Жестокий романс (гитара)

Гитара всегда хотела жить в театре.

Этим вечером она слушала, как её хозяйка, девушка с внешностью Полины Виардо пела. Звуки низкого хрипловатого голоса будто качались на волнах лёгкого бриза гитарных аккордов. Тени от танцев свечей прятались в распущенных волосах, под прикрытыми веками, в уголках губ. Короткими вспышками освещали уголки комнаты, будто подавая кому-то сигнал в неизвестность.

«А напоследок я скажу…»

В читальном зале районной библиотеке шёл вечер старинного романса. Зрители сидели вокруг сцены, боясь пошевелиться, спугнуть настроение, возникшее вокруг исполнительницы. Настолько щемящая грусть сквозила в истинно купеческой судьбе бесприданницы, безнадёжно влюблённой в недосягаемого красавца, истории, которая лилась неудержимым потоком  из уст.

Татьяна пела, перебирая струны, забыв о зрителях, проживая уже свою  собственную любовь, утопая в прищуренном по-Паратовски взгляде своего избранника, примостившегося за дальним столом, слушавшего задумчиво, отрешенно. И от этого казалось, что вот оно счастье, совсем близко. Наступит с завершающим аккордом, когда замрёт последний звук трогательного романса.

История повторялась. Нет ничего нового в этом мире. Как прежде, влюблённая в обвешанного цепями обязательств уже нашего времени любимого, наивная дурочка, молила о любви и сострадании.

Девушка пела. Жёлтые отсветы свечей принимали почему-то красноватый оттенок с тёмным ореолом. Это тревожило: «Мама не отвечает на телефонные звонки. Отец естественно, как всегда, в нирване. Но мама…. Странно». Мысли вклинивались в выступление, мешали. Таня гнала их, как и неприятное впечатление от казавшегося зловещим света свечей.

Песня закончилась. Звуки стихли. Зрители не решались аплодировать, боясь спугнуть эмоции. «Паратов» всё держал под рассеянным прицелом «жертву», втайне восхищался собой. Нагретая от прикосновения пальцев гитара остывала, довольная своей работой, волшебством впечатления, которое сотворили они с хозяйкой. Наконец, грянули овации, неожиданно, как врывается шум прибоя в только что распахнутое окно. Вспыхнул свет, погасив тревожные блики свечей.

Таня достала телефон, звонков из дома не было. Родители по-прежнему не брали трубки.

Она в который раз уже привычно размышляла о том, как, когда и почему их такая счастливая вначале семейная жизнь превратилась в тяжкое существование, делавшее несчастными всех.

Детские картинки мелькали, как кадры фильма их прошлой жизни. Вот мама, тоже похожая на знаменитую возлюбленную Тургенева, с маленькой дочкой  на руках. Темноволосые, томноокие, белокожие с веселым румянцем во все щёки. Они смеялись, обнявшись. Мама держала в руках ту самую гитару. Казалось, с её губ вот-вот сорвётся: «Милая моя! Солнышко лесное!» Отец кричал в восторге: «Мои мадонны!». Ведь это было! Так начиналась полная взаимной любви их семейная жизнь: феерично, счастливо. Они распевали песни под гитару. Ходили в походы. Ездили на море. Так обстояли дела раньше.

А сейчас музыкальный вечер стих. Гости разошлись. Таня безуспешно пыталась дозвониться маме. И предавалась воспоминаниям.

В том прошлом счастливая жизнь семьи потихоньку начинала меркнуть. Отец всё чаще задерживался где-то с друзьями. приходил выпивши. Вначале это не сильно портило отношения. Поворчав на мужа, уложив его спать, мама Женя утром кормила его супом, слегка журила, брала обещания больше не пить. Заветы охотно давались, но не выполнялись.

Какое-то время семья, привыкнув к новой реальности, мирилась с ней, приспосабливалась, приноравливалась. Танечка заканчивала общеобразовательную и музыкальную школы. Собиралась учиться на библиотекаря.
Отец уже беспробудно пил. После работы, едва добравшись до дивана, даже не поев, храпел, дыша перегаром. Ночью в очередной раз умирал от обострившихся от алкоголизма болячек. Утром потихоньку выскальзывал из дома, чтобы опохмелиться. Вечером всё повторялось.

Таня, отгоняя воспоминания, тихо шла по вечернему городу. Домой возвращаться не хотелось, но нужно было торопиться, вдруг что-то случилось, ведь мама не отвечает на звонки. На сердце и ниже, где-то в желудке, свернулись клубком тяжесть, тревога. Почему свечи на сцене отсвечивали  красным цветом? Может, специальные, с эффектом? Девушке не нравилось это воспоминание и чувство, вызванное им.

Скоро, за тем переулком, их дом. Надо поспешить. И выкинуть из головы прошлое.

Таня не уловила тот момент, когда мама изменилась. Её всегда тёмные глаза стали почти чёрными. Настроение всегда подавленное. Она больше молчала, вздыхала. Подходила к окну. Открывала, будто ей не хватало воздуха. Длинные волосы, развевающиеся на свежем ветру, тонкие бледные пальцы делали её похожей на птицу. Грустную, трагическую птицу, запертую в клетке. Пресловутые цепи во все времена. Гитара одиноко висела на стене. Изредка только Таня брала её в руки.

Танечке хотелось приласкать, успокоить маму, выпустить на волю её печаль. Но та не давалась, замыкалась в себе. Шла накрывать на стол и делать то, что было должно. И этот груз, лёгкий и веселый вначале, теперь становился неподъёмным бременем, отнимающим душевные силы.

Почти пришла. Девушка глянула на привычно тихий телефон. Что-то не так. Что-то произошло. И это что-то было не хорошее. Она нечаянно задела струны гитары в чехле. Те отозвались глухо, печально, будто застонала.

Дочь вдруг вспомнила то мгновение, когда увидела в глазах мамы, привычно подошедшей к распахнутому окну, блеск, оживление. Всё стало неуловимо меняться. Дома жизнь оставалась прежней, но, казалось, Женя переставала это замечать. Будто нашла отдушину, цель, которой можно было жить и выживать. Мама и жена выполняла свои ежедневные обязанности, уходила из дома. Возвращалась лёгкой и спокойной. Старалась быть терпимой и ласковой. В её облике уже зрелой Полины Виардо появилась та глубокая, затаённая искра, которая дается в результате сильных душевных переживаний. Она снимала гитару со стены и тихо наигрывала печальные мелодии. Эти перемены изменили их жизнь.

Вечно пьяный муж вдруг очнулся и понял, что потерял всё, что имел. Его единственная любимая жена стала чужой. Она, вероятно, нашла своё новое счастье. Не с ним, спившимся алкоголиком. А с тем, кого полюбила, кто помог выжить. С одной стороны это было закономерно. С другой –  нестерпимо больно, так, что не оставалось сил существовать и дышать. Его мир рухнул.  Мадонна покинула, молча, просила простить и отпустить. Он каждый день клялся мысленно, что он достойно и тихо уйдёт в никуда, чтобы не мучиться самому и не портить жизнь близким. Брал гитару, наигрывал, напевая: «А напоследок я скажу…».

Но после того, как переживал про себя это освобождение, выпивал бутылку водки, ложился на диван. И всё повторялось.

Татьяна вошла в свой двор. Услышала слабый шум. Странно, ведь уже поздно. Рядом с их подъездом стояли несколько скорых и милицейских машин. Фонарь освещал толпу поздних зевак. Из лица были обращены вверх.

В сердце, или в желудке, рванула боль. В глазах заплясали жёлтые свечи с красно-чёрными ореолами. Глухо звякнула гитара, падая на землю.

Все смотрели на их балкон. Там стоял взлохмаченный отец. На стене за его спиной большое безобразно-грязное красное пятно. Откуда здесь красная краска? Да ещё такая липкая, противная. её жирные капли стекали по ограждению и громко плюхались на асфальт, издавая громкие монотонные звуки в мёртвой тишине. Не было слышно ни людей, ни машин. Только это зловещее «Кап! Кап! Кап!»

Отец заметил дочь, застывшую на углу. Лицо его, скованное гримасой, чуть расслабилось, губы зашевелились. Рука попыталась махнуть, но так и застыла в воздухе.
Но где же мама? Её нигде нет…
Жени и не могло быть видно. Она лежала на балконном полу в луже этой мерзкой алой краски. Ею были испачканы волосы, лицо, вся молчаливая женщина. Птица, залитая кровью. Мадонна с грустными глазами, глядящими, не моргая, в небо.

Ветер тронул лицо отца. Он все же махнул Оле рукой. Выдохнул. Наклонился. Полетел вниз вместе с багровыми каплями. Возглас толпы. Шлепок. Тишина.

После трагедии, Татьяна долго болела. Её приютили родственники. Помогли с продажей квартиры. Поддерживали, никуда не торопили, лишь бы девушка нашла силы пережить и выжить.
Прошло время. Конечно, боль осталась. Такую боль не вылечит никакое время.

Настал момент, когда девушка, проснувшись утром, привела себя в порядок. Отправилась в библиотеку, рассчиталась, стараясь не привлекать внимания, не вызывать сочувствующих взглядов.
Пожелала счастья женатому возлюбленному.

Сняла квартиру.

Устроилась в оперный театр. Билетёром.

Поставила в углу своей билетной кассы гитару. Мечта гитары сбылась, она поселилась в театре. Не важно, в каком качестве.

А Танечка? Она очень хорошо пела. Может, и сейчас поёт...