кухню, где на столе, помимо компьютера, стоят колбаса, хлеб и солёные огурцы. Рядом опорожнённая наполовину бутылка водки.
Садимся. Михалыч разливает.
- Выпьем. Не чокаясь. Жена умерла ночью сегодня, в три часа.
Что ответить не знаю. Просто пью, молча. Хрустим огурцом.
- Отмучилась, слава тебе, Господи… - говорит Михалыч. Хочет налить по второй, но опускает руку на стол и продолжает говорить. – Мы ведь с нею с детства соседями по коммуналке были, а когда выросли, так и поженились. Без любви. Совсем. У неё отец с матерью какими-то там баптистами были. Ну, вот, чтобы от них уйти, и поженились – жалко мне Лизку было. И я ей сразу сказал: «Как влюбишься, сразу скажи. Уйдёшь к любимому, держать не стану».
Ушли, комнату сняли. И там два года прожили. Как брат и сестра. Я к ней не прикасался, пока однажды ночью она сама не позвала и не сказала: «Ложись рядом…»
А ещё через год она и влюбилась. Привела Васю своего знакомиться. Когда он ушёл, спрашивает меня: «Одобряешь?» Я плечами только пожал. Она чемодан из-под кровати вытащила, покидала туда своё и ушла.
А я дальше жить начал. Через какое-то там время на заводе мне вот это квартиру дали. А? Чего спрашиваешь? Жениться? Нет, так и не женился. Так как-то получилось. Познакомлюсь с женщиной. Вроде и хорошая, но всё равно – хуже Лизки моей.
А шесть лет назад она вернулась. Говорит: «Вася мой умер, а я сама заболела, и идти некуда…» Я плечами только пожал и в дом впустил. Так вот и жили до сегодняшнего дня… то есть, ночи…

Сидит Михалыч, молчит, не пьёт. Только плечами пожимает…