было слишком наглым и очевидным.
– Спасибо, – Агата слегка склонила голову, – спасибо вам.
– Это не так и важно, – вздохнул Томаш, – но если мы сейчас выкопаем что-нибудь, я не знаю что я с тобой сделаю.
***
Ютка, днём смущённая, обозлилась:
– И чего вы к нам пристали? Мы ничего не делаем. Мы просто живём, понимаете?
– Где твоя бабушка? – Томаш решил вести эти безнадежные переговоры. А они становились всё хуже. Ютка явно боялась пускать незваных гостей, держала их на пороге и нервно кусала губы.
Скрытничает! Тут и вариантов нет!
– Спит, – ответила Ютка с вызовом. – Станете будить безумную?
– Она нас приглашала, – напомнил Себастьян, – а мы на рассвете уезжаем.
– На рассветет и приходите! – Ютка резко отступила назад, вглубь комнаты и дверь захлопнула. Оглушительно. Слишком громко, чтобы заботиться о сне безумной бабушки.
– Ну-ка…– Томаш сообразил быстрее всех. не успели его остановить, а он уже метнулся к окнам, пригнулся, проходя под ними, заглянул…
– Что? – спросила агата безнадёжно.
– Ну девка она молодая, симпатичная, – отозвался Томаш, – ничего необычного в её поведении не вижу. Где старуха только? едва ли дома. Третий там явно лишний.
Агата неодобрительно головой:
– Вот дошло, а?! пошли к реке может?
И пошла первой, широко ставя шаг, как бы подчеркивая им своё недовольство Юткой. Томаш, посмеиваясь, пошёл следом. Себастьян даже обернулся – идёшь, мол? Но он уже шёл, отлип от окон.
Вацлава и впрямь нашлась у реки. Сидела на самом мосту, подоткнув подол. Босые ноги её были над самой водой. от воды так и тянуло гнилью и затхлостью.
– Ну, доброго вам…– Агата прошла чуть поодаль, чтобы сесть с одной стороны от старухи, а Себастьян и Томаш расположились с другой. Вацлава даже не повела головой, только улыбнулась.
– Вы нас в гости звали, помните? – Томаш говорил громко, чётко отделяя слова, словно старуха была и глухая, и безумная.
– Помню, не отшибло мне ещё! – проворчала Вацлава. – Долго же шли. Думала, и вовсе не дойдете.
– Дошли б быстрее, – признался Себастьян, – да полагали что вы дома.
– Дом мой…– Вацлава вздохнула, – Ютке жизни нет. Она молодая. Ей замуж надо, детей надо, а она со мной сидит. Меня оставить не хочет. Боится. Не доверяет. А может думает, что без неё я не помру?
Троица переглянулась, не понимая как реагировать.
– Вы нам что-то сказать хотели? – Агата решила перейти к делу. – Вы знаете почему мы здесь и кто мы такие?
– Ну кто такие жизнь покажет, – отозвалась Вацлава, – а вот чего тут делаете ясно знаю. Эльжетка всё!
– Кто такая Эльжетка? – спросил Себастьян. – Это с ней вы говорите у воды?
– А с кем ещё? – удивилась Вацлава, – с тиной болотной? Реки-то уже нет и давно! В мои годы была река. А потом город решил, что нам и не надо бы. Построили, смывать сюда стало всякую дрянь. Рыбу вымыло. Подохла рыба-то! и стирать нельзя, и воду таскать тоже. Колодцы нам вырыли, вон-а!
Кривая рука старухи указала на несколько сиротливых колодцев.
– Да не то уж, – продолжила она.
– Эльжетка, – напомнила Агата, – кто такая Эльжетка?
– Так сестра моя, – старуха даже возмутилась будто бы от вопроса. Очевидное же дело было! – сестра она мне. Родная. На год старше.
– Утонула? – спросил Томаш. Вацлава, сказав про сестру, смолкла.
– Утонула, – подтвердила Вацлава, – сама в воду сошла и в ней утонула. Жить она не хотела.
Это было уже интереснее. Это показывало о мавках. Хотя, мавки, как принято было считать, в такой мелкой и затхлой воде не живут.
– Она должна была вперёд замуж пойти, негоже младшую выставлять, коль старшая тут, – хмыкнула Вацлава. – А её никто не привечал. Я красивее была.
Сложно было представить эту старуху лет на шестьдесят-семьдесят моложе. Но если постараться? Вон вроде бы и черты лица проступают тонкие, и глаза большие, и волосы, хоть и седые, а длинные…
– Красивее, – подтвердила Вацлава тишину, – ко мне пришли вперёд. Отец и мать их за порог, Эльжетка в слёзы. Я её утешать. А потом смеяться – ха, не та сестра старшей родилась. Глупая была, хворая на ум.
Голос Вацлавы звучал ясно, разрезал темную прохладу воздуха, ложился ровно, давно не говорила она так чисто и открыто. Говорила, потому что знала – последняя то ночью, ей о том и Эльжетка сказала.
– Эльжетка ночью во двор, я за ней, но не успела. Пока думала чем грудь прикрыть, Эльжетка уже сюда. А тут река была, тогда была…
– Не спасли? – спросила Агата, чтобы хоть чем-то нарушить этот тоскливый рассказ. Впрочем, тоску наводила не история, а тон Вацлавы. Отстранённый и одновременно горький. Не простила она себя, виноватой всю жизнь считает.
– Не спасли, – подтвердила очевидное Вацлава. – Всё в разлад. Я замуж не вышла уж. Так, потом, чтоб бабы не жалели и не смотрели как на хворую, в город съездила. Помогло бы. Хотя…
Вацлава махнула рукой:
– Грех на мне. Сразу же поняла я, что вы по её душу. А значит и по мою. Но я вот что скажу, не мучайтесь. Эльжетка же не злая. Меня ждёт.
– Простите? – не понял Томаш.
– Как это ждёт? – Себастьян разделял удивление. Мавки не жили чем-то, кроме ярости. Таков был порядок. Так было написано в методичках и учебниках. Так они все учились.
Одна Агата отмалчивалась, может чуяла чего, а может вслух не удивлялась.
– Ей в воде холодно, сыро…– объяснила Вацлава, – я, как невмоготу станет, прихожу. Говорю с ней. Когда суп налью, когда кусок мяса брошу. А когда и платок пуховый.
– Куда бросите? – Агата всё-таки не выдержала.
– Эльжетке! – Вацлава взглянула на Агату как на худоумную. – Говорю же, сестра моя!
Троица снова мрачно переглянулась. Ситуация становилась яснее, но ни разу не становилась лучше.
– Мёрзнет она, голодает, – продолжала Вацлава. – И скучает. Но сказала, что дождётся. А я скрипела-скрипела. Когда месяц могла не прийти. А с годами и дня не могу продержаться. Скучаю.
Все трое молчали, каждый думал о странном людском рассудке, который плетет свои причудливые сети-паутины, а разбираться-то как?!
– Ежель Эльжетка чего и натворила, то не говорите никому. Она меня ждала. Обозлилась. Я струсила. Не знаю, как она это вынесла, а я вот не смогла. Вода – это страшно. Ютка меня выхватила. Откуда только силища взялась?
– Послушайте, – не выдержал Себастьян, – ваша сестра умерла много лет назад, сейчас она не дух воды, это просто невозмо…
Он осёкся. Томаш стукнул его по плечу. Но это было лишнее. Себастьян и сам уже видел. впрочем, он надеялся, что рассудок просто его покинул.
Затхлая вода, темневшая уродливым пятном под мостом, расползлась в стороны, точно двери распахнула, и обнажилось белое тело, всплывшее мертвечиной на поверхность. Тело нарастило мощь, засеребрилось и стали различимы черты, и открылись давно съеденные водою глаза, искривился в немом крике оскверненный затхлостью воды рот…
– Эльжетка! – выдохнула с облегчением Вацлава и протянула руку к белому трупу.
Агата, Себастьян и Томаш, подорвавшись в едином порыве, отпрянули к краю моста. Как можно дальше от белого тела.
– Какого?..– возмущение и ужас Томаша потонули.
Тело зашевелилось, поднимаясь из воды.
– Сестр-а-а, – глухо прошелестело невиданное существо, совсем непохожее на привычную мавку – веселую, игривую и злобную. Это было что-то иное. Булькало в её горле, плескало со всех сторон мутной водой. – Сестра-а…
– Эльжетка! – вскрикнула Вацлава и пала на колени, безжалостно сминая подол своего платья. – Я боюсь воды, Эльжетка. Прости меня. прости, боюсь!
– Пойдёмте! – Томаш дернул Вацлаву в сторону, попытался оттащить от опасного края, но та вцепилась в его руку зубами, неожиданно крепкими, твердыми…острыми.
И всё встало на свои места.
С чего они все взяли, что те трое выловленных пьянчуг такими были? Нет, не мавка-Эльжетка их утащила. Вернее, она. Но покусала их Вацлава. Обезумевшая. Она пыталась сойти в воду к сестре и троица несчастных пьянчуг увидела это, да неверно приняла. Потащили старуху из воды, а та взбесилась. Ну и Эльжетка, похоже, сестру тоже в беде не оставила.
Да только не утопилась в ту ночь Вацлава.
– Сестра-а…– в третий раз повторило чудовище, явленное водой и посмертием. – Иди ко мне, иди. Нам пора спать, пора на отдых. Пора в воду…
Изо рта Эльжетки вместо с отвратительным очередным бульком вышло что-то ещё. Что-то живое, маленькое, извилистое, нашедшее в ней приют.
Агата отвернулась. Это было выше её сил.
– Не надо, не ходите, – умолял Томаш, мельком поглядывая на сестру. Ей явно заплохело. – Послушайте, Вацлава…
– Не слушайте, – вдруг возразил Себавстьян. Он уже взвесил всё что мог только взвесить и помог решиться. – Идите к ней, если надо. Идите, если она вас ждёт.
Вацлава обернулась, с благодарностью кивнула.
– Так не страшно. Не страшно…она ждёт.
Томаш явно хотел и возразить, и дернуться за старухой, не позволить ей уйти в воду, но Себастьян не позволил ему этого.
– Пусть идёт, пес с нею, – уговаривал он. – Пусть идут. Пусть спят. Она всю жизнь мукой жила, пусть уходит.
Томаш ещё посопротивлялся, а затем сдался, кивнул. А вода под ними уже бурлила, шумела, темнела и уносила в распахнутые двери-глубины два засеребрившихся, распадающихся тела.
– Безумие…– отозвалась Агата, отмерев вперёд всех. – Квинту ни слова. А с наместника возьмем рапорт, что все мирно. Все ведь мирно?
Вода успокаивалась. Они едва сошли с моста на твердый берег, а вода уже затихла, словно и не было ничего.
– Чего только людьми не движет, – задумчиво промолвил Томаш. – Ну что же, всю жизнь с виною жить?
– Может она ей эту вину всю жизнь и внушала? – предположил Себастьян. – А? держала на ней, как на привязи, жрала её душу?
– Кто знает! – Агата махнула рукой, – нету и ладно. Её выбор. Не наш.
– И наш, – возразил Томаш.
– Ну и наш, – согласилась Агата. – Да только что мы могли? Она и без нас бы сиганула в воду. Только кто знает кого б еще покусала. Как рука, к слову?
Укушенная рука сочилась синевой.
– Синяк будет, – заметил Томаш. – Уже видно. А всё-таки, что это было? Не мавка ведь, мавки в таких местах не живут!
– Да даже живые в таких местах не живут! – Себастьян фыркнул, – а ничего и не было. Мы не видели, верно? ну старуха бродила, да кто ж ее знает чего она тут ходит?
– Исследовать бы это, – Агате не нравилась
