… Засыпая в объятиях Кая на взбитом ложе, Аулия Велиана сладко шептала:
- Я замучила тебя, замучила…сердечко твое, как птичка в узкой клетке…Рвется на волю. Но ты любил меня, как сто мужчин, а я хочу, чтоб как тысяча.., самых разных.
- Для этого понадобиться тысяча ночей, а я с тобой пять, или семь дней, не помню….время остановилось, - устало отвечал ей возлюбленный.
Дочь этрусков проявила свойственные ее бабкам власть и ненасытность.
На ложе безумствовала. Она брала от мужчины и то, что он, жалея ее нежные годы, не осмелился бы предложить. Кай Валент удивлялся ее способности угадывать желания, наитием достигать извращенности, что приходит с опытом. Вначале он не мог понять ее. Говорить об эротическом голоде в ее возрасте грешно. Она только вкусила запретный плод. Думать о болезненной тяге к мужчине – андромании, - мешала симпатия к ней.
Она не знала усталости, совершенствуя бурю ласк. Забывалась в коротком сне, чтобы потом опять требовать наслаждения. К ее счастью, ибо мало смыслила она в мужской природе, судьба ей послала редкой выносливости любовника, с гаммой оттенков темперамента. Но постоянное возбуждение, дни и ночи до бесчувствия любовная Илиада рано или поздно могли сказаться на психике Кая Валента.
Был момент, - он решил: девочка старается из кожи выползти, смять, бросить себе под ноги. Навеки привязать. Потом пришла разгадка: Аулия – жрица Матери богов. Расколдованная, вызволенная из тенет девственности ее алчная природа ищет необузданных страстей, легион любовников.
Кай Валент чувствовал, она не остановится на нем. Он ей был нужен для бешеного разгона по пути разврата.
….Ручьями обильного дождя и раскатами первого весеннего грома отшумели следующие три дня.
Под утро второй седмицы Кай Валент психанул.
Когда спала маленькая жрица любви, он спустился с ложа на ковер. Сидя, набросил подаренную ему тунику, обулся. На носках проскользнул к закрытой двери. Прислушался, тихонько отводя бесшумную створку. Стоят по ту сторону чернокожие «мальчики», сопят в полудреме. Выпала для них тихая минутка. Вышел, и, прежде чем они увидели его, поймал обоих за уши, скрутил до хруста, рывком опуская на колени замычавших от боли охранников. За уши отволок от порога спальни.
- Отпусти моих мальчиков, Арунт! – раздался за спиной ласковый голос хозяина виллы. Пришлось подчиниться. Оставив тех корчиться от боли, Кай Валент обернулся. Загреб в кулак тогу на груди хозяина, втолкнул его в библиотеку, откуда тот вышел.
- Я несколько невежлив, дорогой папаша Крейс, но сейчас не могу быть почтителен к твоим сединам – ты взял меня под охрану!
- Оберегая твой покой, прекрасный мой юноша. Ведь запросто тебя могли выкрасть…- гаруспик улыбался, и старался не смотреть в глубь яростных зрачков «прекрасного юноши», не иначе знал, какую энергию таят его глаза.
- Или я мог сбежать без твоего ведома?
- Все может быть! – спокойно этруск выдерживал его хватку.
- Понятно. Год собрался держать меня взаперти?
Кай Валент отпустил старика, раскинув глазами по библиотеке, освещенной бронзовыми светильниками.
- Арунт, позволь и мне так называть тебя, для нашего личного общения…Разве ваши отношения зависят от меня? Они зависят от тебя с Аулией. Без твоего желания, дорогой Арунт, не заставлю тебя жениться на моей дочери….Выберет она тебя или кого другого, не от меня зависит….Уже говорил тебе, милый юноша, этруски никогда не принуждали своих дочерей к браку, им не желательному…Мы не римляне….
Лукавый гаруспик тяжко вздохнул, наблюдая за гостем. Тот прошелся по комнате, скользя злыми глазами по свалкам пеналов с папирусными книгами, грудам деревянных и глиняных дощечек, каменным обломкам с письменами. Здесь были редчайшие собрания, каких не имели историки Рима.
- От меня тоже ничего не зависит… – после некоторого молчания заговорил пленник Аулии Велианы.
– От меня не зависело, кто будет моей невестой, - без меня ее нашли… Хочу ли я быть трибуном, меня не спрашивали,- эта должность куплена. От меня не зависело, что я родился., пусть и болтают чепуху, будто дети на небесах выбирают себе родителей…Я не выбирал!
Неожиданно Публий Крейс заговорил на греческом языке:
- Не от тебя зависела жизнь гладиатора Цитуса, однако, ты спас его.
Кай Валент, удивленный, обернулся к этруску.
- Ты обращаешься ко мне на языке эллинов? Откуда знаешь, что я понимаю этот язык? – и рассмеялся. – О, Парки! Забыл, кто передо мной. Великий гаруспик все знает!
- Что известно небесам, милый юноша, не всегда известно гаруспикам. Нам приходиться искать контакты с богами, с животными, птицами.., с человеком. Я вот не знаю, где сейчас Цитус?
- Цитус умер. Несчастный случай, папаша Крейс…Моего нового раба зовут Талант. Я купил его у Ларта Бофорса – Кай Валент перешел на родной язык.. - За один асс!
- Бедный Ларт, так обнищать…- старик притворно вздохнул. Продолжал говорить на греческом. - Я знаю Цитуса. Мужественный, храбрый, честнейший он человек. Ты его спас. В его положении раба любая благодарность для господина – пустой звук. Будь вы на равных, пожалуй, твой поступок подарил бы тебе преданного друга….Ведь ты одинок.., в душе одинок.
Глаза Кая Валента загорелись иронией.
- Перейдем, дорогой папаша Крейс, на язык Искандера, или на язык детей Орфея. Македонским и фракийским владею так же, как эллинским. А еще лаконским языком, чтобы понимать историю спартанцев. Или ты думаешь, риторическая школа есть только в Риме? Да, я получил образование в Афинах…
- Ага, - кивнул папаша Крейс. - Платоновская академия…
- И позволь вопрос, что тебе в моей душе?
Публий Крейс пригласил гостя присесть, сам устроился на ложе с подушками. Неслышно появившийся слуга принес апельсины, порезанные дольками, и фалернское. Разбавил его в кубках теплой водой. Попивая вино, великий гаруспик, вдруг перешел на сарматский, каким запросто владел отец Кая Валента.
- Интересуюсь великими судьбами. Скажем, сарматских царей, скифских владык…Какие звучные имена, какие деяния: царь Атей объединил Великую Скифию! Царь Анахарсис, о, великий мудрец! Эллины записали его слова: «Виноград приносит три грозди. Первая – удовольствие. Вторая – опьянение, ну, а третья гроздь – неприятности!» Каково?! А царь Идантирс без единого боя развеял по Скифской степи великую армию перса Дария! Без боя, заметь, милый юноша! «Идантирс», это – прозвище, а звали царя – Антир. В его честь в Великой Сарматии назвали молодого царя…Так этот Антир уже успел удивить своей мудростью, сказав, что «Мечом род человеческий не вылечить!» Так –то! Это не римляне, это – варвары! Мозги планеты!...А еще один царь сарматов ….
Кая Валента вдруг будто бешеная собака грызнула – ударом ладони оттолкнул кубок с вином, снес со стола бронзовый светильник. Лицо его, доаттической красоты, исказила дурная гримаса, а бархатистый чистый баритон окрасился свирепыми нотками:
- Довольно экзаменовать меня! Я рожден римлянином и предпочитаю говорить языком Ромула! Мне нет никакого дела до сарматских царей! Я ненавижу варваров, ненавижу!
Некрасивую его выходку оценили спокойно, продолжая смаковать вино. Только легкая тень печали легла на чело этруска.
- Н-да…Крепко тебя испортил Марий Алкивиад, дорогой Арунт. Почистил мозги великоримской моралью.
- Прошу не отзываться о моем отце в подобном тоне!
Публий Крейс сменил тему разговора, бодро подхватываясь на ноги. Достал с полки черный пенал. Оттуда извлек на свет божий тончайший папирус, о ценности которого Кай Валент не подозревал. Попросил юношу развернуть. Вверху стояла надпись на греческом, сделанная рукой великого гаруспика: «Кто эти удивительные словесные секреты постигнет, тот пусть оберегает от всех и в учении не разглашает.»
- Такой надписью пользовался Аристотель, обучая тайным наукам своего великого ученика Искандера…У тебя лист книги Гермеса Тота, Трисмегиста, которую считают пропавшей. Там Трисмегист сообщает о жезлах Абсолютной власти, о их мистической силе…Постарайся никому не говорить об этом.
Сыну Мария Алкивиада стало стыдно за минутную свою несдержанность. Виновато он взглянул в улыбавшееся лицо Публия Крейса. Он дает читать запрещенные тексты? Зачем, что кроется за этим?
- Возьми домой. – ласково ошеломили гостя. – Отцу тоже не показывай. Он считает нас шарлатанами. Еще запретит тебе приезжать ко мне. А я хочу знать твое мнение о прочитанном…
- В гости? К тебе, папаша Крейс?
- Ко мне именно. А что касается тебя и моей дочери…
Ему не дали договорить….
В библиотеку ворвалась полуодетая, распатланная Аулия Велиана.
- Ты удрал от меня? В эту пыльную конуру, к болтливым Гомеру и Овидию, к мертвым теням Вергилиева болота?! Как ты посмел уйти, как? Ты хотел моей крови? Почему не разбудил меня? Почему?!
Она даже не кричала. Она шипела, как ее гадюка Федра. Отец воздел руки, заклиная небеса утихомирить истерику дочери. Кай Валент извинился. Вдел свиток папируса за пояс, и за руку увел капризную Аулию.
В спальне турнул ее на ложе, сам вышел на террасу, примыкавшую к ее покоям. Свежий воздух поманил на свободу. Истерика Аулии улетучилась , она уже улыбалась и пальчиками манила к себе возлюбленного.
- Кай, почему не целуешь меня?
В короткий миг он возненавидел пьянящий мускусный аромат ее подушек.
- Все дальше!
- Тебя Эвредика соблазнила? Или в библиотеке моего отца Медея напугала? – она попробовала шуткой загладить свой проступок. - А.., давай устроим в саду ложе Клеопатры. Я как-то не подумала, можно разыгрывать любовные сценки…Моя подруга, она сразу бы нашлась…Она обожает сладких героев…У тебя вид, как у Медузы Горгоны…Очнись, Кай… Что придумать, чтобы ты испытал блаженство?...Что ты желаешь?
- Объевшись финиками, ничего не хотят, - рыгают!
- А ты бываешь груб, Кай.
Она спрыгнула с ложа и попала в объятия возлюбленного. Он стиснул пальцами ее щеки, злобно прошептал обиженному лицу Аулии:
- Что дальше? Оргии лупанара? Увы, все денежки мной оставлены в волчьих домах с тех пор, когда отец сунул мне, мальчишке, первые десять ассов, и отвел познавать искусство гетер. Для тебя у меня не найдется ни асса!
Аулия яростно вывернулась. Подхватила корзинку, небольшую, с крышкой, достала оттуда за хвост мышь.
- Я сразу поняла…Ты хочешь удрать.
- Хочу, чтобы ты уяснила, я - не игрушка твоих страстей!
Он проводил ее взглядом, чувствуя, как недовольство в душе перерастает в вулкан, готовый взорваться. Аулия сдернула с деревянного ларца покрывало, бросила лежавшей там змее мышь. Смотрела, как гюрза убивает свою жертву.
