Произведение «Швили и Тюфтеля. Топор и нож.»
Тип: Произведение
Раздел: Юмор
Тематика: Юмористическая проза
Автор:
Читатели: 56 +2
Дата:
Предисловие:
Это первый рассказик о парочке поваров нашего батальона. Второй будет чуть позже.

Швили и Тюфтеля. Топор и нож.

       Именно так - Швили и Тюфтеля. Тюфтеля служил в нашем батальоне старшим
    поваром -"сверчком", то есть -"сержант сверхсрочной службы" и поэтому, щеголял
    в офицерско - "кусковском" (прапорщицком) обмундировании, в портупее, хромовых
    сапогах. Тщедушное Тюфтелино тельце, росточком, примерно в метр шестьдесят,
    увенчивала непропорционально большая голова. Походку он имел вихляющую, чем
    напоминал незабываемого Джека Леммона, игравшего Дафну в фильме про джаз,
    девушек и Коломбо "Белые гетры". Свою правую руку, Тюфтеля, при ходьбе, обычно
    закладывал за ремень портупеи. В левой же, постоянно, на небольшом отлёте,
    держал между пальчиками сигаретину. Лицом, Тюфтеля (с него, в общем, воду не
    пить) вызывал некое отторжение, ибо оно, лицо его, напоминало (если брать в
    расчёт наших современных медиаперсон) физиономию регулярно говорящего гадости
    с телеэкрана политолога из США, Дмитрия Некрасова. Только покостистей, что
    ли. Если двумя словами - лицо подонка. Теперь, чуток о голосе. Шедевральный
    гундосо - писклявый голосок одного из любимых мною актёров Джо Пеши. Вот,
    собственно и весь портрет Тюфтели.
   
      Уроженец села, расположенного вблизи грузинского города Гори, родины вождя
    всех времён и народов, имел точно такую же фигуру, как и сам генералиссимус.
    Немного грузную. Ростом невелик. Лицо его было, ну очень уж похожим на своего
    знаменитого земляка. В общем, если присмотреться да призадуматься, то можно и
    поверить в теорию общего предка, хотя бы для данной местности. Походкой же он
    очень напоминал великолепного грузинского актёра Бухути Закариадзе в фильме
    "Отец солдата". Такая же размашистая неспешность. Ну а почему именно "Швили".
    А пёс его знает. Фамилия у него была Макиашвили, имя Геронти, но все звали
    его просто Швили. У Тюфтели, тоже от рождения было имя - Николай, фамилия -
    Люцкий, но для всех нас он был "Тюфтеля".

       Это "недоразумение" между ними произошло в конце зимы, на учениях. Наш 
    батальон был представлен небольшим составом, человек в двадцать пять. Полевая
    кухня, под Тюфтелиным руководством, вызывала дикую зависть буквально у всех,
    кто базировался недалеко от нашего лагеря. Ещё бы! Настоящий, двухслойный 
    шатёр, человек на пятнадцать едоков, да ещё с отдельным помещением для кухни.
    Переносные дровяные печи с чугунными верхушками. Ветер, мороз, дождь, в шатре
    не ощущались. От печей шёл жар. При минус двадцать, едоки сидели за складными
    столиками без верхней одежды. Фантастика! Сам Тюфтеля, в белом колпаке, очень
    походил на гнома. Швили ему помогал при кухне, в качестве помповара. Вода,
    дрова, чистка котлов и мытьё посуды, их не волновали вовсе. Они лишь только
    готовили. Классно, если по справедливости. Из обычного набора продуктов,
    полученных для учений, они умудрялись делать, конечно не ресторанные блюда,
    но всё же, весьма отличающиеся от того, чем кормили находящихся рядом с нами
    танкистов из знаменитой гвардейской мотострелковой 25-ой дивизии, носящей имя
    легендарного начдива В.И.Чапаева.

      В то утро Швили выполз из палатки и потопал к шатру в дурном расположении
    духа. Он спал возле выхода, рядом с печкой - буржуйкой, а потому, надышался
    слегка угарным газом. Плюс ко всему, Бруня, западэньский хлопчик, который был
    ночным истопником, снял под утро валенки и Швили целых два часа вдыхал аромат
    нестиранных Брунькиных портянок. Так что, шёл Швили, как на Голгофу. Тюфтеля
    же, в свою очередь, был не в духе по другой причине. Он почти всю ночь квасил
    с начальником полевой столовой танкистов. Разошлись они под утро, поэтому у
    Тюфтели трещала голова, его бил озноб и атаковала слабость. Они встретились
    около поленницы дров и тупо уставились друг на друга. Тюфтеля было открыл
    рот, чтобы что - то пропищать, прогундосить. Швили его опередил фразой:

    - Я пашёль на кухня, буду рэзат люк и марькофка.

      Тюфтеля раскрыл рот:

    - Швили (букву "Ш" он произносил как что - то среднее между "ш" и "х"), слушай
    сюда, сучий потрох, здесь главный - я! Я командую: кому, что и когда делать!
 
       Швили плохо говорил по - русски. И даже матом он мог сказать всего пару - 
    тройку фраз. Одну из них, свою дежурную, "пашёль на х...й", он и выдал
    Тюфтеле. Тюфтеля начал закипать, его руки стали выделывать пассы, чем - то
    напоминающие блатную пальцовку и он прогундосил пискляво:

    - Слушай сюда, партизанский сын. Швили, если ты сейчас не возьмёшь дрова и не
    разведёшь огонь, то я тебя...

       Тюфтеля не договорил. Швили развернулся, вошёл в шатёр и вышел с ножом - 
    шефом. Самым большим, в общем. Тюфтеля побелел. Швили вновь сказал:

    - Я буду рэзат люк и марькофка! А скажэшь ещё нэхарашо, я буду рэзат тэбя!

       Тюфтелю отшвырнуло к поленнице спиной. Он лихорадочно стал шарить рукой
    сзади. Топор в его руке оказался неожиданно. Теперь пришла очередь побелеть
    его оппоненту. Тюфтеля заорал:

    - Я тебя сейчас на куски порубаю!


       Он сделал резкое движение вперёд. Швили, как был, с ножом в руке, рванул к
    деревьям и со скоростью испуганного кота, буквально взмыл на стоявшую рядом
    сосну. Он был похож в этот момент на отца Фёдора Вострикова и скоростью и
    проворством. Только, без куска колбасы во рту. Взлетев по абсолютно гладкой
    части ствола метров на восемь вверх, Швили замер. Замер и Тюфтеля. Как
    водится, в этот момент стали подтягиваться зрители.

    - Тюфтеля. Ты чего это Швили на дерево загнал? - спросил прапорщик Воловик.

       Старлей Морошкин выдал наверх:

    - Швили! Для опят ещё не время! Да и не растут они на живых соснах!

       Подошедший танкист, ночной Тюфтелин собутыльник, спросил у старшего повара
    Люцкого:

    - Коля, чего он там делает?

       Москвич Гоша, подошедший чуть раньше и видевший весь процесс от и до,
    решил пошутить:

    - А мы его, товарищ прапорщик, для рекогносцировки туда отправили. Сейчас
    осмотрится, засечёт все танки, слезет и на карте покажет.

       Танкист шутку оценил и нарочито громко сказал:

    - Сейчас пойду к своим и скажу, мол, сапёры шпиона на дерево засунули, пусть
    по нему из ствола шарахнут!

       Швили (а это было заметно) от этих слов поднапрягся и огласил всю округу
    "выстрелом" из своей задницы. Вонь, по причине большого удаления от "места
    запуска", до стоящих внизу зрителей не дошла. Да, и ещё. На все эти реплики,
    доносившиеся снизу, сидевший на сосне Швили отвечал одной стандартной фразой:
    "Пашёль на х...й." Никакой импровизации. Воловик посмотрел на Тюфтелю:

    - Слушай, хорош прикалываться. Жрать охота. Он так до ужина сидеть может.
    Надо его снимать как - то.
 
       Тюфтеля заорал:

    - Швили! Слушай, ты, партизанский сын, слезай, бл...ть! Здесь крана нет,
    чтобы тебя стаскивать!

       Последовало, уже очень тихо, стандартное:

    - Пашёль на х..й ...

       Швили явно замерзал. Танкист вновь заорал:

    - Если слезть не можешь - прыгай! Тут невысоко! И сугроб рядом!

       Подошёл врио комбата Бу - бу:

    - А шо Швили там делает?

       Гоша встрял:

    - Товарищ подполковник, у нас воздушный шар сломался, видите, Бруня и Хрон его
    тащут? (а они действительно тащили свёрнутую палатку, для установки её на
    другое место) Сейчас заплату пришьют и снова запустят. А Швили, мы решили,
    для разведки, на дерево пока определить.

       Бу-бу шутки не оценил:

    - Как вернёмся - тебе от меня трое суток ареста!

       Гоша сквозь зубы:

    - За разглашение, что ли?

       Бу - бу не ответил. Все снова стали смотреть наверх. Тюфтеля заорал:

    - Швили, слезай, партизанский сын, или я дерево рубить буду!

       Крикнув это, Тюфтеля стал бить обухом топора по стволу. Когда он долбанул
    в пятый или шестой раз, сверху молча что - то рухнуло...

      Швили, держа нож, невозмутимо вылез из сугроба и сказав:

    - Пашёль я на кухня, люк и марькофка рэзат, - исчез в темноте шатра.

       Зрители начали расходиться, каждый, по своим делам. Шоу закончилось.
    Правда, через пару месяцев они вновь схлестнулись. Швили - таки отомстил
    Тюфтеле. Но это - в следующий раз.

    P.S. Тюфтеля вот почему называл Швили партизанским сыном. "Маки", если по - 
    французски - партизан. А "Швили" - по - грузински - сын. Просто и понятно.
Реклама
Обсуждение
Комментариев нет
Реклама