Холод был такой, что воробьи замерзали на лету и падали тушками на землю. Шел конец декабря.
Семен Крылов не ждал новый год.
С утра было то ли двадцать пятое, то ли двадцать седьмое число, какая разница.
Идти было некуда.
Рядом с Семеном наземь упал очередной воробьюха.
Жалость пробила Семена: «Ну, прямо как я, с перебитыми крылами».
Он аккуратно взял в руки страдальца и нежно запихнул его во внутренний карман пальто.
С утра Маха, с которой Семен проживал в Махиной хрущевке выперла его за дверь, за то, что Семен допил ночью водку, которую она оставила на утреннюю апохмелку.
В своей сущности, Семен был похож на пустой графин в общественном заведении, в котором тараканы еще не застелили внутренности мелкими черными точками, но затхлый запах внутри уже поселился навсегда.
« Графин» был накрыт шапкой ушанкой с завязанными за подбородком тесемочками, и бывшим когда то драповым пальто, такого же бывшего цвета.
Для общей картины, если Вам интересно, могу отметить, что к Семену иногда приходили некоторые мысли, обычно потребительского характера. Но Семен умел ловко от них уклониться, либо отбивал их черепной костью, не давая проникнуть внутрь мыслительной субстанции.
Семен открыл входную дверь железнодорожного вокзала.
Здесь внутри здания было немного теплее, чем на воле.
Но присесть было негде, и это было сделано явно намеренно, чтобы заходящий люд здесь особо не задерживался, не мусорил и не опорожнял всякие непотребности, спрятавшись за колоннами, ибо, в ближайших окрестностях туалета не было.
Единственной достопримечательностью вокзала, кроме билетных касс, был буфет со стеклянными бухтами, наполненными томатным и яблочным соком. А также недельными булочками и бутербродами с сыром с засохшими загнутыми крыльями.
Буфетчица Любаня в ватных стеганых штанах и телогрейке, покрытая сверху, чем то, наподобие огромного белого парашюта, едва помещалась за прилавком.
Для реальных пацанов буфетчица Любаня могла налить и водочки.
Семен был реальный. Реальность его подтверждало то, что для узкого круга он был не Семен и не Крылов, а просто Крыл.
Это не говорило о том, что он мог кого то окрылить. Скорее это о том, что фамилия Крылов была слишком длинной для Семена.
В кармане лежала мятая треха.
Надо было только дождаться, чтобы не подводить Любаню, когда этот старый пердун дождется свою электричку и уберется из здания вокзала.
Наконец, подходящая к перрону электричка заявила о себе длинным гудком.
Старый пердун поковылял на посадку.
«Любань! Привет!».
«Привет Крыл! Ты чегой-то сегодня сосранья! Опять Маха выгнала?».
«Угу, Любань. Все ей не так и не эдак. А бросить вот не могу. У нас любовь.
Милые Любань бранятся – только чешутся»
«Тешутся Крыл. Рубль принес?»
«Принес Любань. Вот трояк. На двушку нальешь?»
«Ну, давай быстрее, пока никого нет. На вот бутерброд, закуси уж. Все равно никто его по трезвяку не купит».
«Ну а теперь отвали, мне здесь разобраться надо»
Куда идти, чем сердце успокоить. Стоять весь день в помещении вокзала было как то неприлично.
Надо показать, что и у Семена есть неотложные дела.
«Ну ладно Любань, некогда! Я поеду.
Надо, понимаешь, просили. Как откажешь, «ешкин кот»» - Семен довольный собой ловко ввернул выраженице.
Очередная электричка подкатила.
Крыл долго стоял, держась за поручень, оставаясь одной ногой на платформе, а другой на подножке электрички. Он не мог решиться на дальнейшие действия, т. к. ехать ему было некуда, но стоять на платформе было холодно.
Идти к Любане было вроде так же ни к чему, т. к. заначки больше не было.
И здесь кто-то решил за Крыла его дилемму. Дверь электрички внезапно закрылась. Семен свалился спиной на платформу, и его поволокло по ледяному покрытию.
Поехали – подумал Семен, двигаясь на спине по льду платформы. Двери электрички плотно держали его ногу.
Вдруг электричка остановилась и вздохнула. Двери тамбура растворились в теле электрички.
Из тамбура выскочил бугай, схватил Семена за шиворот и отволок к ограждению платформы. Семен не проронил ни слова.
«Ешкин кот!» - Семен очнулся. Его стал бить озноб.
Что-то на груди под пальто зашевелилось. Семен повернул голову. Что бы это могло быть? Семен вспомнил слова «Душа болит а сердце плачет». Душевная песня.
Шевелилось там, где должно находиться сердцу. Не иначе душа?
Душа вылезла и- под воротника, и своим видом напоминала взъерошенного воробья.
Крыл вспомнил, что Тимоха говорил, что она весит грамм 12.
Семен прикинул, что грамм 12 есть. Ну, может моя чуть побольше. Но это, наверное, не принципиально. А почему в перьях?
Да она же улетает, а как без перьев полететь. Это тебе не самолет. Она ж душа спокон веку происходит. А тогда самолетов не было.
Интересно, меня с собой возьмет, или одна полетит? Ну, эта уж больно маленькая, меня, навряд ли поднимет. Тут Семен подметил, что душа собралась улетать.
Семен потянулся, чтобы подхватить и засунуть ее обратно, откуда она вылезла.
Но душа оказалась шустрая. Взмахнула крылами и перелетела на провода, что тянулись вдоль платформы.
«Твою мать» - отреагировал Крыл. Придется самому вставать.
Ехать куда-то Семену расхотелось. Надо пойти к Любане и рассказать.
«Я теперь Любань Гамадрил, нет, как его Вурдалак. Ну, вобщем, тот, кто без души.
Но вроде ничего не изменилось. Вот как хотелось пивка, так и хочется.
Любань, налей стаканчик. Понимаешь, расстроился. У меня душа улетела. Ты не поверишь».
«Крыл, налью, но завтра принесешь. Понял!»
«Понял Любань. Завтра, кровь из носа!» - сказал Крыл, ориентируясь на то, что завтра будет завтра, а не сегодня.
И вдруг, о чудо, душа улетела, но судьба не оставила Семена.
На прилавке билетной кассы Крыл заметил забытый кем-то кошелек.
Во, блин откупается, за душу то, не иначе.
Ну, правильно, где то убыло, а где то прибыло. Еще помню со школы.
Семен, стараясь на всякий случай быть незамеченным, смахнул кошелек в боковой карман и выскочил на улицу.
Крыл пересчитал выручку, что была в кошельке. Она составила – тридцать два рубля шестьдесят две копейки. Плюс проездной на декабрь.
Семен был счастлив. Много ли человеку нужно? Вот Маха порадуется. Наверное, переживает, что лучшего друга выгнала на мороз.
Только подумала, а я тут как тут, и с подарочком. Вот так то. Нечего разбрасываться денежными людьми перед Новым Годом.
Семен вспомнил о будущем празднике. Так, а сегодня, какое число?
«Мужик, а сегодня, какое число?»
«Двадцать седьмое. А ты что с луны свалился?»
«Да свалился, не запылился, а тебе-то чо?»
После магазина Крыл летел на крыльях любви к Махе. В левом кармане пальто радостно булькала бутылочка, а в правой руке, погруженной в рукав, висела сетка с картошкой.
Дверь открыла Маха. Лицо у нее было слегка помятое и кислое.
«Ты че приперся?».
«Вот принес лекарство! Не такой как некоторые, хотя мог сам все выпить.
Я вот о тебе забочусь». Семен выставил перед собой бутылку.
«А закусь?».
«Во!» Семен бросил под ноги Махе сетку с картошкой.
«Хрен с тобой. Заходи!».
«Ты знаешь Мах» - Семен собрался рассказать о своих приключениях.
«Сперва, о деле, а все остальное потом» - сказала Маха.
«Разувайся и иди картошку чистить. А я пока стаканы помою»
«Мах, на вот червончик. Ты знаешь, душу продал. Ты не поверишь.
Смех, да и только. Воробей замерз, а я его в карман пальто. А потом к Любане зашел, а там деньги на прилавке. В общем, новый год удался».
Семен залез во внутренний карман пальто, показывая как он спасал воробья, и почувствовал пальцами что то жидкое на своих пальца. Вынув руку Семен увидел серо-белую массу.
Откуда это? Постепенно до Крыла стало доходить.
Складывалась цепочка; замерший воробей, отлетевшая душа.
Гад какой! Неужели насрал?
А я ж его гада как своего принял, на груди отогрел . . .
