«Всякое Царство, разделившееся само в себе, опустеет;
и всякий город или дом, разделившийся сам в себе, не устоит»
Евангелие от Матфея
По обоим берегам реки расположились белые и красные. И с той, и с другой стороны было немало простых мужиков, были и земляки. От скуки нередко начинали переговариваться. Речка в ширину имела не больше четырёх саженей. Слышно было хорошо.
— Эй, «товарищи»?
— Чего вам?
— У вас псковские есть?
— Есть, а чего?
— Какого уезда?
— Пороховского, а чего?
— Что ты всё чегокаешь?
— Чего-о?
— Да ну их! Дурачьё!
Каждый раз переговоры перерастали в перебранку. А перебранки частенько заканчивались перестрелкой.
Иногда по уговору обменивали табак на сало и яйца — смотря чего не хватало каждой из сторон. Война была странная. Враги всё были свои, русские. И тут, и там были такие же мужики. Только у одних высшим идеалом было Царствие Небесное, у других же «светлое будущее». И никак им было не сговориться.
Офицер и комиссар тоже любили поспорить. И редкий из их диспутов на политическую тему не обрывался ожесточённой перестрелкой. Белый поручик никак не мог смириться с тем, что его позицию неправильно понимают. Его оппонент, комиссар, тоже не спешил сдаваться.
— Вы поймите, мы идём освобождать Россию.
— Ага, для Учредительного Собрания?
— Да к чёрту эту Учредиловку!
— Так что же, значит, за Царя?
— Какого Царя?!
— Вот именно, что нет уже Царя. Чего тогда вы добиваетесь? Какие у вас политические цели?
— Нет у нас никаких политических целей! Цели у нас исключительно военно-стратегические. Победить и изгнать большевиков.
— Значит, хотите покончить с диктатурой пролетариата?
— Ничего это не значит.
— Но как же? Сами же говорите: «изгнать большевиков», так? А большевики являются представителями пролетариата.
— А мы разве не пролетариат? — запальчиво возмутился белый офицер, — у нас большинство солдат — крестьяне, вятские и псковские.
— И у нас крестьяне. Кроме псковских, всяких полно. И тверские, и самарские. Вся Россия.
— Вот сами говорите о России. Так из-за чего мы воюем?
— Это у вас спросить надо.
— Как это у нас? Сами же сказали «Россия», а идёте против неё.
— Мы не против России, но мы против старого режима и не хотим его возрождения.
— Как вы не понимаете?
— Нет, как это вы не понимаете? Что дело ваше проиграно и что почти вся страна за нас.
— Да не вся страна. На юге, на севере, в Сибири, везде сопротивление.
— Это всё реакционеры. И потом вас Антанта поддерживает.
— Никакие мы — не реакционеры. А от союзников толку мало. Англичане, например, только мешали формированию и переброске нашей армии. Мы от немцев, бывших врагов, больше помощи получили, чем от Антанты.
— Вот, не одни, так другие. Если бы не интервенты, ничего бы у вас не получилось.
— Да они помогать начали только после наших успехов на фронте. До того всё выжидали, присматривались.
— Вы уже заговариваетесь.
— Это вы ничего не понимаете.
— Ну хорошо. Допустим, допустим, — комиссар очень любил «допускать», — что вы победите. Дальше что? Опять Учредиловка? Сами знаете, как народ к ней относится.
— А как народ относится к советам?
— Это сложный вопрос. Где-то имели место перегибы, но большинство нас приветствует и поддерживает.
— От страха. Между прочим, нас тоже во всех деревнях приветствовали.
— Не от страха ли?
— С какой стати им нас бояться? У нас не грабят, не убивают почём зря.
— А погромы?
— Где это у нас хоть один погром был?
— На юге, хотя бы. Мы наслышаны.
— Что вы там слышали? У страха глаза велики. Сами, небось, из евреев. Вон и в комиссары заделались.
— Как вы с таким пещерным юдофобством хотите, чтобы вас поддерживали? Вот заграница от вас и отворачивается. И крестьяне тоже.
— Нас в деревнях с иконами встречают.
— А нас с хлебом-солью.
— К нам много ваших красноармейцев перешло.
— А у нас много ваших офицеров служит.
— Какие ещё офицеры? Гниль одна.
— Я точно так же думаю о ваших красноармейцах-предателях.
— Знаете ли, что крестьяне говорят? «Всех комиссаров и большевиков перевешать надо». Опять перегибы, скажете?
— Конечно, скажу и докажу.
— Ну его! — махал рукой поручик, — совсем невозможно с такими говорить.
Махал рукой и комиссар. После обмена словесными доводами следовал обмен выстрелами. Так и сидели друг напротив друга русские люди. Не понимая и от того ещё сильнее ненавидя.
