Собрались галаметане – те, кто не побоялся, и те, кому терять было нечего, - чтобы протест против войны, против решений своего правителя выразить, но, как и ожидалось, скоро были разогнаны; многие из них в заточение попали. В числе тех, кто попытался не допустить кровопролитной войны, был друг государя народного, пожилой поэт и музыкант, которого все в стольном граде знали и любили. Правитель и его отправил в заточение – только обделал дело так, чтобы никто об этом не узнал. В скором времени старик умер там от болезни.
Война, по мнению тех, кто развязал её, должна была закончиться в тот же день, что и началась, взятием стольного града. Однако жители небольшой Озёрии оказали отчаянное сопротивление, и она затянулась. Пролилось много крови, много жизней было загублено. Но за то время, что она продолжалась, воины из другой страны, откликнувшейся на зов Озёрии о помощи, как раз успели прибыть из-за моря.
Вражеское войско было разгромлено. Озерия скоро вернулась к прежней спокойной жизни, отделившись от Галаметы стеной, тогда как та вернуться к прежнему не смогла. Властитель Галаметы был проклят вместе со всеми его приближёнными, страшный недуг поразил его – оно бы и хорошо, народ давно об этом мечтал, да только сила проклятия слишком велика оказалась. Распространилось оно на всю Галамету: пришло в неё сразу две чумы, и одна чума погибель людям принесла, а другая – землям её.
- В то время мы с женой были в числе людей, попытавшихся организовать народное восстание. За это у нас отняли наших детей, мальчика и девочку, а нас поместили в тюрьму, в ту самую, куда помещён был и старый музыкант. Старик умирал на моих руках. Во время войны нам с женой удалось бежать из заключения. Мы бежали в Озёрию и там рассказали всё, как есть, рассказали о том, как галаметане выступили против войны, рассказали о смерти старого музыканта в заточении – в Озерии тоже почти все его знали и любили. Да, нам удалось бежать… но детей своих мы так и не нашли…
- Долгие годы мы странствуем по свету, надеясь, что когда-нибудь найдём их, - продолжала вместо Бена, который не смог сдержать слёз, его жена Анжела. – До недавнего времени это было единственным смыслом нашей жизни. Но, вероятно, их просто давно нет в живых. А Галамету – мы узнали это от тех, кто наслал проклятие на тирана и его свиту – Галамету можно спасти, пустующие нынче земли её могут возродиться. В такое трудно было поверить, но на своём пути мы всё больше получали этому подтверждений и знаков. На проклятие Галаметы, как оказалось, повлиял наш… наш с Беном рассказ. Оно таково, что сила музыки, и только она, может вернуть её к жизни.
- Вы хотите просить нас отправится в вашу страну? Лично я не против, - простодушно выдал на это Анисион.
- Мы не вправе никого просить об этом, поскольку, как известно, наша страна отделена с этой стороны Хлясом, мёртвой болотистой местностью, которую почти невозможно пройти, - сказал Бен.
- Да уж, почитай, известно… Ни один смельчак не отправится в Хляс, - всё равно что обречь себя на верную погибель, - задумчиво, с грустью в голосе произнёс Абрэхан. – А про то, что музыка пробудит к жизни светлоокую Галамету, слыхал и я пророчество… М-да…
- Неужто нет туда другого пути? – спросил Анисион.
- Нет, - в один голос ответили Бен и Абрэхан.
- В том-то ведь и штука, что пробудить Галамету сможет лишь тот, кто пройдёт через Хляс, выдержит на себе его колдовскую силу, - добавил Абрэхан.
Какое-то время в харчевне царило молчание. Первым его прервала Аманда:
- Правильно ли я понимаю, эта ночь не единственная, что мы проведём вместе?
- Кажется, нас ждут приключения в пути – даже, если всё это только разговоры о возможном спасении Галаметы, - сказал Анисион. – Что думаете об этом вы, друзья?
- Кабы не ты, милый человек, пришлось бы нам на рассвете гадать, продолжить путь вместе или разойтись по разным сторонам, - произнёс Крэгволот.
Сиццон и Джо в свою очередь подняли кубки с вином. И вдруг вместе с ними это сделали не только их друзья, но все посетители харчевни «У дома». Абрэхан Галюс, кажется, не мог поверить такому счастью. Взор его сиял восторгом. В глазах же Бена и Анжелы впервые, быть может, за долгое время загорелся огонёк надежды.
