Медовым блаженством растеклись первые дни неожиданного затворничества Кая Валента. Он покидал широкое пурпурное ложе Аулии, чтобы искупаться в домашних термах, воспользоваться услугами массажиста и по нужде. Все остальное время ему не принадлежало: ел с рук возлюбленной, занимался гимнастическими упражнениями в ее присутствии. Под ее наблюдением колдовал над ним брадобрей, на ее глазах раздевался и одевался….
… Когда утром дня Праздника Радости, оставшись без господина, Талант вернулся на виллу Мариев, в свою комнату, там его ждал Герострат. Он с пользой для себя рылся в вещах нового раба. Обернулся, скаля зубы в лошадиной гримасе.
- Приказом Гельвия тебе определили место на конюшне.
Бывший гладиатор на наглеца смотрел спокойно, а на душе было муторно. Личных вещей у Цитуса нажито немного, умещалось в походной сумке. И пока никто не копался в его вещах. Вот даже Кай Валент не побрезговал востребовать у Гикесия всё, принадлежавшее «погибшему Цитусу», сказав, что забирает себе его имущество. А отдал сумку Цитусу, не заглянув в нее. Тогда как паршивый раб возомнил себя хозяином, и кое-что уже прихватил себе.
-- Ты не понял? Ступай на конюшню. Дерьмо убирай! Цаца великая. Что? Думал, эти покои тебе в наследство отпишут? А, во-о-о…-- Раб показал кулак с оттопыренным пальцем. -- Господин переменил свое решение. Вчера тебя спас, сегодня ухлопает, понял? Дуй на конюшню, покуда не рассказал старшему хозяину правду, как ты тут появился.
-- Не ошибись, Герострат, -- ответили ему сухо, и вышли, забрав сумку.
-- Будет он мне тут указывать! – Герострат швырнул белье, которое не взял Цитус, на пол. Принялся яростно топтать. -– Цаца какая! Не будет тебе милости господина. Меня хотят обойти?! Вот тебе!
Вечером того же дня Герострат на коленях бился лбом об пол перед Марием Алкивиадом, сидевшим в креслах,и вопил на всю комнату:
- Не виноват, господин, не виноват, головой бьюсь, не виноват. Меня не взяли, мне велели остаться. Взяли Таланта…
Поигрывая плеткой, Марий Алкивиад говорил бесцветным голосом, глядя поверх головы раба на дворецкого Гельвия, кто стоял позади Геростата, то и дело сгибаясь в поклонах.
- Не Талант какой-то… личный раб Кая Валента, а ты, дружочек. Не Таланту какому-то… я приказывал всегда быть при господине, а тебе.
- О, пощадите, добрый мой господин, ведь как я мог ослушаться молодого хозяина…
- Ты должен был, как собака, тихо идти за ним, мчать по пятам! – Качнулся всем телом к рабу Марий Алкивиад. – Кай Валент никогда не берет с собой охрану, поэтому я приставил тебя, падаль эдакая, дабы ты следил за ним, при первой угрозе жизни господину бежал бы ко мне!..И, если ты сейчас же не скажешь, где твой господин…
Дворецкий испуганно обернулся, когда в комнату, чеканя шаг, вошел юный раб с развязными манерами.
Алкивиад поднял лицо, не понимая, кто и когда запустил чужака в дом. В лицо ему дерзко доложили, улыбаясь:
- Благородный Марий Алкивиад напрасно тревожится за сына. В сей час Кай Валент – гость Цецины Публия Крейса, и не просто гость, а гость желанный.
Алкивиад едва не поперхнулся, возмущенный наглостью чужого раба, а тот тараторил:
- Меня послал сам Публий Крейс. Велено сказать: ваш сын изучает подлинную историю Великого Рима! Просит не беспокоиться дней пять, или… На сим позвольте откланяться. – Гонец лихо изобразил поклон и удалился.
Герострат, благословлявший спасительное появление гонца, в ужасе откатился в темный угол. – Алкивиад пружиной взвился на ноги. Заорал на дворецкого:
- Кто впустил в мой дом этрусскую заразу?! Всех вас, бездельники, продам на галеры!
Дергая головой, ожидая оплеухи, дворецкий выдавил из себя:
- Мой добрый господин… Так, от имени Публия Крейса…А все они черным колдовством умеют замазывать глаза….А-а, у великого гаруспика есть дочь, молоденькая, девственная…
И молитвенно сложил руки. Угадал, чем успокоить хозяина. Тот, похлопывая плеткой о свою ладонь, растянул губы в ядовитой ухмылке. – Девственная…
- Где куплен раб? – Задал неожиданный вопрос. Дворецкий сразу понял, о ком речь, но виду не подал.
- Господин мой, пока не покупали новых рабов….
- Ты уверен? – Один глаз Алкивиада сильно сомкнулся, что означало его крайнее раздражение. Дворецкий знал, что за сим последует.
- Ох, да…Молодой господин на днях привел…Таланта.., для занятий фехтованием.., отрабатывать на нем опасные приемы…Боюсь, убьет его завтра же…
Дворецкого перебили:
- Где куплен раб?
- А.., а.., у Ларта Бофорса, мне так сказал молодой господин.
«Опять эти Цецины», - скривил губы в сухой улыбочке Алкивиад. –«Ну, ничего, и до вас доберусь, шарлатаны!»
- Цена раба?
Дворецкий низко поклонился, пряча растерянное выражение своего лица.
- Мне сказал молодой господин.., раб куплен за асс*)! Ларт Бофорс Цецина расплатился рабом с Каем Валентом. Господин порвал списки ставок, не желая делиться с Цециной…А Цецина своим рабом рассчитался…
Алкивиад вспомнил клочки изорванных список, плававших в бассейне. Поверил, что сын сам мог уничтожить списки. Облегченно вздохнул, довольный, что отпала необходимость врать победителю игр. Отец очень рассчитывал на капризную черту характера Кая Валента, и не ошибся. Не пожелавший делиться выигрышем с Лартом Бофорсом и Фабием, он уничтожил ставки. Он – победитель игр, а победителей не судят.
… Без Аулии Велианы печальная Фабия Глория провела Праздник Радости. В обществе кошки Дафны, белой пушистой красавицы, служанки Меды, сидевшей рядом и разбиравшей на букеты цветы из корзины, и Ларта Бофорса.
Гостивший у Фабиев Ларт Бофорс возлежал на низком ложе.
- Марк Виктор в театре Одеона, - говорила Глория. – Аулия…, не знаю где, она посыльного не присылала.., обиделась….И ты, дядюшка Бофорс, покидаешь меня. Так скоро…
Он положил ладонь на ее руку, гладившую кошку, сказал проникновенно и ласково.
- Будь моя воля, крошка Аритими, век сидел бы вот так, рядышком…
- Да…У мужчин свои дела…Скажи, дядюшка Бофорс, каким ты находишь Кая Валента? Умен ли он, добр, терпелив?
Младший Цецина вздохнул, поглаживая ее руку.
- Понимаю твои сомнения, крошка Аритими. Красота редко уживается с умом. Но, по-моему он не глуп. Терпелив ли? Вообще не знаю мужчин, кто был бы терпелив. А добр ли Кай Валент? Время покажет. А, почему ты не спрашиваешь, как у него с чувством верности?
Глория надменно приподняла пышно причесанную голову.
- Мужчин с чувством верности не бывает.
Ларт Бофорс засмеялся, поцеловал руку любимицы.
- Боюсь, крошка Аритими, трудненько тебе придется в супружеской жизни…Никогда не забываю твое отношение к мужской половине человечества…Все мы, якобы, ветреные. Ты же верна своему идеалу, кто не променяет тебя и на тысячу прекрасных женщин..…Попадется ли тебе твой сакральный идеал, в затруднении ответить….Прости, милая, жаль, но мне пора… Оставшись в обществе Меды, юная госпожа стала помогать ей разбирать цветы.
- А я думаю, госпожа, ваш будущий муж будет вам верным. Ведь как вы прекрасны! Уйти от вас сможет только слепой…или влюбленный в другую женщину…
… Возвращаясь от Глории, Ларт Бофорс тихонько, целенаправленно свернул к господским покоям, подкрался к двери комнаты Антония Элия, закрытой золототкаными портьерами. Из комнаты доносились голоса хозяина дома и Петрония Домиция. Ларт Бофорс весь превратился в слух.
- Чтобы ты не попал впросак, дорогой Петроний, фальшивые документы на ланисту завел сам Алкивиад. И эту чертовщину с дурманом он затеял…Что-то ему Цитус не нравился.
- Слава богам, мы выкрутились.
- Это не значит, что Марий Алкивиад полностью в нашей власти. Он изворотлив и хитер, я тебя предупреждал, Домиций.
- Да-да, Антоний, ты что-то намекал на свое великое предназначение спасти Рим от хищных замыслов Мария Алкивиада. Какие это замыслы? Стать в свите рядом с Галлом?
- Бери выше, Домиций. Хочешь или нет, мы поневоле оказались сообщниками Мария Алкивиада. Но мы переиграем. Он метит уничтожить оставшиеся права демократии, тебе не надо говорить – какие, сам знаешь.
- Посягательство на Империю? – Голос Домиция прозвучал с оттенком ужаса.
- Брось придуриваться, Петроний! Твоя триба сама в том заинтересована. Нам надо объединиться, иначе все лавры Марий Алкивиад себе захватит, а с ними и августейшую власть. Волузиан болен. Требониана ненавидит армия. Рычажки есть. А машину Гефеста запустит в действие Марий Алкивиад. Если надо, подключит короля готов Филимера. К тому же, он обещает взять на себя все расходы.
- Откуда у него деньги?
- А откуда у него такая железная уверенность, что завтра готский король не начнет войну с Римом?
- Ах, да…Повышение проституционной подати, взятки на имя префекта Нижней Мезии. Где еще он грабил Империю?
- Домиций, любезный, долго перечислять, - усмехнулся Фабий, - Но все документы, жалобы, описи, фальшивые счета…Что сумел достать, у меня! Ты знаешь, мой сын, выполняя поручение кесаря, был в Херсонесе Таврическом. И выполнил мою просьбу. У казначея 1 Италийского взял копию счетов, где Марий Алкивиад выписывал тройное жалование на имя своего сына – Кая Валента. С каких таких средств?
Ларт Бофорс тихонько подглядывал в щелочку. Увидел Антония Элия с фамильным мечом в ножнах. Руки Фабия открутили на рукояти навершие, сняли полую часть эфеса. Изнутри вынули пергамент, скрученный трубочкой.
Пергамент старый Фабий развернул и поднес к глазам Домиция. Тот читал, шевеля губами. Охнул, взглянув на родственника.
- Великий Юпитер! Так у тебя в руках воистину карающий меч против Мария Алкивиада.
- Я воспользуюсь этим донесением, когда пробьет час легата пропретора, префекта Нижней Мезии, магистранта Херсонеса Таврического Мария Алкивиада!
Фабий вложил пергамент на место, аккуратно, загнал полую рукоять, закрепил навершие. Поцеловал эфес.
- Меч Фабиев против врагов Отечества!
Ларт Бофорс кивком головы согласился, хотя же прекрасно знал, что двое этих соратников в любой момент предадут друг друга. На-цыпочках этруск удалился восвояси. Свою миссию младший Цецина выполнил, и рассчитывал на гонорар от своего брата Публия Крейса.
----------------------------------------------------
(* - Асс - мелкая римская монета
