Предисловие:
До сих пор вопрос о возникновении и роли труда в возникновении и становлении человека стоит на повестке дня по той причине, что целый ряд живых существ тоже довольно интенсивно трудится, имея, к тому же, можно сказать, идеальную организацию труда с его разделением по соответствующим группам и особям, не располагая, при этом, мозгами, но достигая высочайшей эффективности своих усилий. В чем же тогда отличие человеческого труда по существу? И он ли создал человека, или же человек создал собственный вариант труда?
Ключевые слова: труд, сознание, самосознание, неудовлетворенность, живое, человек, прогресс, информация.
Действительно ли труд создал человека?
[justify]О роли труда в появлении человека наиболее выразительно и определенно выразился Ф Энгельс: «Сначала труд, а затем и вместе с ним членораздельная речь явились двумя самыми главными стимулами, под влияниями которых мозг обезьяны постепенно превратился в человеческий мозг, который, при всем своем сходстве с обезьяньим, далеко превосходит его по величине и совершенству» [1].
Столь категоричное определение весьма сложного и неоднозначного процесса появления человека из животного мира сразу же вызывает сомнение в его адекватности, поскольку существа этого мира тоже не бездельничают, но у них никак не получается перевести себя в состояние, подобное человеческому.
К тому же, Энгельс в доказательство своего предположения приводит довольно банальные в своей очевидности аргументы, такие как переход обезьяны к прямой походке и освобождение ее передних конечностей [1].
Эти признаки невозможно отрицать, так как они действительно присущи гоминидам, а затем и самому человеку, но они же присущи и целому ряду млекопитающих, например, кенгуру, кенгуровым крысам, обезьянам бонобо, и даже - некоторым видам динозавров, например, архозавриформам, манирапторам.
Однако все эти высокоразвитые существа за десятки миллионов лет не сподобились начать преобразование себя в человека, несмотря на то что им приходилось часто добывать пищу с помощью передних конечностей и даже использовать для этого примитивные орудия труда.
Другими словами, подобные доводы о появлении человека из обезьяны, развившейся в человека только в результате прямохождения и использования передних конечностей, указывают лишь на возможность использования этих свойств для наиболее эффективных трудовых усилий, но никак не на основу превращения обезьяны в человека.
Более того, обычные крысы, которые не отличаются прямохождением, умеют совершать удивительно разумные и эффективные усилия по добыванию пищи и оптимальному функционированию своих сообществ, а также отличаются необыкновенной приспособляемостью ко всем изменяющимся условиям и незаурядной живучестью.
То есть, совершенно определенно, для всех этих адаптивно развитых и довольно-таки неплохо соображающих животных, как демонстрируют десятки миллионов лет их существования в неизменной позиции выполнения всё тех же функций, отсутствует основание для преобразования этих сугубо адаптивных созданий в креативные существа, уже способные также к сознательному преобразованию окружающего их мира, а оно, в свою очередь, не способно обойтись без познания этого мира для усиления власти над ним.
Появление и развитие компьютерных технологий показало, что основанием для четкого и определенного выполнения конкретных функций, к которым относятся и различные виды труда, является соответствующие программы.
Все виды труда являются, в сущности, способом взаимодействия живого существа с окружающей средой для жизни в ней, не выходя за установленный программой порядок. А само стремление живых существ именно к сохранению своей жизни в соответствии с этим порядком обусловлено получением ими ощущений, отличающих жизнь от пустоты небытия, с которой некоторые виды животных знакомы по спячке или обморокам.
Именно ощущения, прежде всего, дают полноту жизни, а мышление лишь регулирует их поступление по возможности.
Поэтому для всех живых существ программа роста и развития настроена сугубо на получение ощущений, дающих впечатление пребывания в жизни, но не более того. В соответствии с этой программой, находящейся в геноме каждой клетки организма, все живые существа борются за сохранение ощущений, а всё остальное, в частности, проблемы познания, культуры, морали не входят в их «рацион», то есть все они запрограммированы лишь к получению ощущений, что им и удается с разным успехом, приспосабливаясь к окружающей среде.
Иначе говоря, все живые существа находятся как бы внутри среды, являясь, своего рода, атомами или динамическим составляющими этой среды, толкущимися в ней ради приза в виде ощущений, а не размышлений о такой жизни.
Выйти наружу они не способны, но оказались бы способны, если в дополнение к первой программе в геноме появилась дополнительная программа, которая разрешала бы им произвольные соображения с соответствующими произвольными действиями для достижения поставленных целей помимо наработанных инстинктов и рефлексов.
Именно такая программа появилась тогда, когда возник подходящий кандидат, способный на произвольное мышление и произвольные действия.
Таковым кандидатом явилось одно из прямоходящих существ, которое было наиболее развитым в отношения производства разнообразных действий, как совершенно правильно отметил Энгельс.
Остальные живые существа не были охвачены этим нововведением и поэтому до сих пор живут, приспосабливаясь к собственному окружению ради получения ощущений, и не претендуют на большее.
Остается только предполагать, каким образом в геноме одной или нескольких видов прямоходящих обезьян появилась эта дополнительная программа.
Вариантов тут немного: случайное изменение генома в результате мутаций или же целенаправленное изменение генома.
Что касается случайности, то она крайне маловероятна, поскольку геном слишком сложен для сравнительно быстрого преобразования его в нужный вид неконтролируемым способом именно тогда, когда появился достаточно развитый прямоходящий примат.
Стало быть, тут не обошлось без постороннего конструктора.
Но откуда же он взялся?
Сравнительно недавно (2001-2003г.) шведский философ Ник Бостром попытался дать ответ на этот вопрос своей гипотезой матрицы, высказав соображение о том, что мир есть симуляция, подстроенная под восприятие человека, то есть некто вроде компьютерного программиста формирует все объекты нашего мира [2].
Бостром и его последователи полагают, что сверхмощный компьютер под управлением некоего потустороннего существа с использованием соответствующих программ может произвести целый мир, подобно компьютерной игре, а заново образованным обитателям этой ложной реальности привить такое сознание, при котором они будут воспринимать всё вокруг как объективную реальность, и будут жить в ней, не подозревая, что эта реальность является лишь компьютерной иллюзией.
Это соображение Бострома и его последователей наглядно демонстрирует их сугубо материалистическое представление о сознании как производном мира вещей. Поэтому все они считают, что подобная упрощенная система мироздания может быть создана искусственно и ею нетрудно манипулировать так, как хочется создателю этого виртуального мира.
Они также не задумываются о том, что обитатели матрицы, по сути, должны быть одноразовыми, поскольку в виртуальной реальности размножение ее обитателей с соответствующей передачей свойств геномов родителей следующему поколению без наличия у этих обитателей сознания, диктующего живому существу все его поступки, а не наоборот, и не со стороны чего-то внешнего, невозможно.
Поэтому нет никакого смысла говорить о виртуальном мире с сознательными обитателями в нем, которыми руководит высокоразвитый программист из другой реальности, которые не более чем марионетки, неспособные ни к какому развитию. Но развитие в известной нам среде невозможно отрицать.
К тому же, материалист Бостром не смог ответить на вопрос: откуда взялся самый первый программист?
Действительно, взяться ему было неоткуда, кроме как из самодвижущейся материи, которая непонятно как произвела этого сверхумного программиста, тем более что никто из материалистов не объяснил, каким образом эта материя появилась из ничего в состоянии самодвижения.
То есть гипотеза Бострома о конструировании человека и человечества на манер одноразовых солдатиков неким программистом не выглядит состоятельной.
Кроме Энгельса и Бострома о роли труда в возникновении человека в соответствующих сообществах и его роли в поступательном продвижении человечества было сказано очень много, но, как говорится, «воз и ныне там».
Причина этого состояния дел в столь важном аспекте, надо полагать, заложена в недостаточном внимании к довольно-таки явному различию между сознанием человека и сознанием любого иного существа, а также между коллективистским сознанием сообществ человека и коллективным сознания сообществ прочих живых существ.
Итак, в чем же состоит основное отличие прекрасно организованного труда, например, муравьев, ради собственного жизнеобеспечения с четким распределением работников по определенным нишам для выполнения необходимых сообществу функций, от трудовых обязанностей человека? И почему для исполнения своих функциональных обязанностей муравьям не требуется даже индивидуальных мозгов, которые, правда, заменяет система довольно сложных внутренних связей –- их выполняет в данном случае нервная система, - и внешних связей – сигнальных, на полевой основе?
В сущности, соображения и действия муравьев определяет не что иное как низшая – природная форма сознания в индивидуальной форме муравья – минимально, а коллективной – максимально, приводя соответствующее сообщество живых существ, в зависимости от их уровня развития, постепенно методом проб и ошибок к оптимальному приспособлению сообщества к окружающей среде на основе инстинктов и рефлексов, инициируемых неудовлетворенностью существа тем, что есть, которая у него устремлена на то, чтобы, как минимум, уцелеть, а максимум - изменить свое пребывание в бытии в сторону улучшения питания и организации более безопасного существования.
При этом, часть этих поначалу примитивных сообществ может достигнуть настолько оптимальной организации своих усилий по адаптации к среде, что так и останавливается на ней, вполне удовлетворенная данной позицией, то есть консервируясь в ней. Кроме муравьев или термитов этим свойством отличаются пчелы и кораллы. Правда, о дальнейшем развитии и совершенствовании в этом случае можно забыть.
Однако другая часть живых существ идет по пути разбиения на две основные группы – стадных, которые пассивно пасутся, потребляя ту или иную флору, и более активную группу существ - хищников, которые потребляют уже не растения, а самих стадных, получая тем самым в создавшемся антагонизме и вместе с тем некоем вынужденном слиянии обеих групп, а также при конкуренции хищников, импульс к собственному усложнению и развитию, которое идет уже довольно быстро, добираясь в итоге до приматов, которые заняли, своего рода, промежуточную позицию, являясь и травоядными, и хищниками по энергетическому потреблению.
То есть приматы умудрились как бы «двух маток сосать», соединяя оба вида потребления, и вместе с
|