Академия Космологии.
На холме среди коренастых деревьев, возвышается красивое современное, уходящее в небо здание с белым куполом обсерватории на крыше. Широкое крыльцо центрального входа опирается на массивные колонны, акведук с рельефом на космическую тему притягивает взгляды поклонников фантастики и реализма. Перед входом просторная парковка, слева цветочный магазин, справа парикмахерская.
Кабинет главы отдела по контрольному отбору идей, занятый теперь Лукиным, находился в фойе основного корпуса, последние два этажа этого здания поделили между собой: академический совет и президиум.
Получив почётное повышение за умение к себе расположить не только начальство, но и коллег, Геннадий Игоревич активно взялся за дело в области научных прорывов. Теперь у него появился широкий спектр обязанностей и самой, пожалуй, ответственной стояла задача исключить всякую возможность продвижения открытий сомнительного характера. Наверх, для более детального изучения материалов членами совета, должны были попасть только идеи, лично отобранные Лукиным. Ещё Геннадий Игоревич получил привилегию предложить одну собственную задумку, если такая успевала созреть в его голове ко времени подачи заявок.
Его тут же облепили пройдохи всевозможных рангов и должностей. Они только тем и были заняты, что пытались угодить новому кормильцу. Весь этот псевдонаучный сброд, казалось, поселился в просторной приёмной Лукина, имея один на всех шаблон приветствия. Каждый, кто заходил к нему в кабинет стремился запомниться не своими успехами в определённой научной сфере и открытиями, обещавшими дальнейшие промышленные перспективы, а похвалой начальника, служившей неким авансом перед долгим сотрудничеством.
Здесь не грех будет вспомнить, как такой же примерно аванс, выраженный правда не словами, а ни много ни мало в виде нобелевской премии, однажды получил темнокожий президент далёкой процветающей страны. Получил за то, чего ещё не сделал. Да, у богатых свои причуды. У нас, к примеру за подобное достижение тоже могли выдать, при этом кто-то опытный обязательно добавлял: "потом догнать и ещё раз выдать."
Как сейчас поживает тот смуглый нобелевский лауреат, кстати не сумевший сделать то, за что был удостоен столь высокой награды? Думается, он решил в жизни своей кардинально всё изменить и первым делом взял другую фамилию, затем поменял цвет кожи и пол, после чего уехал подальше от политики куда-нибудь в Крым, где живёт по сей день мирно выращивая баклажаны. Но оставим это в области догадок.
История с баклажаном пришлась очень к месту, ведь Геннадий Лукин тоже ничего пока не изобрёл и особых заслуг не имел, он вообще мало чем выделялся из массы других рядовых кандидатов наук и профессоров, разве что владел редкой деловой хваткой биржевого маклера.
Первая рабочая неделя от наплыва посетителей напомнила ему приём к врачу.
— Следующий.
Следующий зашёл и начал свою речь заученным клише:
— Какое счастье, что именно вы заняли эту должность, ведь бывший директор давно пропах нафталином вы согласны?
— Да, согласен.
Подумал Лукин, но промолчал. Немного поразмыслив, Геннадий Игоревич решил, что завтра, в разговоре с кем-то ещё, этот приторный льстец легко отнесёт запах нафталина к его персоне, так зачем соглашаться с ним сегодня?
— Следующий.
Всякую науку ещё в институте молодой Геннадий усваивал легко, сходил на лекцию получил зачёт и свободен, чего нельзя сказать об английском языке, изучить который Лукина обязали только сейчас в академии, на случай, когда порог его кабинета однажды переступит иностранный соискатель. Если с соотечественниками, он находил общий язык быстро, то английский язык увы давался Геннадию Лукину с трудом, и чтобы упростить себе задачу, он вечерами выписывал из словаря, как ему казалось нужные слова, а в утренние часы повторял их, пытаясь применить на практике.
Лукин Г или по-английски: LookinG (смотреть) не был склонен к самолюбованию, он всё больше наблюдал за другими умными и не очень деятелями, лишившими себя ради поиска истины всех земных благ, позволяя только дешёвые удовольствия разумно распределив скромный бюджет. Геннадий Игоревич предпочитал смотреть на многие идеи с таким же примерно равнодушием с каким принимал у себя их авторов. Сам он, как уже упоминалось ничего ещё не открыл хотя собирался и не раз, но постоянно отвлекала какая-то мелочь из канцелярского мира степлеров пресс-папье и скоросшивателей. К тому же он был человеком до крайности пугливым и не мог взять в толк, каким соусом приправить свою идею, появись она вдруг, прежде чем предложить её на суд высокому учёному совету. Лукин куда лучше разбирался, под каким соусом уничтожать за обедом свиную рульку с квашеной капустой и хреном. Здесь он считал себя, если не председателем, то по меньшей мере одним из важных членов воображаемой дегустационной комиссии.
Не будет лишним отметить, что выполнял Геннадий Игоревич свою работу вдумчиво. На полках его кабинета мёртвым грузом осело много предложений, где серьёзные деловые проекты лежали вперемешку с подозрительными трудами и другими откровенно бесовскими фантазиями. Особо активные жулики Лукину чем-то даже нравились.
Из таких ему запомнился один с подходящей фамилией - Цыкало или Цыкадо (в общем что-то из мира кузнечиков). Он удивлял своей прытью принося почти каждую неделю новое предложение. Каких только свидетельств угасания разума там не было: создание "кротовых нор" на основе ядерного синтеза, такого же клинического характера идея "червоточин", "теория струн" (видимо в свободное время, шельмец успевал бренчать на гитаре), толстый фотоальбом эротического содержания с доказательствами существования "чёрных дыр", и даже устройство поиска жизни за пределами Земли, чем-то напоминавшее украденный недавно из соседней парикмахерской климазон.
— Следующий.
Ещё повадилась приходить, тоже по поводу идей, женщина из одного с Лукиным НИИ. В институте, Геннадий Игоревич старался избегать встреч с этой загадочной дамой, бальзамическая душа которой ждала чуда, как бы лженаучно это не звучало, но в часы приёма двери его кабинета были открыты для всех. Она очень хотела узнать у Геннадия Игоревича в каком направлении ей развивать свои таланты? Чему посвятить всю себя?
— Ей бы дни напролёт сидеть у окна в печальной истоме и провожать взглядом полным тоски уходящую вдаль сельскую дорогу, время от времени пуская в дело мухобойку.
Но посоветовать такое Лукин не решался, ибо знал, из сентиментальных романов конечно, какой ядовитой бывает женская месть и потому давал расплывчатые подсказки, ссылаясь на то, что сам якобы находится в поиске. Его нежелание встречаться с ней часто, было вызвано тем, что после долгого общения с Аделиной Макаровной виднелась перспектива уверовать в инопланетян.
— Следующий.
Явно выполняя чей-то заказ, посетил Лукина предприимчивый демагог с теорией "плоской Земли". Его труд в равной степени представлял собой классическую схему дачи взятки и опасный эксперимент неопытного пиротехника на случай провала. К чести его надо сказать, что упрямился он не долго. Такой тип людей всегда успевает вовремя сообразить, когда справедливость переходит на сторону того персонажа, которому интуитивно симпатизирует заказчик.
— Следующий.
В кабинет вошёл немолодой уже человек с портфелем в руке, по виду из тех, что выложили на прилавок науки весь груз накопленных знаний. Чем дольше длилась их беседа, тем сильнее Лукина настораживал этот изобретательный психопат и сама идея показалась поразительно нелепой.
Большую часть космического пространства, по его мнению, занимала незримая "тёмная материя", а у Геннадия Игоревича на такой случай, очень кстати имелся костюм из тёмной материи, который, между прочим, можно было узреть и даже потрогать, когда Лукин приходил в нём на работу.
— Почему вашу материю нельзя увидеть или как-то ещё взаимодействовать с ней? Где она имеет место быть?
Спрашивал Лукин, самодовольно поглаживая мягкую заграничную ткань своего пиджака.
— Из чего состоит невидимка? Шерсть, лён, хлопок или быть может - парча? Во что одет ваш "голый король"?
В его голосе нескрываемо звучали ноты сарказма.
— У меня такое ощущение, что вы отчаянно пытаетесь залепить брешь между сложными расчётами и точными наблюдениями очередной заплаткой, всё больше превращая современную астрофизику в лоскутное одеяло. - Кого вы собираетесь накрыть этой драной мешковиной?
Отпив из чашки, Лукин продолжил громить гостя.
— Она существует, любезный только у вас в голове да на клочке бумаги в виде гипотезы. Что это вообще за открытие, не имеющее практического применения?
Сделав небольшую паузу, Геннадий Игоревич вернулся к своему кофе.
— Сказанная вами фраза - "имеет место быть", в русском языке не существует. Есть другая модель - "имеет место", то есть существует в данный момент. В таком случае, как понять слова - "имеет место быть"? - "Будучи здесь"? - У вас получилась чепуха, типичный "апофигей".
Переведя разговор в другое русло, сообщил вежливый Цветков, догадываясь, что плод многих напряжённых дней и долгих бессонных ночей никогда не покинет кабинет Лукина.
— Это у вас апофигей. - Тоже мне учёный. - Такому волю дай, так он, чего доброго, и тёмную энергию ещё изобретёт, в придачу.
Конечно, их борьба не была похожа на спор двух пьяных десантников, где по-гусарски хвастливо каждый старался удивить своего собеседника оставленными за время службы шрамами, для чего снимая с себя очередной элемент одежды один говорил другому:
— А вот такое ты видел?
Геннадий Игоревич оторвался от кресла и стал неспокойно ходить по рабочему кабинету. К слову сказать, это был не совсем кабинет, его лучше назвать тронным залом с узорчатыми бра по всему периметру стен, тяжёлой хрустальной люстрой, излучавшей где-то высоко над головой таинственное мерцание, позолотой резьбы, украсившей изящную мебель, а также многими другими изысками, переехавшими сюда из мира достатка и роскоши. Не зная куда деть руки, Лукин сначала спрятал обе за спину потом, зачем-то взялся ощупывать карманы пиджака и в итоге по-византийски величаво сложил их на груди.
— Вернёмся к материи. Ничто не берётся из ниоткуда и ничто не исчезает в никуда. Если есть начало, значит есть конец, ибо нет ничего безначального и бесконечного.
Произнёс Лукин так, если бы читал устав поведения в стенах колонии строгого режима, понимая, однако, что слова эти не слишком-то увязывались с текущей повесткой. Вскоре прозвучал приговор:
— На полку. - Вот когда найдёте вашу материю, то милости прошу обратно, я посмотрю потрогаю оценю качество и приму положительное решение, а пока на полку.
Растерянный Цветков молча побрёл к выходу, на полпути замер, вернулся за портфелем и только забрав его, окончательно покинул кабинет.
Оставшись наедине с собой, Геннадий Игоревич рассеянно огляделся. Рабочий день подошёл к концу, за окнами стемнело.
— Так, своих идей нет, чужие все забракованы, но показать что-то надо. На верху ждут. Чем будем отчитываться?
Лукин спросил об этом кого-то другого, вероятно
