некуда: она в свои двадцать девять – фаворитка короля.
Нет, не то, чтобы леди Маргарет никогда не думала о том, чтоб стать и полноправной королевой – ведь леди Наина, после родов последнего, шестого, ребёнка, который умер почти сразу после родов, выглядит, словно бледная тень самой себя – прежней. Похудела, осунулась. Хотя – стан горделиво выпрямлен, и лицо поражает правильностью и красотой черт. Но на всех пирах, устраиваемых его Величеством, его супруга сидит с отрешённо-отстранённым видом – словно всё происходящее вокруг, пышные красноречивые тосты, песни-похвалы её красоте и плодовитости от менестрелей, и обращаемые на неё иногда недоумённые взгляды придворных её никоим образом не касаются. И иногда кажется, что она вот-вот… Если выразиться в духе отца Маргарет, который не любил и не признавал этикета, высокопарных словесных реверансов, и прочих тонкостей стиля общения аристократов, и называл вещи своими именами – вот-вот пошлёт всех куда подальше, простыми и доходчивыми словами, и просто отправится к себе в покои – отсыпаться.
Однако леди Рашель отлично понимала, что у неё недостаточно союзников, да и просто – доброжелателей, чтоб ещё и поспособствовать ускорению процесса отдаления королевы от её официальной роли, и воцарению там себя, любимой…
А главное, что удерживало Маргарет от хоть какой-нибудь работы в этом направлении – отличное понимание того, что требовать с неё его Величество, если решится придать их отношениям официальный статус, будет только одного. Но – главного. Для продолжения славной династии Рюген.
Наследника.
Но вот родить…
Лорд Рашель в своё время озаботился – выписывал лекарей, причём самых лучших, и из Лории, столицы Парассии, где, по слухам, тем удалось продлить жизнь короля Хлодвига до девяноста четырёх лет, и из Церна, где лекаря могли сделать плодовитой и пятидесятилетнюю старуху, и…
И – ничего.
Не смогла она понести, хотя лорд Рашель, нужно отдать ему должное, прилагал к этому все усилия, почти каждую ночь, когда бывал дома. А не находился в очередном походе, или на очередной охоте.
Но добился он только одного: леди Рашель освоила и научилась получать удовольствие во всех вариантах «взаиморасположения», которые они перепробовали в попытках обеспечить это самое зачатие, и легко могла некими действиями придать лорду и его уставшему красноголовому воину живость и твёрдость. В исполнении.
Наконец, спустя уже три года брака, лекарь из далёкого Эзенгарда, в отличии от своих предшественников долго и тщательно осматривавший её обнажённое тело не только снаружи, но и раздвинув с помощью странных инструментов те сокровенные части её организма, которые мог и имел право рассмотреть только законный супруг, сказал лорду Рашель то, что не решались сказать его многочисленные предшественники:
– Боюсь, милорд, что не смогу подарить вам надежду. Весь мой опыт говорит о том, что понести леди Рашель не сможет. У неё нет самого важного для этого чуда, органа. – наклонившись к уху лорда, лекарь прошептал это слово ему на ухо. Но Маргарет и сама догадалась.
Нет у неё матки.
В древности такую болезнь врачи Предтеч называли мутацией.
А сейчас – просто уродством. Врождённым. С которым уже ничего сделать невозможно – это раньше, говорят, древние медики могли чуть ли не искусственно оплодотворить женщину. Или даже вырастить младенца вообще – без тела матери!
Но слухам и домыслам об этом уже лет триста никто не верил, и они ходили, особенно среди простого люда, в виде легенд и сказок… Не слишком правдоподобных. Что не мешало детишкам хлопать широко раскрытыми глазами, разевать рты, и восторгаться.
В дверь вежливо постучали. Маргарет, поймавшая себя на том, что невидящим взглядом уже несколько минут смотрит в окно, на начинающиеся в паре миль густые заповедные леса Дуссерской равнины, вскинулась:
– Лейла!
Камеристка, она же по совместительству и главная служанка, и наперсница, и няня, переехавшая с Маргарет вначале из замка отца, где она её растила и пестовала хозяйку с полутора лет, к мужу, а затем – и в замок короля, с тяжким вздохом поднялась с табурета, где она ждала распоряжений хозяйки, штопая свою ночную сорочку. Прошла к двери:
– Иду, иду… Кого это там принесло…
Принесло доверенную фрейлину королевы, леди Ханну Осберг.
– Могу ли я видеть леди Рашель? – её чуть надтреснутый гнусящий в нос голос узнать было вовсе не трудно. Вот уж не заморачивалась находящаяся в летах особа работой над тем, чтоб придать внешности – привлекательности, а голосу – медоточивости.
– Разумеется, миледи. – Маргарет быстро поднявшись, вышла в приёмную, отлично осознавая, что вряд ли это – визит вежливости. И, скорее всего, от неё что-то нужно именно королеве. Поскольку она отлично знает, что его Величество отбыл, а с ним – и вся армия. (Кроме, разумеется, гарнизона крепости, где остались королевские отпрыски и Двор.) А, следовательно, оттягивать или скрываться под предлогом болезни, или того, что ещё не встала, нет смысла. Отлично весь замок знает, что она встала. И где провела ночь.
– Доброго дня, миледи.
– Доброго дня, миледи. Чем обязана?
– Моя госпожа, её Величество, – вредная старуха не упустила случая выделить тоном эти слова! – королева Наина, просила спросить вас, не смогли бы вы, миледи, выбрать время и возможность… Посетить её. – глаза снулой рыбы на густо запудренном, чтоб, очевидно, не возиться с макияжем, лице, моргнули. – Прямо сейчас.
– Безусловно. – леди Рашель удержалась от того, чтоб нахмурить чело, но подумала, что румянец мог всё равно выступить на щеках и шее, – Передайте её Величеству леди Наине Рюген мои самые искренние заверения в моей нижайшей покорности, и сообщите, что я прибуду, как только смогу привести себя и свою причёску в надлежащий вид.
– Великолепно. – ни голос пожилой женщины, ни её взгляд не выразили удовлетворения от того, что стрела явно попала в цель, и презренная интриганка-выскочка отлично осознаёт своё подлинное место в иерархии династии Рюген. – Я немедленно передам её Величеству полученное от вас любезное согласие.
Дверь за сухопарой дамой в старинном кринолине закрылась, и леди Рашель подумала, что, собственно говоря, следы возраста видны у той лишь на лице. А фигурой она запросто даст фору самой стройной и изящной молодой фрейлине её Величества – хотя возможно, конечно, что тут вносит свой вклад и перетянутый корсет.
По коридору затопали уверенные неторопливые шаги – а молодец старушка. Осанки и хватки не потеряла. Наверняка подкралась на цыпочках, и ещё минут двадцать предварительно подслушивала у двери – не проболтается ли о чём новая фаворитка своей доверенной служанке. Ну и леди Маргарет Рашель не вчера родилась. Кое-чему научила мать, а кое-чему – и муж. Лорд Рашель.
Услышать, как она разговаривает с Лейлой не смог бы и шпион, стоящий в двух шагах. Потому что они больше использовали знаки-буквы: языком глухонемых Маргарет овладела в пять лет, поскольку часть горничных и поваров были из деревни, где эта болезнь почему-то скосила чуть ли не всё население. Но вот готовили они великолепно, да и работали не ленясь.
А то, что они мало говорят, устраивало лорда Яппета как нельзя лучше.
Болтунов у них в семье отродясь не водилось.
Покои королевы находились, собственно, по другую от королевских апартаментов сторону, и выходили окнами на восточное крыло замка. Её Величество изволили любить зрелище восходящего светила.
Поэтому дошла леди Рашель за каких-то две минуты. Пришлось только спуститься на один уровень: королева в последние три года предпочитала жить поближе к земле – на втором этаже. Возможно, так ей было удобней наблюдать за внутренним двором, где обычно играли в небольшом, разбитом прямо под её окнами, чистеньком и уютном садике, дети. Королевские отпрыски.
Вот и сейчас, после того, как леди Маргарет впустили в высокие и просторные – не то, что у неё! – покои, королеву она застала в третьей комнате, у стрельчатого широкого и высокого окна, смотрящей куда-то вниз.
Маргарет приблизилась на положенные этикетом пять шагов. Присела в реверансе:
– Ваше Величество!
Королева не сразу оглянулась. А оглянувшись, вдруг вместо приветствия приказала:
– Подойдите ко мне, леди. Плевать на этикет – становитесь прямо сюда. – леди Наина указала на место в футе от себя. Леди Рашель осторожно подошла, радуясь, что кринолины давно отменили, и только упрямая ретроградка леди Ханна упорно не желает отказываться от этой моды – возможно, пытаясь таким образом оставаться в тенетах ностальгии по прежним временам. Или просто выказывая таким образом протест тенденциям – надо признать, быстроменяющимся! – очередного витка столичной моды. А вот нынешние, почти свободные, и удобные платья или юбки позволяют стоять буквально – вот именно почти вплотную друг к другу. Иначе им у окна вдвоём бы и не поместиться.
– Взгляните. – жест тонкой мраморно-белой руки, нисколько, впрочем, худобой её изящную линию не портившей, указал на трёх девочек и старшую горничную, возившихся сейчас внизу, у скамейки, на которой были разложены куклы и кукольный домик, с распахнутым нутром, обнажавшим сейчас банкетный, он же – парадный зал. В котором всё, как поняла Маргарет, было приготовлено к обеду: расставлены чашки и тарелки. И дочери короля, их высочества – девочки девяти, семи и шести лет – как раз раскладывали вилки и ножи, что-то оживлённо приговаривая.
С минуту никто из женщин ничего не говорил.
Убедившись, что
