Театральная труппа собралась в гримёрке для обсуждения текущего положения дел. Все были встревожены, как в знаменитой сцене «Ревизора». Кое-кто из актёров, возможно, бессознательно обыгрывал этот эпизод. Лишь примадонна театра Мария Павловна не теряла присутствия духа. Ей, по всей видимости, не успели ещё объяснить, что произошло, или она не успела это понять, а, может, не так-то легко было выбить из неё веру в жизнь.
Директор, уже хвативший водки, шептал ей на ухо. — Назначили нам надсмоторщика, — понизив голос, он огляделся по сторонам, — Из ЧК, — ещё тише, — Степанова, — совсем тихо, — Вы знаете, кто этот Степанов?
— Степанов? — звонко переспросила актриса. Она стала перебирать в уме имена своих знакомых. Писателей, актёров, музыкантов. Естественно, чекиста Степанова среди них не оказалось.
— Это .... — директор сглотнул, — Садист. Мясник. Зверь. Любит сам допрашивать. Забивает людей до смерти. Там у них много таких. Но он — просто Торквемада. Зверь. Вы знаете, говорят, это он придумал «весы».
— Весы? Что это такое? — наивно и искренно удивилась Мария Павловна.
— Лучше вам не знать. Вы представляете, и такого человека назначают к нам.
Директор был не на шутку напуган. Ведь именно ему предстояло напрямую взаимодействовать с чекистом и отвечать перед ним за весь театр.
— Ну так и что же? — актрисе, полжизни прожившей в богемной среде, было невдомёк, почему это им, далёким от политики служителям искусства, следует опасаться служителей закона. Она пока что так воспринимала ЧК, как организацию, поддерживающую закон. Она была очень наивна. Ничто, кроме искусства — в первую очередь театрального, её не занимало. Она даже не видела разницы между большевиками и меньшевиками, между правыми и левыми эсерами.
— Как вы не понимаете, Мария Павловна? Он ведь будет надсматривать за нами.
Мария Павловна взмахнула длинными ресницами.
— Неужели не понимаете?
Мария Павловна действительно не понимала.
— Это ужас. Просто ужас.
— Успокойтесь, Багрицкий. Это вы не понимаете. Ну придёт он пару раз на репетицию. Посидит, посмотрит, позевает, если вовсе не уснёт. Придётся выслушивать его мнение. А в итоге попросит парочку контрамарок. Этим всё и закончится.
— Вам легко говорить. А что если... что если ему не понравится что-нибудь?
— Так отберите репертуар. Что-нибудь в духе времени. Как «мистерия-буфф».
— Ах... — от нервов директор чуть не начал грызть ногти.
— Вы из пустяков устраиваете катастрофу. Так всё драматизируете, — это, наверное, был первый случай, чтобы актриса обвинила директора театра в излишнем драматизме.
— Если бы вы как-нибудь по-женски его обаяли...
— Вы хотите, чтобы я заигрывала с этим чудовищем?
— Ради театра, Мария Павловна, ради театра.
Чекисты приехали на чёрной машине, как и положено. В непроизвольно наступившей паузе в зал вошёл широкоплечий мужчина в кожанке. С акульими бусинками глаз, бульдожьей массивной челюстью, и мясистыми как у гориллы руками. Весь его суровый облик кричал о призвании.
Театралы поняли, что это, должно быть, и есть тот самый Степанов. Однако, вошедший тут же посторонился, с почтением пропуская другого.
Степанов оказался невысоким. Никаких волосатых ручищ, которыми бы он забивал подозреваемых. Ничего животного в нём не было. Пенсне, интеллигентное лицо. Он производил приятное впечатление. Все его движения были плавны. Он, казалось, источал мягкость и дружелюбие. Некоторые актрисы уже поглядывали на него с интересом.
И только директор театра Багрицкий побледнел ещё больше. Его никаким видом было не провести. Как деловой человек, он не покупался на внешнее. Всегда и во всём стремясь видеть суть.
Степанов поздоровался с актёрами. Преувеличенно галантно поклонился актрисам. Пожал руку онемевшему Багрицкому. Затем бегло ознакомился с репертуаром. Просмотрел готовящиеся афиши. Высказал свои соображения и замечания. Впрочем, не настаивая на своём. Как будто предоставляя конечное решение самой труппе и режиссёру.
Марию Павловну приятно удивил этот уверенный, но при том обходительный и обаятельный следователь ЧК. Особенно завлекала его профессия. Она так это называла. Действовало очарование власти, силы. Так когда-то восхищались Савинковым. Ей не надо было притворяться заинтересованной. Она смеялась его шуткам. Будучи не очень начитанной, восхищалась его эрудицией. Уже через день они вместе пошли в один из лучших уцелевших ресторанов, где погуляли «по-царски». Эффект ещё больше усилился.
Актрисы только начинали встречаться с партийными лидерами и чекистами. Две среды пока присматривались друг к другу, чтобы позже крепко сростись.
В конце концов, какая разница актёрам? Им нет и не может быть дела до политики. Они служат искусству, как бы громко это ни звучало. Это их религия. Их партия. Какая разница, генерал департамента полиции (а и такой тоже ухаживал в своё время за Марией Павловной) или следователь ЧК? Многие, как она, в самом деле не видели никакой разницы.
