Ольга Евгеньевна Костю любила. И Гену, Костиного друга, любила тоже. И уже давно. Ещё с первого курса политехнического института, на котором они случайно оказались в одной группе пятнадцать лет назад. Сразу как-то познакомились и стали дружить. Втроём. А потом мальчишки стали за Олей ухаживать, потому что была она человеком компанейским, общительным, остроумным. И, как бонус, - ужжжжасно хорошенькой была.
Оля, хоть и стукнуло ей только семнадцать, сразу же поняла, что забродили в её рыцарях могучие соки жизни и судьба даёт ей шанс, а точнее, - два шанса, чтобы посмотреть вперёд и обеспечить себе будущее. Она была юной, но женщиной, а потому торопиться не стала – решила обдумать, кто же всё-таки пойдёт с нею рядом по жизни, а кто станет другом семьи и жизнь эту украсит.
Костя, темноглазый брюнет, - «белая кость». Он интеллигент в третьем поколении, из тех, что «служат делу, а не лицам», но при этом и о себе не забывают, всячески создают среду и пространство вокруг себя максимально удобными для жизни. Такие даже в случае неудач сразу же начинают всё сначала и созидают, созидают, созидают. Этому научил его папа, до сих пор служивший в каком-то промышленном ведомстве средней руки начальником.
Гена – льняной блондин с голубиным взором, крепенький и широкоплечий, с сильными руками - всегда казался ей пастушком Лелем, случайно оказавшимся в городе, но всей душой обращённым к лесам, полям и озёрам, среди которых вырос. Так, в сущности, оно и было. Небольшой провинциальный городишко был его родиной, где, ради высшего образования, оставил он маму свою – работницу местного хлебозавода. А папы уже давно не было, ибо любил тот песни под гитару, дешёвое вино и кучу друзей вокруг. Вот и не стал изменять своим привычкам ради того, чтобы сделать счастье для девочки Маши, тестомеса с хлебозавода, и того, кто должен был вскоре родиться.
Сама же Ольга, тогда только будущая Евгеньевна, родилась и произрастала вплоть до окончания школы в маленьком Ейске – городке, с трёх сторон окружённом мелким Азовским морем (самым мелким на Земле, между прочим!) Ей всегда казалось, что сколько ни бреди по его мягкому илисто-песчаному дну, хоть до самого горизонта, - всё по колено будет. Только местные знали, что совсем не далеко от Ейска раскинулась на самом берегу просторная станица Должанская, где море было настоящим – вольготным, серебристо-серым и голубым одновременно и даже величественным. И там-то можно было плавать по-настоящему не только людям, но даже и кораблям, большим, всамделишным.
Рано умерший отец оставил своим жене, дочери и тёще большой крепкий дом красного кирпича, второй этаж которого со временем Олины мама и бабушка приспособили под гостевой, который каждое лето заполняли небогатые жители ближних городов. Сами же довольно просторно жили на первом, где оборудовали и кухню для постояльцев. Тем и пробавлялись, даже не мечтая о том, что когда-нибудь Ейск станет большим курортом, ибо по берегам маленьких морей и люди небольшие живут.
Но Оля-то знала точно, когда уезжала после школы в Москву, что на родину никогда не вернётся, даже если не поступит. Но вот поступила, выбрав институт, куда в тот год был наименьший конкурс. Там и повстречала своих парней. И, почти сразу же, выбирать начала, не говоря, однако, «нет» ни тому, ни другому.
Уже на последнем курсе стало понятно, что Костя – человек серьёзный, с перспективой, потому как папа пообещал ему после окончания института наладить собственный бизнес. И Оля выбрала Костю. Гена его выбрал тоже: была договорённость (и с Костиным папой тоже, между прочим!), что друга своего институтского Костя к себе на фирму возьмёт управляющим. А Оля – жена, а потому – тоже часть их совместного дела.
Костя был занят организацией фирмы и даже не заметил, что у них с Генкой не только работа общая, но и жена…
И всё всех устраивало. Только вот Костя иногда взбрыкивал, требуя, чтобы Оля родила ему побыстрее наследника. Он почему-то был абсолютно уверен, что родится чернобровый мальчик, которому когда-нибудь он передаст своё дело.
Оля же всякий раз была уверена, что носит под сердцем своим девочку, только вот светленькую или тёмненькую точно не знала. Именно поэтому до родов так и не доходило.
Костя был замечательным мужем, заботливым, любящим, внимательным… и – ненавязчивым, потому как известно же, что бизнес – это не профессия, а образ жизни. Генка же – сама страсть, всегда яркая, как подарок, сильная, как солнечный удар, и безрассудная, как юность.
Трудно сказать, как долго странная такая жизнь продолжалась бы, если бы однажды Генка не сказал Косте, что намерен уйти из дела и основать собственную контору. Оле же он предложил тоже уйти от Кости. И, чтобы попробовать по-настоящему их совместную жизнь, недели на две уехать куда-нибудь к морю, чтобы ощутить счастье в полной мере.
Оля сопротивляться не стала, а сочинила для Кости историю про то, что мама просила её приехать в Ейск, чтобы помочь с ремонтом дома. Муж возражать не стал, и уже через неделю полетели Оля с Геннадием к азовским берегам: сначала до Ростова, который на Дону, а оттуда на такси уже к Ейску. Там и до Должанской рукой подать, где сняли они маленький гостевой домик, находившийся в одном дворе с домом доброй одинокой хозяйки-казачки, сразу всё правильно понявшей.
Уже через несколько дней походов на пляж, усеянный вместо песка микроскопическими панцирями умерших ракушек, размолотыми почти в прах, и жарких ночей, когда можно было совсем не торопиться и никого не стесняться, Ольга Евгеньевна поняла вдруг, что Генку знает уже давно, и ничего нового в нём на берегу Азовского моря она для себя не открыла. Оказывается, он удивительно однообразен во всём, что говорит и делает. И вообще мало чем отличается от того паренька, который когда-то покорил её синевою глаз своих. Разве что льняных волос на голове стало меньше, а тела в области живота – больше…
… А Костя однажды в Москве прямо среди дня вдруг бросил работать, приехал домой и заказал билет до Ростова-на-Дону. В ванной принял душ, тщательно вымылся, побрился зачем-то, надел чистую футболку и новые джинсы, с которых даже все этикетки срезать забыл. Потом пошёл на кухню, там плотно закрыл дверь и окно… помедлил и открыл газ на всех четырёх конфорках плиты. Помялся опять, взял большой нож, которым мясо разделывают, попробовал пальцем лезвие, острое ли. Затем сел прямо на пол, прислонившись спиною к дверце духовки, закрыл глаза и полоснул себя по венам…
|