Окружающие понимающие улыбались. Но никто не проронил слова, все занимались своим делом -чистили оружие. Чувствовалось, что дисциплина у них железная. Без спроса в чужой разговор не полезут.
Но уйти нам не удалось ни через, ни через два. Из города пришла информация, что почти полностью взяли две боевые группы. Брали грамотно. Знали, кто, где живет, знали, кто, где отсиживается, отлеживается. Многие из наших отстреливались. Но силы были неравные. Трое подорвали себя гранатами, при этом погибло и было ранено около семи оккупантов. Но многие попали в плен... В том числе и один из командиров спортсменов. Его ранили, и был оглушен взрывом. Всех пленных, включая раненных, самолетами доставляли в Москву. Не добраться. Не освободить. Не помочь... Горько на душе.
Миненко метал гром и молнии, не стесняясь в выражениях. Все понимали, что это предательство. Не могли вот так просто взять две изолированные друг от друга боевые группы. Не могли. Значит, предали, продали.
42 человека в плену. Пятеро погибло кто при захвате, кто от ран и пыток. Наши люди. Те с кем я воевал бок о бок. Кто поверили мне, и пошли со мной, за мной.
Умом-то я понимал, что в войне неизбежны потери, а вот сердцем... Генерал, вступая в битву знает, что погибнут... Но я не генерал. И не готов вот так терять своих людей.
Срочно пришлось передислоцировать остальные группы. Менять систему связи между группами, и командиры сами поменяли связь внутри группы.
Я сидел на пеньке, ножом остругивал ветку. Заострял конец ее. Просто тупо строгал палку. Все яростнее, яростнее. Когда палка заканчивалась, рубил не вставая рядом ветку и тоже остругивал... Зачем? Не знаю. Вымещал злобу, или подсознательно делал кол, чтобы вогнать в сердце пиндосам и их соратникам. Не знаю. А, может, просто, чтобы не взвыть, не заорать от бессильной злобы. Курить уже не мог. Горло уже было обложено никотиновой слизью. Легкие кричали, что не могут дышать табачным смрадом. На водку смотреть не мог. Не брала меня водка. Лилась как вода, и не приносила ни облегчения, ни опьянения. Только горечь от утраты внутри усиливалась.
Постепенно внутри зрел план. Он по крупинкам выкристаллизовывался, обретал реальные очертания. Нужен адекватный, асимметричный ответ. Хлесткий, больной. Чем мы можем ответить? Уничтожением американской базы, захватом заложников из пиндоских вооруженных сил. Ну, а также надо поторопить трибунал, чтобы они поторопились с приговором для Робинсон и ее шайки-лейки. Пожалуй - это очень важно.
Я передал по цепочке мои приказы. Через три дня доставили ноутбук, в недрах которого были спрятаны допросы и суд над теми, кто издевался над нашими соотечественниками, друзьями по оружию. Именно друзьями, а не подчиненными.
Мы с Миненко включили ноутбук. Большое помещение, похоже на спортзал.
- Как думаешь, можно идентифицировать здание, чтобы не было наводки на цель, если разместить в Интернете? - спросил я.
- Вряд ли. - Миненко остановил изображение, попытался приблизить окна. - за ними был лишь кусочек неба. Ни теней от зданий, ни отображений в оконном стекле. Лишь кусочек неба.
Видно, что снимали с одной точки. Показывали лишь обвиняемых. Вопросы, которые им задавались, шли субтитрами в две строчки. Голосов не было слышно. Тоже хороший ход, не стоит давать врагам возможность лишний раз нас поймать. На русском и английском языках. Сверху - русский, внизу - английский. Ответы шли голосом на английском и перевод внизу - субтитрами. Все понятно. И тем, кто владеет английским и тем, кто как я в английском чуть лучше, чем в марсианском.
Охранники, те блеяли. Где же те бравые вояки, что позировали на фото и видео. Эти фотографии и видеосъемки, на которых охрана, не скрывая лиц позировала на фоне пыток, замученных людей. Растерзанные трупы лежали у охраны под ногами. Они, скалясь делали вид, что они порвали их зубами. Меня как нормального человека передернуло. С трудом подавил позыв рвоты.
Охрана признавала снимки, говоря, что они подлинные. А заниматься их всем этим заставляла капитан Робинсон. Она не позировала на передних планах, но на некоторых снимках и видеосъемках было видно, что стоит сзади. Камера случайно выхватывала ее. Но это была она. Робинсон не закрывала в ужасе глаза. Нет, она одобрительно улыбалась. Своей поставленной голливудской белозубой улыбкой. И не подумаешь, что она присутствует на казне, при пытках. Как вечеринке девушка стоит в углу и улыбается.
Робинсон все отрицала. Пытки? Она ничего не знала. Когда показали ей фото и видео, на которых она присутствовала на казнях и пытках, она молчала. Но надо отдать ей должное, что держалась гораздо крепче, чем ее мускулистые подчиненные. Те-то плакали. Противно было смотреть, как огроменные мужики размазывали сопли и слезы по щекам, и умоляли о пощаде. Мол, да, они убивали, пытали, глумились сексуально над пленными в присутствии других захваченных.
Но во всем виновата Робинсон, она приказывала обращаться с ними как с животными. Каждую неделю с охраной проводились занятия, на которых рассказывали, что в России живут не люди, а дикари. Что исторически несправедливо, что русские и остальные народы исторически несправедливо обладают огромной территорией и полезными ископаемыми. Что русские уничтожили все коренные народы, которые населяли эти земли. Русские понимают лишь жесткую волю. И необходимо максимально уничтожить их, чтобы не мешали другим нациям и народностям России развиваться, а также не мешали мировому сообществу сообща разрабатывать недра России. А коль русские - варвары, так и нечего с ними церемонится, тем более, что Россия всегда угрожала США и мешала им всегда. Если бы не США, то Америка давно стала бы единственной страной, которая бы командовала бы в мире.
Все как положено. Государственный обвинитель. Адвокат. Присяжные. Допрос свидетелей, очные ставки между жертвами.
Бывшие узники не были показаны, одеты они были в черные балахоны, на руках - черные перчатки. Голоса не слышно, только титры.
Первый час шокировал, потом как-то все притупилось, кроме брезгливости и желания, собственными руками удавить всех мерзавцев, не было. Не было иных чувств, кроме ненависти. Если в первые дни Великой Отечественной войны родился клич - лозунг "Убей немца!", который потом запретили, то у меня как-то самопроизвольно родился модифицированный "Убей американца, сделай мир чище!"
То, что за такой короткий срок сделали этот судебный процесс - громадная работа. Поневоле я проникся уважением к тем, кто провел суд. И вот финиш. Приговор.
"Именем Российской Федерации..." Всем - смертная казнь. Через повешение.
И тут же в зале суда, на перекладине турника. По два человека. Все быстро. Без одевания мешка на голову. Армейские тяжелые табуреты стоят под турником. Сверху спускаются веревки с петлями на концах. Скользящий узел, отметил я про себя. Попарно подводят приговоренных к табуретам. Кто визжит, упирается, некоторые, кажется, что сошли с ума, глупо улыбаются. Один рванулся в сторону. Мышцы, вены на руках, шее вздуваются от напряжения, он что-то кричит, перевода нет.
Умереть с достоинством тоже надо уметь. Вот такая Робинсон. Она идет на виселицу с поднятой головой. По лицу катится град пота, стекая на футболку, но она держится. В отличие от ее подчиненных.
Всех, кроме Робинсон, пришлось затаскивать силком на табуреты, петлю на шею, удар по ножке опоры, табурет - в одну сторону, прогиб турника, тело повисает на веревке. Высоким американцам кажется, что они могут достать пола. И действительно, кажется, что вот-вот и им удастся достать носками пола. Но никому не удалось, никому.
Вот и синеют лица, вываливаются языки из полуоткрытых ртов. Кому-то везло, после рывка ломались шейные позвонки. Те вообще не мучались. Секунда и все кончено. Тела дергаются в судорогах, сначала, а в желании оборвать веревку или достать ногами, а затем в предсмертных конвульсиях. Подходила фигура в точно таком же балахоне, ощупывала пульс на сонной артерии. Потом стетоскопом прослушивала грудную клетку. Взмах рукой и отходила в строну. Мне показалась, что это была женщина.
Затем секундная заминка. Палачи все в черных балахонах, обрезали веревки. Тела с грохотом падали на пол спортзала. Другие в таких же балахонах оттаскивали тела казненных в сторону, третьи быстро крепили новые веревки. Новая партия американских пленных. 16 человек. 8 пар. И начальник тюрьмы. Ее на десерт. Последней в списке.
Только на эшафоте нервы изменили Робинсон. Она начала биться в истерике, кричать. По бокам ее с трудом удерживало четверо здоровых палачей в балахонах. Пятый набросил петлю на шею и подтянул веревку. И выбил табурет.
Все трупы были уложены в ряд. Камера медленно снимала лица. Жетоны были вытащены. На них ясно читались номера и данные на прежних владельцев. Запись закончилась.
Я откинулся на стул, затянулся.
- Правосудие восторжествовало.
- Я дал команду сделать много копий и разослать по всем телеканалам, разметить в инете вместе с фото и видео, что они творили. Извещения о смерти отправлены родственникам казненным вместе с диском.
- Хорошо. Врага щадить - себя губить. -- я кивнул.
- Ну, что ты думал про новые акции, при этом, чтобы меньше потерь было с нашей стороны.
- Конечно.
13.
Мы с Иваном, в который раз сели обсуждать. Поутру выехали в город. Нельзя давать расслабляться противнику. Работаем по полной. Нам кроме своей жизни терять уже нечего. А, на миру и смерть красна!
И вот мы вернулись! Вернулись в свой город! Оставшиеся группы передислоцировались. Все устали боятся облав и арестов, устали бояться предательства со стороны засланных шпионов. Все хотели воевать. В полный рост, а не стоять на коленях, умоляя о пощаде врага. Это же наша земля!
В первую очередь начали с засад. Несколько изменили тактику. Оставили проверенный способ - это засады по афганскому и чеченскому типу. Классика жанра. Засада. Подрыв, либо обстрел колонны. Бей первую последнею машину, и быстро бей всю колонну, либо методично подрывай мины и фугасы, что установил заранее либо на дороге или на склонах. Минировали буквально все, включая фонарные столбы, чтобы осколками ранили противника, а упавшая опора ломала технику. Что такое их "Хаммер" против нашего фонарного столба? Да, ничего! Тем паче, что однажды очень ловко вдарило по башке пулеметчика, что стоял в полный рост и поливал обочину огнем. Столб-то его успокоил на веки.
Второй тип засад - ингушский вариант. Когда встречным курсом колонне, машине движется машина на приличной